И все же Сталинград явно привел к нервному срыву. Как писал биограф фюрера Йоахим Фест: «До этого он лишь изредка утрачивал свой стоицизм, который, как он полагал, был непременным атрибутом великих полководцев, даже в критических ситуациях он сохранял демонстративное спокойствие». Теперь же появившиеся приступы ярости свидетельствовали о постоянном перенапряжении сил. Выслушивая доклады офицеров ОКН, фюрер, не стесняясь, обзывал их идиотами, трусами и лжецами. Как писал тот же Фест, в конце 1942 г. Гитлер «пережил крушение всей своей системы нервной устойчивости, что не проявлялось открыто только благодаря его колоссальной, отчаянной самодисциплине». Однако описания постоянно бушующего, потерявшего самоконтроль фюрера являются преувеличением. Стенограммы обсуждения положения на фронтах скорее свидетельствуют о том, сколько энергии ему приходилось затрачивать, чтобы соответствовать тому образу, который отвечал его представлениям о самом себе.
Наоборот, даже летом 1944 г., когда рушились Западный и Восточный фронты, а противник имел подавляющее превосходство в воздухе, Гитлер проявлял поразительное самообладание и упорство. Окружающие восхищались его способностью сохранять спокойствие в самые решительные и кризисные моменты. Фюрер излучал оптимизм и демонстрировал несокрушимую уверенность в победе даже тогда, когда поражения следовали одно за другим.
Фанатизм как стратегия
Политика, тактика и практическая деятельность Гитлера в конце войны были такими же, как и раньше. Фантасмагорические черты, которые они приобрели, объясняются только тем, что изменилась обстановка на фронтах и в мире. Но сам Гитлер остался прежним. Нацистский режим был до предела догматичен. Он раз и навсегда создавал свою идеологию, политику и практику. Никакие потрясения и внешние факторы не могли ничего изменить. Фюрер не раз говорил себе, что он идет своим путем «с уверенностью лунатика». И действительно, намеренная слепота, тупое упрямство просто поражают, когда рассматриваешь высказывания Гитлера.
В марте 1945 г. статс-секретарь министерства пропаганды Вернер Науман говорил: «24 февраля фюрер сказал, что в этом году мы добьемся исторического поворота. Для нас это реальность. (?!) Откуда она исходит, мы не знаем. Это знает фюрер». И это про 45-й год! Почему же достойный ученик доктора Геббельса ссылался на 24 февраля? Именно в этот день по случаю 20-летнего юбилея принятия программы НСДАП Гитлер обратился с «ежегодным посланием» к немецкой нации, в котором, в частности, отмечал: «Если фронт и родина по-прежнему полны решимости уничтожить каждого, кто только осмелится нарушить приказ держаться до последнего, или того, кто струсит, а тем более саботирует нашу борьбу, то они сумеют предотвратить уничтожение нации… Тогда в конце концов немцы добьются победы».
В конце марта 1945 г. Науману вторил сам Геббельс, крича по радио: «Так же как наш фюрер преодолевал кризисы в прошлом, он преодолеет и этот кризис… Он сказал мне: я твердо уверен, что когда мы бросим в новое наступление армии, мы побьем и потесним врага, в один прекрасный день наши знамена окажутся знаменами победы. Никогда я ни во что не верил так непреклонно, как верю сейчас в победу…»
Верил ли фюрер сам в то, что говорил? Вряд ли. В конце марта 1945 г. в разговоре с генералом Люфтваффе Каммхубером он проговорился: «Война проиграна. Это я знаю сам». Начальник ОКХ Гудериан так отзывался после окончания войны о своем главнокомандующем: «У него была особая картина мира, и все факты должны были вписываться в эту фантастическую картину. Как он верил, таким и должен был быть мир, на самом же деле это была картина совсем другого мира». Впрочем, в разной степени это относится к любому человеку на земле, в том числе и к самому Гудериану. Еще никому не удавалось видеть реальность совершенно объективно и трезво.
Гитлер на совещании в штабе группы армий «Висла», 03.03.1945 г.
Слева направо: генерал артиллерии Вильгельм Берлин, генерал-фельдмаршал Роберт фон Грейм, генерал-майор Франц Ройсс, генерал зенитной артиллерии Йоб Одебрехт
Командующий Западным фронтом, а ранее немецкими войсками в Италии фельдмаршал Кессельринг также отмечал: «Еще 12 апреля 1945 г. во время моего последнего доклада у Гитлера он был оптимистически настроен… Он был прямо-таки одержим своей идеей спасения, цеплялся, как утопающий за соломинку. Он, по-моему, был уверен в успешной борьбе на Востоке, верил в 12-ю армию, в различное новое оружие и, может быть, в крушение вражеской коалиции…» Яркой иллюстрацией «оптимизма» Гитлера является его встреча 23 марта с начальником РСХА Эрнстом Кальтенбрунером, прибывшим для обсуждения вопроса о расширении его полномочий при принятии решений по Австрии. Гитлер встретил шефа имперской безопасности у большого моста в городе Линц на Дунае, который он хотел сделать столицей Центральной Европы. Далее он углубился в обсуждение вопросов о переустройстве этого города. Вряд ли Кальтенбрунера, уроженца Линца, в тот момент сильно волновала судьба родного города. Посему длинные рассуждения фюрера по «столь важному вопросу» вызвали у него только удивление и раздражение. Гитлер, видимо, что-то почувствовал и на полном серьезе заявил своему земляку, что «если бы я не был уверен, что когда-то вместе с вами буду перестраивать город Линц, то уже сегодня пустил бы себе пулю в лоб». После этого фюрер заверил эсэсовца, что у него «есть еще средства и возможности закончить войну победоносно».
Весной 1945 г. Гитлер, находясь «в расстроенных чувствах», принял одно из последних своих важнейших решений. 19 марта он подписал директиву об уничтожении военных, промышленных и транспортных сооружений, средств связи и всех материальных ресурсов на территории Германии, коими может воспользоваться противник. Не следовало оставлять ничего, что могло бы помочь немецкому народу пережить грядущее поражение Третьего рейха. Фюрера совершенно не волновала судьба своего народа после его личного краха. Еще в августе 1944 г. он заявил своим гаулейтерам: «Если немецкому народу суждено потерпеть поражение, то он, очевидно, слишком слаб, он не смог доказать свою храбрость перед историей и обречен лишь на уничтожение».
Фактически фюрер предрекал своей стране гибель в духе Западной Римской империи в V веке. В беседе с Альбертом Шпеером он утверждающе заявлял: «Если война будет проиграна, нация тоже погибнет. Нет необходимости заниматься основой, которая потребуется народу, чтобы продолжить самое примитивное существование. Напротив, будет гораздо лучше уничтожить все эти вещи своими же руками…»
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
