— Хватит! — отрезала я. — Я слышала это от Старца и не хочу слышать ещё и от тебя. Не говори мне, что Датэ теперь больше Дева, чем я! — Он встрепенулся и закачал головой, не веря, даже не догадываясь… — Да, не ты один не можешь использовать техники больше. Мой дар иссяк.
— Но это неправда! Я чувствую её в тебе, силу истиной Девы. Те солдаты были убиты твоей техникой.
— Моей техникой, но не мной. А кто её использовал? Отшельник, сущность которого прямо противоположна Деве! Старец! Мужчина! И после этого ты говоришь, что он не заодно с Датэ? Они оба присвоили то, от чего должны были держать руки подальше! Уже одно только это объединяет их слишком сильно! — Я тяжело дышала. — Ты уже вынес ему приговор?
— Нет.
— Значит, он прохлаждается где-то, всё ещё на что-то надеясь? Где его держат?
Возможно, то, что он сидит в пыточной, успокоило бы меня.
— В храме.
— Что?!
— Это бывший тронный зал…
— Ещё лучше!
— Что поделать, у нас нет тюрем для отшельников. Мастер печатей его уровня сбежит из любой, достаточно только начертить пару символов. Но стены храма несокрушимы даже для Старца, потому что они Старцами построены. — Он махнул рукой, с неохотой вдаваясь в подробности. — После того, как я покинул город, император не прожил долго. Его убили заговорщики, оправдав это тем, что его бесчестное правление вынудило меня сбежать. Мол, он настолько погряз во взяточничестве и распутстве, что я отвернулся от него и всего народа. Всё это, конечно, было ложью… но вот на его место пришёл настоящий распутник и взяточник. Он получил власть, воспользовавшись одним только моим именем, поэтому так боялся, что это же имя его погубит. Что однажды я вернусь и заберу трон себе. Хотя боялся он не только меня — всех отшельников. Поэтому построил себе убежище, в котором бы мы не могли использовать наши техники. Там, где сильнейшие были бы бессильны, а он бы восседал на троне… — Дитя задумчиво замолчало. — Там его и убили. Обычные люди, прослышавшие о моём возвращении. Без конца твердя о том, что я хочу отнять у него корону, он вынудил всех этого желать, а меня в итоге — эту корону надеть.
— Ты не хотел становиться императором?
— Даже не думал об этом. Больше скажу: я считал себя недостойным занимать даже прежнюю должность. После того, что произошло? Я был ответственен за то, что империя вновь погрязла в междоусобной войне. Но именно это и заставило меня в итоге короноваться. Очередной побег я бы себе не простил.
— Народ восхищается тобой, — озвучила я собственное наблюдение.
— Тобой он будет восхищаться куда сильнее.
— Не настолько, что тебе в итоге тоже придётся воспользоваться тем убежищем, — пообещала я. — Как ты вообще додумался превратить пристанище святотатца в храм?
— Это показалось мне справедливым.
— Как и поместить в него последнего грешника теперь?
Он пожал плечами, и я поняла, что продолжать этот разговор бесполезно.
— Раз я не смею требовать от тебя правосудия, на исцеление я не рассчитываю тем более. В конце концов, в твоём городе всё настолько запущено на этот счёт, что женщины здесь каждый месяц кровоточат безо всякой причины.
— Да, и это не мной придумано. Это в женской природе.
— Не говори мне о женской природе, я о ней знаю лучше самих женщин.
— И всё-таки ты нуждаешься в исцелении? — Он подошёл вплотную, кладя ладонь мне на грудь, но я переместила её себе на голову.
— Я потеряла кое-что намного более ценное, чем свою сущность. Мою память. — Я закрыла глаза, погружаясь в эту непроглядную тьму. — Мой взгляд беспомощен теперь, для Девы это всё равно, что ослепнуть. Но слепота собственного разума пугает меня сильнее.
— Амнезия? — Он мягко обхватил мою голову руками. — Конечно, ты могла получить серьёзную травму, но твоих сил хватило бы на то, чтобы залечить её.
— У меня нет этих сил. Ни сущности, которая помогла бы мне восстановить память, ни памяти, которая бы подсказала, как обращаться с сущностью. Они словно…
— Запечатаны? — предположило Дитя, и я задумалась.
Старец? Его работа?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Это не амнезия. — Император опять положил руку в центр моей груди. — И я не уверен, что это какая-то техника.
— Это можно легко проверить, отправившись в твой храм, — проговорила я, поднимаясь, но без особого энтузиазма. — Так или иначе.
— Проверь, конечно. Но только не пытайся судить отступника без меня, — попросил император.
— А-а, в этом мире всё так перепуталось. Дитя воюет. Калека и Старец используют техники Дев. Такими темпами из меня выйдет хороший судья.
ГЛАВА 4
Сопровождаемая свитой я изо всех сил обмахивалась веером, чем лишь сильнее себя выматывала. Просто смешно. Вместо того чтобы оправдывать одним видом могущество нашего клана, я была олицетворением абсолютного бессилия. Всему виной десять лет заточения? Зной? А может то, что со мной сделал Датэ, или Старец, или ещё кто — не знаю, но я была рада добраться до храма уже просто потому, что могла скрыться в нём от жары и пытливых взглядов.
Вход в него тоже охраняли женщины-гвардейцы, и они открыли для меня двери прежде, чем я успела выдумать хоть какую-нибудь причину, по которой меня могли бы пустить внутрь. Переступая порог, за которым гнёт мощной техники добавился к гнёту платья на мне, я заметила улыбки на лицах женщин.
Они даже не попросили меня держаться от пленника подальше. Но когда двери закрылись за моей спиной, я услышала перешёптывания и поняла, почему именно.
— Надо было сказать ей соблюдать дистанцию.
— Зачем? Он явно не в её вкусе.
Они захихикали.
— Да, но я не в том смысле.
— Ни в каком другом смысле для неё этот красавчик не опасен.
Что? Мужская красота? Какой нелепый оксюморон.
Осмотревшись, я пошла вглубь залы, где у статуй четырёх основателей, как главное божество, а не последний грешник, сидел мужчина. Его руки были скованны за спиной, голова низко опущена. Было так странно видеть его настолько смирным.
Остановившись совсем рядом, я подняла руки к поясу платья и медленно его развязала. Да, реши те женщины подглядеть, они бы тут же поменяли своё мнение по поводу моих вкусов, при том что никаких вкусов не было вообще.
Шорох одежды разбудил мужчину, когда я присела перед ним с широкой лентой в руках. Он успел мимолётно взглянуть на меня, прежде чем я завязала ему глаза.
— Что… что ты делаешь? — Поразительно, но в его голосе звучал вовсе не страх. Не скажу, что именно, но нечто страху противоположное.
Отстранив руки, я долго рассматривала его лицо. Запёкшаяся кровь на разбитой губе. Колючесть на подбородке. Мне захотелось дотронуться до неё, хотя я знала, что отдёрну ладонь секундой позже.
Поэтому, вместо того, чтобы тянуть к нему руки, я выпрямилась и избавилась, наконец, от убивающего меня наряда. Я оставила лишь веер в руке, за которым в случае чего никак не спрячешься и уж точно не будешь использовать как оружие.
Сев в облако ткани, я решила узнать:
— А ты как думаешь, Старик?
— Ты разделась? — Его дыхание потяжелело. — Ты что… опять голая?
— Это же храм.
— Вот именно!
Я постучала веером по подбородку, раздумывая. Неужели разоблачаться перед божествами, показывая тем самым свою полную открытость и телесную ничтожность, не входит в обычаи у Старцев? Зато они охотно раздеваются в домах Утешений, ха.
— Здесь так жарко, — оправдалась я.
— Да уж, это точно, чёрт возьми.
— Но ведь ты с юга, — «догадалась» я, хотя речь явно шла не о температуре. — Для того, кто жил в пустыне, подобное — пустяк.
— И всё же… может, ты и меня тоже разденешь? Раз уж мы в храме, — предложил он хриплым шёпотом, и я улыбнулась.
— А хочешь, я тебя ещё и освобожу по такому поводу?
— Нет. Теперь нет.
— Тогда как насчёт того, чтобы просидеть здесь скованным и с завязанными глазами десять лет? Когда Дитя будет судить тебя, я скажу своё слово, и даже оно согласится, что при всём своём опыте не смогло бы придумать более подходящее наказание для такого вора и отступника.
