— Слышь, папка?..
Отец крепко сжимал тонкую жесткую руку сына.
— Слышу, сынок!..
Встречный ветер трепал полы серой шинели и срывал с Ленькиных плеч черную бархатную отцовскую куртку.
ТАТЬЯНА ПЕТРОВНА
День начинала мама. Она надевала нарядный клеенчатый передник и быстро-быстро бегала из комнаты в кухню, готовила завтрак, прибирала, мыла посуду. А когда бабушка порывалась встать, ласково говорила:
— Лежи, лежи! Нечего тут двоим делать!
Сначала бабушка слушалась, потом начинала охать и возмущаться:
— Да чего это я лежать буду? У тебя одной дела, что ли? Мне вон кур выпустить надо!
Бабушка вставала, одевалась и шла к сарайчику. Оттуда уже неслось громкое кудахтанье и крик петуха.
— Ишь ты! — говорила бабушка. — Сейчас! Сейчас! Иди, иди, петушиная голова! Нечего на хозяйку глотку драть! Недовольный какой!
На крыльцо выбегала Таня. От утреннего умывания волосы и ресницы ее были мокрые, руки тоже были вытерты наспех. Она громко чмокала бабушку в щеку.
— Фу-ты, вся мокрая! — говорила старушка, утирая лицо платком.
— Ничего, обсохну, — не смущалась девочка.
Ей нравилось смотреть, как, густо сбившись в кучку, куры, оспаривая друг у друга крошки, стучат клювами по тарелке. Белые, черные, пестрые хвостики торчали вверх. Таня, растопырив руки, неожиданно бросалась ловить их. Куры с громким криком разлетались в разные стороны. Рассерженный петух бросался на Таню. Бабушка хватала девочку за руку:
— Ну, что ты делаешь? Озорница этакая! — И, втаскивая Таню в комнату, закрывала за ней дверь.
Таня бежала к маме:
— Мамочка, я тебе посуду помою! Нет, лучше подмету, ладно? Или пыль сотру, ладно?
— «Ладно, ладно»!.. — передразнивала ее мама. — Ну что ты ходишь за мной? Возьми щетку и подметай. Кажется, большая девочка — сама видишь, что нужно делать!
Таня со щеткой лезла под кровать и выметала оттуда башмаки и туфли. Потом высовывала щетку в окно и стучала по подоконнику, стряхивая с нее пыль.
— Тише! Тише! Бориску разбудишь!
Но трехлетний Бориска уже открыл глаза:
— А мама?
Он всегда просыпался с одним и тем же вопросом: «А мама?»
Таня бежала в кухню:
— Уже «А мама» проснулся!
Мама подходила к кроватке. Бориска теплыми руками обнимал маму за шею, дотрагивался пальчиком до маминых губ и просил:
— Смейся, мама!..
Бориска любил одеваться сам. Застегивая рубашечку, он часто попадал не в те петли, начинал сердиться, натягивал на себя одеяло и прятался под него с головой.
Тане становилось жалко братишку. Она бегала вокруг кроватки:
— Ку-ку! Ку-ку!
И, приподняв краешек одеяла, прижимала свое смеющееся лицо к толстым щекам брата.
— Уходи!.. Уходи! — отбивался Бориска.
Мама обнимала девочку:
— Оставь его. Он капризный сегодня, неприятный какой-то.
— Нет, приятный! — кричал Бориска, высовывая из-под одеяла испуганное лицо. И, видя, что мама с Таней уходят, протягивал к ним пухлые ладошки: — Нет, приятный, нет, приятный!
Мама с Таней переглядывались, как две заговорщицы.
— Вернемся уже, — шептала Таня, — а то заревет…
— Ну, будешь хорошим мальчиком? Я тебя сейчас одену…
— Ладно, — неожиданно соглашался Бориска.
По сравнению с братишкой Таня чувствовала себя очень умной и взрослой.
— Тебе до меня еще много жить надо, и все равно я всегда старше буду, — говорила она братишке.
На дворе Таня затевала шумные, беспокойные игры. Большей частью она придумывала их сама. Любимая ее игра в «путешествие» редко кончалась хорошо. То какой-нибудь мальчишка сваливался с корабля, построенного детьми из садовых скамеек, то разбивал себе нос, прыгая с бочки. За рев маленький путешественник исключался из игры. А Таня снова выезжала в открытый океан, отбирая себе самых ловких и крепких ребят. Младшие, сбившись в кучу, завистливо смотрели, как, сидя верхом на скамейке и разгребая руками воздух, уплывают от них старшие.
Моряки — народ отважный,Не пугает их вода… —
запевала Таня. Но тут появлялись взрослые:
— Почему ты малышей не берешь? Играйте все вместе. Нехорошо так…
Тане становилось скучно, и она шла домой.
— Что прибежала? — подозрительно спрашивала бабушка. — Напроказила небось?
— Скучно, — говорила Таня.
— Ну, сейчас плясать будем, — ворчала бабушка. — Погляди лучше книжку. Все перезабыла поди. Второклассница!..
За ужином мама была молчалива, что-то обдумывала про себя, а потом вдруг подошла к бабушке и крепко поцеловала ее.
— Я уезжаю. Не волнуйся. Всего на три месяца…
— Батюшки! — всплеснула руками бабушка. — На три месяца! Да ведь это за три года покажется!
На лице у нее появился румянец, она взволнованно скомкала салфетку и показала на Таню:
— Если б другая девочка была!..
— Таня! Ты слышишь, что бабушка говорит? — грустно спросила мама.
Таня молча кивнула головой.
— Ты понимаешь, что я должна ехать? Меня посылают в командировку.
Бабушка твердо сказала:
— Не расстраивайся, Нюточка. Надо так надо! А мы и одни с Танюшкой управимся, — неуверенно добавила она, взглянув на внучку.
— Управимся! Управимся! — закричала Таня.
Мама начала укладываться.
Сидя на чемодане, она долго говорила наедине с дочкой:
— Бабушка старенькая, ей трудно… А ты уже большая девочка…
Обе вышли из комнаты с красными глазами.
Бабушка держалась крепко, но про себя волновалась то по одной, то по другой причине.
— Вот еще, Нюточка, — говорила она маме, — по нашей улице все какие-то стройки идут… Как бы наш дом-то не перевезли на другое место. Ты бы там сказала кому надо, что тут вот куры у меня…
— Да не тронут твоих кур, — смеялась мама. — И все это не так скоро!
— Ну, не скоро, не скоро, а раз уж по плану намечено — того и гляди, с места стронемся!
— Ах, мамочка, ну что ты придумываешь? Ничего тут не случится за три месяца.
Мама уехала. Бабушка стала строже. Она как будто даже прибавилась в росте и ходила по дому прямая, сосредоточенная. У Бориски она все время щупала лоб и ни с того ни с сего просила его показать язычок. Каждое маленькое событие волновало ее.
— Бабушка! За квартиру счет принесли!
— Где, где! Да не хватай ты! Что еще за бумажка такая? Разглядеть надо!
— Да, бабушка, ведь всегда такую приносят!
— «Всегда, всегда»! Не учи ты меня, пожалуйста!
Таня посмеивалась, а иногда нарочно поддразнивала старушку.
— Наш дом скоро перевозить будут, — говорила она, растягивая слова, и, подражая бабушке, добавляла: — Уж не знаю, куда и как…
Старушка поднимала на лоб очки:
— Это ты чего болтаешь? Кто тебе сказал?
Таня со смехом бросалась к ней на шею:
— Я пошутила, бабушка, пошутила!
— Тьфу! Поди ты от меня! Все какие-то свои штуки выкомариваешь!
Иногда Таня вспоминала последний разговор с мамой. Она вскакивала утром и принималась за всякие дела. Поставив на плиту молоко, бежала одевать братишку или принималась за уборку. Молоко сбегало. Сосед Алексей Степанович, выходя из своей комнаты, ворчал:
— Ну, напустила угару! Дышать нечем!
Бориска кричал:
— А мама? — и капризничал.
Таня, потеряв терпение, шлепала брата. На шум прибегала бабушка:
— Бессовестная девочка! Уходи отсюда! — и принималась сама успокаивать Бориску.
А Таня, надув губы, уходила во двор.
* * *
1 сентября начались занятия в школе. Таня с вечера складывала в сумку свои книги, аккуратно вешала на спинку стула коричневую форму. Утром быстро одевалась, пила чай и, крикнув:
— До свиданья, бабушка! — убегала.
В школе Тане нравилось все: молоденькая учительница Ирина Петровна, подруги, светлый класс с черной доской, цветы на окнах, которые девочки поливали по очереди каждый день. Нравились Тане и уроки. Она любила стоять у доски и отвечать на вопросы Ирины Петровны. Любила старательно выводить на доске мелом слова, которые диктовала учительница. Не ответить на заданный вопрос Тане было стыдно, и дома она тщательно готовила уроки.
Но больше всего в школе Тане нравилась вожатая Зина — высокая, худенькая, с гладкими черными косами, связанными вместе одной ленточкой, и красным галстуком на шее. Зина всегда умела чем-то занять девочек. В перемену она выходила с ними на большой двор школы, собирала их в круг и, стоя посредине, хлопала в ладоши:
— Давайте, девочки, споем «Березоньку»!
— А мы не умеем, — раздавались голоса.
— Ничего, я вас научу. Пойте за мной!
Зина начинала тихонько напевать, голосок у нее был слабенький, но она так старательно выводила песню, что даже тонкие брови ее поднимались вверх и все лицо краснело. Таня изо всех сил помогала Зине, первая подхватывала песню и пела громче всех. Всем становилось очень весело. Один раз Зина придумала смешную игру, которая называлась «Куриный разговор», и разделила девочек на петушков и курочек.