Старик засуетился. Его величественная спина обмякла, он искоса взглянул на Кирилла и передернул плечами.
— Я подожду у выгона, — Кирилл прошел вперед, отодвинув плечом лиловую тетку.
У выгона, как обычно, народу было немного. В основном детвора, чьи родители сейчас на трибунах занимались сложным раскладом достоинств лошадей по книжечке-программке.
Кирилл спрятал руки в карманы и привалился плечом к забору. На лужайке паслось пять лошадей. Изредка перебирая длинными сухими ногами, они склоняли свои широкие шеи к траве. Иногда какая-нибудь из них поднимала голову, к чему-то прислушиваясь, и, тряхнув аккуратно расчесанной гривой, снова опускала морду к траве. Пригасающий дневной свет отражался от лоснящейся, словно покрытой маслом кожи, и от этого лошади казались воздушными, тихими.
Рядом с Кириллом остановился парень лет двадцати. Он ел сливы и швырял косточки лошадям. Дети смеялись. Лошадь, которая паслась поближе, накрыла мягкими губами косточку и отошла в сторону.
— А, не нравится? — радовался парень. — Боишься подавиться?!
Кирилл оттолкнулся плечом от забора, сделал два шага и приблизился вплотную к парню, не вытаскивая рук из карманов.
— Я могу тебя побить.
— Чего? — удивился парень.
— Побью я тебя, пожалуй, — задумчиво произнес Кирилл.
Странный деловой тон озадачил парня.
— За что же? — поинтересовался он.
— Так просто… Вначале я тебе дам в правое ухо, мне так сподручнее. А потом, пожалуй, дам и в левое, для равновесия.
— Ты что, чокнутый? — парень заволновался.
— Скажи еще чего-нибудь. Разозли меня, для разгона.
— Пьяный, да, пьяный? — парень быстро оглядывался по сторонам.
— Не то говоришь, — вздохнул Кирилл. — Обругай меня как-нибудь. Только негромко, тут дети… Или лучше так, стукни меня ты, для затравки.
Дети, притихшие было поначалу, вновь развеселились. Им показалось забавным то, о чем так серьезно беседовали эти двое. Но тут подошел Иван Николаевич.
— Вы это что, петухи? — Он взял Кирилла за локоть.
Появление Ивана Николаевича успокоило парня. Он заносчиво не сводил, как он полагал, грозных своих глаз с Кирилла, приговаривая сквозь зубы:
— Не мешало б тебе накостылять, не мешало б.
Но Кирилл уже не обращал на него внимания. Сэр Джон увлекал его в сторону.
— У меня к вам просьба, Кирилл. Так, пустячок. Любезность… Не смогли бы вы получить в кассе выигрыш по двум билетам?
2
К институту Кирилл подъехал в начале восьмого. Перерыв между лекциями кончается в семь: жди теперь целый час. У деканата висело расписание занятий, из которого было ясно, что Лариса сейчас находится в тридцать второй аудитории.
Кирилл разыскал аудиторию в конце длинного коридора. Дверь была плотно прикрыта. Если бы чуть приоткрыть и посмотреть: вдруг Лариса сегодня не пришла? Простоишь целый час впустую. Кирилл, мягко пружиня пальцами, слегка потянул дверь на себя. Никакого результата. Он отошел и сел на подоконник.
Если бы не старик, он наверняка бы успел к семи. За то, что Кирилл погасил два билета, сэр Джон вручил ему пять рублей — за услугу. Кирилл отказывался. Подумаешь, услуга — пройти к кассам и получить выигрыш, даже очереди не было. Но старик настаивал. Правда, и выигрыш был по этим двум билетам, слава богу, пятьдесят рублей. Интересно, когда старик успел провернуть все это?..
На лестнице раздались шаги, кто-то спускался в коридор. Кирилл загадал: если мужчина, то Ларисы в институте нет, если женщина — все в порядке. Кажется, все-таки идет мужчина. Конечно, мужчина. Четкий и короткий пришлеп подошвы, ошибиться тут невозможно.
В коридор вошел молодой человек, и Кирилл сразу же узнал в нем Юрия Синькова. Вот так встреча. И Юрий был явно озадачен.
— Ты, что ли? — спросил он.
— Вроде я. Жду тут одну. — Кирилл повел подбородком в сторону аудитории.
— А я листы сдавал по сопромату, — сказал Юрий. — Зачет.
— Понятно, — ответил Кирилл. — А я вот жду.
— Ну жди, жди, — проговорил Юрий. — Пойду. Надо лаборанта разыскать. Говорят, в буфете. То одного ловишь, то другого.
— Слушай, Юра, возьми меня к себе, а? — неожиданно для самого себя сказал Кирилл.
— Куда? — не понял Синьков.
— Ну, в бригаду.
Синьков молча посмотрел на припухлые губы Кирилла. Потом взглянул в глаза — темные, с небольшой косинкой. Кириллу стало неловко. Он уже сожалел о том, что вдруг высказал свою просьбу, но ничего не поделаешь.
— Я не против. Подавай заявление Ивану Кузьмичу. — Синьков направился в буфет искать лаборанта.
«Молодец, что ни о чем не спросил. — Кирилл порадовался. — Правильно сделал. Расспрашивать — это значит остерегаться, как бы не оказаться в дураках».
Через несколько минут Синьков прошел обратно в сопровождении лысого толстяка в длинном синем халате. Толстяк держал в руках пирожок, завернутый в салфетку.
— Весь день сидишь, и ничего. И никому ты не нужен. А как уйдешь на минуту, на тебе! — возмущался толстяк.
Юрий молчал и улыбался.
— Давай-давай, — негромко приободрил Кирилл. — Зачеты-перелеты. На ночь есть вредно.
Толстяк не ответил и спрятал пирожок в карман халата. Прозвенел звонок. Кирилл соскочил с подоконника и оглядел себя в мутном, угасающем стекле. Не мешало бы причесаться, но так Ларисе больше нравилось, он знал.
Дверь-аудитории распахнулась, и в коридор стали выходить студенты. Лариса вышла почти последней. При виде Кирилла она не удивилась и сразу же протянула ему портфель.
— Подержи. Что-то в туфлю попало. — Опершись рукой о плечо Кирилла, она сняла туфлю и принялась вытряхивать. — Зачем пришел?
— Соскучился.
— Ври больше! Три дня не звонил, а тут соскучился. — Она надела туфлю и пристукнула каблуком. — Забыла, как ты и выглядишь.
— Нормально, — со скрытым довольством произнес Кирилл. Он знал цену своей внешности и в обиду себя не давал. — Говорят, в «Буратино» сейчас эстрадники играют. Из «Меридиана».
— Я домой хочу. Телевизор лучше посмотрим. Пошли? — Она сказала это вскользь.
— Ну вот еще! С чего это я к тебе пойду?
— А что особенного? Познакомлю тебя со Степаном.
— Нужен мне твой Степан…
Они вышли на улицу. Прохладный осенний ветер тормошил голые ветви кустов, и одинокие уцелевшие листья зябко подрагивали. Вот уже неделя, как вечерами нагоняло дождь. И сегодня, наверное, будет дождь. Луна ныряла в тучи и вновь выныривала, блестя умытой физиономией.
В ярко освещенной прихожей стоял огромный сундук, а на сундуке сидела старушка с белым вязаным платком на плечах. Она водила коричневым пальцем по странице книги. Не отрывая пальца от страницы, старушка посмотрела на молодых людей поверх круглых очков в проволочной оправе.
— Ты чего, бабуля? — Лариса поцеловала старушку в лоб, похожий на запеченный баклажан.
— Светло тут, вот и сижу. — Продолжая смотреть на Кирилла, старушка спросила в упор: — А этот чего пришел?
— В гости. Телевизор смотреть. Его зовут Кириллом.
Старушка отложила книгу и проворно слезла с сундука.
— Поди-ка сюда. — Она поманила Кирилла в глубь квартиры.
После яркого света прихожей темнота комнаты показалась особенно густой. И старушка растворилась в этой темноте, лишь платок светлел зыбкими бликами.
— Выключатель в моей комнате испортился.
— Это мы сёйчас. Это мы в одну секунду! — Кирилл обрадовался тому, что можно будет умаслить старушенцию. — Отвертка нужна. И свет какой-нибудь.
— Я сейчас свечку принесу, — сказала старушка и ушла.
Вскоре Кирилл услышал голос Ларисы, укоряющий старушку за то, что она эксплуатирует гостя:
— Не успел человек в дом войти, как тут же работа нашлась. Лучше бы чай поставила. И пирог испекла, что ли.
Кирилл стоял и улыбался. Ему было приятно слышать голос Ларисы, и старушка казалась смешной и доброй.
В комнате на стене задвигались тени, становясь четче, контрастней. Вошла Лариса со свечой.
— Такая подойдет? — Она протянула Кириллу отвертку. — А ты и рад стараться. Отец вернется из командировки и починит.
— И чему вас там обучают, в политехническом? — весело приговаривал Кирилл. — Встань сюда. Повыше свет. Так, так…
В бледном скользящем свете лицо Ларисы представлялось ему особенно прекрасным. В ее темных зрачках мерцало отражение свечи. Кирилл никак не мог попасть отверткой в шлиц винта, тени колыхались, и шлиц казался живым и гибким.
— Держи крепче свечу! — Кирилл пытался унять дрожь в пальцах.
— Не поддается винт? — почему-то шепотом спросила Лариса.
Кирилл сунул отвертку в карман, резко обернулся, обхватил ладонями лицо Ларисы и прижался губами к ее губам.
— Огонь ведь, сумасшедший, — шептала Лариса, приникая к Кириллу. — Пусти. Свечка упадет…