Что и произошло. Добрая половина наших пуль нашли свои жертвы. Более полутора сотен исламских воинов, убитые и раненые, повалились на землю. Начались отчаянные крики.
В ответ тоже раздалось три десятка выстрелов. Перед нами на границе лагеря уже стояли около 250 человек. У них было с полсотни мушкетов. Конечно, стоящий на своих ногах стрелок обычно демонстрирует точность намного больше, чем у верхового.
Но два с лишним десятка турок с огнестрелом были тут же убиты или ранены. Да и сама природа помогала нам, так как маневрируя, мы атаковали так, что восходящее солнце слепило вражеским стрелкам глаза.
Из менее тридцати сипахов, теперь стрелявших по казакам, в результате стресса, занервничав, целый десяток выстрелил высоко поверх наших голов. С испугу забыв, что дуло мушкета при выстреле обычно подкидывает вверх. Еще десяток стрелявших просто промазали, угодив в разрывы между всадниками, которые мы пока, в ожидании ответного залпа, еще не сомкнули. Да и пылевое облако, скрывавшее цели, мы подняли изрядное.
И лишь десяток турецких пуль угодили в цель. В основном попав по лошадям, так как животное — более обширная мишень, чем человек.
А вот теперь казачьи ружья перевесились за спину.
— Кучей! Стремя в стремя! Не отрываться!- сотники кличами смыкали станичников.
Дрожала земля. Градом летели мелкие камни и куски грязи из-под конских копыт. Резкий воздух прорывался в ушах, от разгоряченных скакунов остро пахло потом. Кровь кипела в жилах.
Смятение овладело султанским войском. «Подумать раньше» стало слишком поздно. В лагере османов упорно продолжали молиться всего сотни три чудаков. Теперь уже до самых тупых дошло ощущения нагрянувшего несчастья. Остальные турки вскочили и, словно стая испуганных куриц носились туда-сюда, сталкиваясь друг с другом и сея панику.
Ее усугубил залп из 345 пистолетов, причем я подряд выпустил сразу пять пуль. Сквозь дым от выстрелов прорывались красные вспышки пламени.
И тут же наши пики с лязгом заняли угрожающее положение для атаки. И вовремя, так как оставалось жалких пару секунд до столкновения с толпой. Все прошло как на учении!
Два наших залпа из огнестрела уложили три сотни турок. Еще сотни три, тяжело топая, со всей мочи побежали прочь, в надежде поймать своих лошадей. Кое-кто еще молился, кто-то вооружился, но было уже поздно.
Ураган казачьей кавалерии налетел и повалил в громе и пыли и оставшихся людей, и шатры на переднем крае лагеря. Мы мчались напролом. Как одержимые. Турецкий стан закипел. Эскадроны нашей кавалерии продолжали нестись во весь опор: лошади давили подковами мертвых и раненых. Одному оторвало челюсть, другому размозжило череп, третьему, которого можно было еще спасти, раздробило ребра.
Казаки, подобно ангелам смерти, ловко орудовали длинными пиками, как зубочистками, насаживая людей, так же как опытный повар насаживает поросят на вертел. Используя преимущество длинных пик над невольной свежеиспеченной пехотой.
Наши движения были точны, глаза прищурены. А «богатуры» не привыкли сражаться пешими. Да и не умели.
Смерть металась по вражескому стану. Сыпались удары, звенело железо, стоны умирающих смешивались со ржанием скакунов. Кипели кровавые ручьи. Через секунду было уже все кончено, в лагере никто не спасся. Мы выхватили клинки и поскакали догонять беглецов, стремившимся к своим лошадям. А пешему от конника не уйти. А несколько беглецов, из числа тех, кто сильно оторвался, я смог снять при помощи своего второго револьвера.
Только менее двух сотен турок сумели поймать своих лошадей и им повезло ускакать. Остальных мы беспощадно зарубили. Попадались такие трусы, что начинали визжать как поросята, когда шашка опускалась им на бритую голову. Собачья смерть…
Все лагерное поле, на огромном пространстве, было устлано телами убитых и раненых мусульманских воинов. Тут лежали более восьми сотен человек. Были потери и у нас. Шестеро убитых. Двадцать раненых, но только семь из них серьезно. Мы потеряли четыре десятка лошадей, но казаки с помощью арканов тут же поспешили наловить разбежавшихся коней у османов. С этим проблем не возникло.
Животин было больше чем достаточно. Даже с избытком. Прямо как в песне поется: «Есаул, есаул, что ж ты бросил коня? Пристрелить не поднялась рука…»
Так же не возникло никаких проблем и со сломанными в бою пиками. В лагере нашлось сотни две трофейных пик и копий, которые моджахеды просто не успели применить. Добре. Этого количества нам вполне достаточно. Перезарядив ружья и пистолеты, мы были готовы к новому этапу столкновения со следующей порцией мусульманских всадников.
А пока казаки шарили по телам в поисках трофеев, кинжалами кончая раненых. Любая мелочь пригодится. Отправив десяток легко пострадавших казаков с караваном лошадей, навьюченными ранеными и телами убитых на холм, где находился наш обоз, мы стали дожидаться, пока турецкие беглецы не доскачут до следующего лагеря турецкой конницы и не пожалуются на нас. Нечего хорошего нам это не сулило.
Любопытно, что просить о помощи и мести направлялись всего человек восемьдесят. Остальные своевольные вояки, раз получив по зубам, решили, что такая война им не интересна. И сразу направились в турецкий тыл, смекнув, что грабить болгарских крестьян, намного легче, чем сражаться с русской армией.
В общем, первый этап прошел удачно. Вернули мы туркам кровавый должок. Вчера они нас, сегодня — уже мы их. Потому, что в прошлом году, в июле месяце, при осаде Силистрии, почти так же османы вырезали 2-й донской казачий полк, по руководством полковника Тацына. Что действовал заодно с регулярным полком полковника Хомякова.
"С разных сотен собирались
И за Дунай отправлялись.
Дунай речушка, река,
Широка и глубока,
Шириною шире Дона".
Тот день был жаркий. Дорога шла по прекрасной местности. В полдень оба полка стали на привале в лесу на тенистой поляне. Прилегли отдохнуть. В назначенный для выступления час полк Хомутова поднялся и ушел, казаки же, утомленные походом, бессонными ночами на сторожевой службе, разморились на жаре и теперь на холодке так разоспались, что и не видали, как ушла русская кавалерия. Вдруг часовой сделал выстрел, другой и третий.
В казачьем стане поднялась тревога. Спросонок казаки не знали, куда сунуться. Кинулись к лошадям, да было уже поздно. На казачий привал налетели тысячами турецкие сипахи. В полку было много молодых казаков. Они растерялись. Кто схватил пику и не знает, что делать с ней без коня, другой нес вьюк, да так со вьюком и замер с разинутым ртом. Старые казаки схватились за ружья — да старое ружье не то, что будущая винтовка, — один выстрел сделал, а потом надо заряжать, возиться долго…
Один из первых погиб полковник Тацын. Его так изрубили турки, что тело его потом опознали только по рукам да по золотому кольцу на пальце. Всего в свеженьком полку было шесть сотен человек, реестровые и прислуга с обозниками. Пять сотен казаков погибли под ударами кривых турецких ятаганов, лишь шестая успела сесть на лошадей и под командой есаула Вильфинга прорубилась сквозь турок.
Ну, а теперь мы сполна расплатились по счетам. С процентами. И впереди предстоит второй Акт Марлезонского балета.
Ждем-с. «Избу поджог. Запаздывают бабы…»
Глава 8
Наше ожидание не слишком затянулось. Через четверть часа, турки, подготовившись, огромной тысячной толпой выехали из своего стана и направились разбираться с нами. В очередном раунде Крест и Полумесяц готовились решить, кому же из них надлежит властвовать над миром.
Позорное поражение от горсти чужаков привело османов в неописуемую ярость. Похоже, тамошний атабек, Сефер-паша, постеснялся просить помощи коллег, рассчитывая легко справиться самому. Да и то, у него более тысячи бойцов, в у нас — чуть больше 320. Итого, более чем три к одному. К тому же ему явно не терпелось наказать нас за дерзость.
