— Интере-есно… — затянул Карлайл. — К этому сюжету так и просится продолжение!
— Совершенно верно, и даже не одно! Внучка захочет попробовать колу, а бабушка не жадина, и вот уже они обе — яркие образы. И так, постепенно, чередуя смешные случаи, бабушка перетянет на свою сторону всю семейку. Преобразится и родня, и дом!
— О`кей! Мне это нравится! — решительно заявил американец. — Детали обговорим после обеда.
— Тогда мы приступаем, — мигом вклинился Кириллыч.
— Да-да! Время — деньги!
— Мы готовы… — внушительно начал Вика, но главред сделал нетерпеливый жест в его сторону.
— Игнат, проект на тебе, — сказал он веско. — Бери, кого нужно!
— Руслана нужно, Дашу… — перечислил Марлен. — И хорошего… м-м… айтишника.
— Валдис подойдет? — деловито спросил Кириллыч, торопливо делая пометки.
— Вполне.
— Бери — и за работу!
* * *
«Мобильная группа» Осокина собралась у Руслана, в его маленькой студии. Робкая Даша, миниатюрная шатенка, понемногу отошла, уяснив, что шеф в лице Марлена вовсе не собирается ее гнобить.
А Валдис Смирновс, с самого рожденья заторможенный, смахивавший на добродушного, неуклюжего викинга, совершенно преобразился за компьютером, успевая следить сразу за тремя дисплеями.
— Даш, — Осокин отвалился на спинку кресла, и потянулся, — на тебя мы взвалим кастинг. Подберешь и семейку, и бабуську.
— Сделаю, — тряхнула челкой девушка.
— Я еще и сам толком не знаю, какая нам нужна старушка. Что-то вроде Шапокляк, но не такая вредина… Хотя хулиганистость нашей героине должна быть присуща.
— Да есть варианты… Пошукаю!
— Давай… Ну, что? «Цели ясны, задачи поставлены, — как говорил кто-то из генсеков. — За работу, товарищи!»
Марлен последним вернулся в общий зал. Надо было доделать интервью с Большаковым, избегая малейших намеков на тему «Бро», но забираться в загон, погружаться в текучку не хотелось до тошноты.
Это раньше «Либереум» представлялся ему ульем. Однако, бытие живо скорректировало образ, опустив его до реального уровня. Копия — серпентарий…
Осокин зажмурился и покачал головой. Бывал он во всяких коллективах, дружных и не очень, но даже представить себе не мог, что в небольшом объеме редакции сконцентрируется столько воинствующего мещанства, беспринципного эгоизма и лютой злобы.
Даже мелкий успех коллеги вызывал ненависть и плохо контролируемое желание сподличать, напакостить! А вот если Марлена постигнет неудача… О-о! С каким наслаждением они втопчут его в дерьмо!
«Не дождетесь!» — криво усмехнулся «попаданец», и шагнул в общий зал.
— Иньяс! — звонкий, заливистый голос Клод мигом покрыл раздраженный говор.
Смеясь, девушка подбежала к нему, слегка припадая на левую ногу. Шкафообразный Гастон скромно тулился у дверей.
— Привет, Иньяс! — воскликнула Азани, сияя.
— Привет, Диди! Нашла все-таки?
— Ага! Ты плохо прятался!
Коллектив «Либереума» высунулся над загородками, с неуёмным любопытством и запредельным изумлением наблюдая, как старлетка «лижется с этим несносным Вагиной».
Привычный гомон стих, и акустика доносила оживленное перешептыванье:
— Азани… И-и-и! Это Клод Азани, девчонки!
— Ни-ичего себе…
— Да как ты не помнишь?! Она еще герцогиню играла в «Мятежниках»! И девушку Бонда!
— Клод Азани — живьем! С ума сойти…
И вот уже блеснула вспышка — секретарша исподтишка запечатлела нежную встречу сотрудника с «самой Азани».
— Пошли отсюда, Диди, — заулыбался Марлен, — а то эти папарацци ославят нас на весь Интернет!
— Пошли! — радостно откликнулась девушка. — А куда?
— А тут кафе есть неподалеку, «Шоколадница» называется…
— О, какое вкусное название!
Парочка вышла, и общий зал забурлил, переваривая вторую сенсацию за день.
Глава 5
Глава 5.
Пятница, 22 апреля 2022 года. Вечер
Нахабино, улица Институтская
Смутно было Марлену.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Рекламный клип со старушкой-попрыгушкой вовсю крутили по ТВ, а Кириллыч каждому из «мобгруппы» выдал премию — по шестьдесят тысяч в одни руки. Нет, деньги — это хорошо, они лишними не бывают, вот только… Как-то не до них.
Азани улетела в Париж, но память о ее гибком и горячем теле жила в Марлене, угрызая совесть. Хотя тут любой детектив с ума сойдет, разбираясь, кто кому изменил.
Игнат — Марине? Его же организм тискал сладко стонавшую Диди! Только вот товарища Вагина на месте нет, ты вместо него, товарищ Осокин. И каково будет Аленке, если узнает, что ты переспал с другой?
«А это не я! — криво усмехнулся Марлен. — Ну и… Ну, не обижать же Клод!»
Да, да, конечно… А больше всего ему понравился иной довод рассудка, изрядно взбаламученного гормонами — дескать, стоит ли себе отказывать? Марина — девушка Игната, а ты… Вдруг ты здесь навсегда? И никогда больше не увидишь Алёну? А тут — Диди…
Всё равно, гадостно как-то, извратно… Хотя маленькое оправдание, даже так — объяснение, имеется. Губастенькая и глазастенькая Клод походила на Аленку.
А вообще, Азани смахивает на Монику Белуччи. И на Изабель Аджани. И на Софи Марсо. Или на Милен Демонжо.
Вот так вот, выстроишь всех этих красавиц в неверном свете — перепутать можно запросто. В их красоте много общего.
Может, его чувство прекрасного зациклено на некоем едином образе, подходящем и Монике, и Алене, и Диди? Потому он и влюбился?
Марлен крякнул. Бежал он любви. Пока встречаешься с девушкой, всё хорошо, даже прекрасно, но ведь любая раскрасавица, рано или поздно, захочет иных отношений — тех, которые положено регистрировать.
И вроде не скажешь, что он боится ответственности. Просто… Хм. Как раз всё не просто. По сути, выходило, что в паре с Аленой ведомый — он. Как бычок на веревочке…
Пущай, мол, всё идет, как идет! А там видно будет. Мужская позиция, нечего сказать…
— Да что толку рассуждать? — вслух высказался Марлен. — Ты здесь, а она — там!
«О-хо-хонюшки, — как бабка говорила…»
Неожиданно из прихожей поплыл звон электронного колокольчика. Шлепая тапками, Осокин заспешил к двери.
«Кого там…»
В воображении крутила попой Аленка, игриво, маняще улыбаясь через плечо.
«Ага! — тускло улыбнулся Марлен. — Что бы ты еще придумал…»
Клацнула тяжелая стальная дверь и, пища от радости, порог переступила Марина.
Пятница, 21 апреля 1967 года. День
Приозерный, улица Ленина
Капотный автобус «ГАЗ» доезжал до конечной, но я чуял, что засиделся, и вышел на окраине, где огороды частного сектора выходили к речушке с почти недвижной водой. Гладкое влажное зеркало невинно отражало небо — и строй сосен на другом берегу.
Я мягко спрыгнул на обочину, и водила широким движением крутнул рычаг, запирая дверцу. «Газон» завыл, и тронулся, радостно пофыркивая, как лошадь, завидевшая конюшню.
Автобусная духота и пыль оставили меня, а от леса повеяло прохладой. Хотя за речкой Темнушкой, за кривобоким мостиком из шпал, вырастал вовсе не бор, а суборь.
«Суборь, Тик, это как сурожь, — растолковал мне однажды дед. — Сеяли раньше так, рожь вместе с пшеницей. У ржи колосья крепкие, вот она и поддерживала хлипкое жито. А тут — суборь. Видал? И дубы между соснами, и березы… Лесов в нашем краю не сыщешь, сплошные лесополосы. Зато — суборь…»
Придерживая у груди кофр с увесистым фотоаппаратом, чтобы ремешок не слишком давил на шею, я неторопливо зашагал к редакции. Улица Ленина тут единственная, укатанная асфальтом, и вовсе не в память Ильича. Просто она — отрезок дороги между райцентром и деревней Дубки, вот и покрыли.
В район я ездил по личному делу — упросил сонных работниц архива при дровненском райисполкоме выискать хоть какие-то сведения о бабе с дедом. Архивариусы, похожие на живых окаменелостей, поворчали, но зарылись-таки в пухлые папки. Результат — нулевой.
