Конан стоял неподалеку от стола, прислонившись к стене, прикрытой бархатной занавесью. Киммериец старался держаться чуть позади остальных прихожан. Хотя официально храм провозглашался открытым для любого, он не был уверен, что граждане Оджары с удовольствием увидят в своем святилище чужеземца. А лишних скандалов ему не хотелось. Храмовые воины несли свою службу, охраняя входы и выходы. Внутри храма собрались представители высшего общества города, никогда не появлявшиеся в караванном квартале. Все присутствующие были увлечены зрелищем танца. Поэтому никто, кроме Конана не заметил, как чья-то ладонь легла на его руку, не требовательно или повелительно, а скорее нежно и просительно.
— Я вижу, ты скинул с себя облачение воина и пришел сюда в приличной одежде, — произнесла женщина.
— А ты, девочка, я вижу, не прикладывалась сегодня к нарцинту… Кром! — вырвалось у Конана.
Он с первых же слов вспомнил голос девушки из караван-сарая. Но женщина, стоявшая рядом с ним, — она выглядела совсем по-другому.
— А, так, значит, это правда, — собрался с духом Конан, — ты не Инара, а принцесса Аф… Афри…
— Африандра, — помогла ему вспомнить девушка. — А что привело тебя сюда, Конан-чужеземец? Неужели ты решил принести клятву верности Единственной Истинной Богине?
Киммериец не торопился с ответом, внимательно и разглядывая оказавшуюся так близко от него принцессу, так не похожую на девушку с вуалью за угловым столиком караван-сарая. Вместо темного платья на ней была голубая туника, вышитая золотой нитью и перехваченная на плече и у колен золотыми заколками. Каштановые волосы были подняты в высокую прическу, украшенную бутонами синих цветов. Обнаженные предплечья перехватывались золотыми браслетами, золоченые же ремешки сандалий поднимались по икрам. Она стояла просто, но с достоинством, подобающим принцессе или королеве, сжимая ладонью руку Конана в ожидании ответа.
— Я пришел, чтобы посмотреть, как впервые танцует в храме одна из знакомых девушек, танцевавшая раньше в караван-сарае, — пробурчал он наконец, кивая на танцующих жриц. — Ты наверняка ее тоже знаешь. Это Шарла.
Конан настороженно огляделся, но, похоже, никто и вправду не обращал на его беседу с принцессой внимания — настолько псе были поглощены танцем.
— Боюсь, я не настолько близко с ней знакома, как ты. — Наблюдая за танцовщицами из-за плеча Конана, принцесса озорно улыбнулась: — Не волнуйся, ее примут в жрицы первой ступени. Сначала всегда так. А затем — все зависит только от ее веры и усердия. — Принцесса помолчала. — Недавно я увидела ее в одеяниях жрицы высокого ранги и рассказала ей об этом.
— Ну, тогда хорошо, — кивнул Конан, и помолчав, решился на нескромный вопрос: — А жрицы Садиты не обязательно должны быть… э-э… девушками?
— Нет. Невинность не является требованием для вступления в касту жриц. Ведь жрицы не отказываются от общения с мужчинами. Наоборот, любовь жрицы — это частица божественной любви, получаемой смертным мужчиной.
Африандра привстала на цыпочки, чтобы лучше рассмотреть танцовщиц.
— Шарла отлично танцует, но эта ее манера вилять бедрами! Понятно, что ей долго приходилось танцевать в тавернах. Ничего, мама отучит ее, когда начнет заниматься с молодыми жрицами.
— Мама? Королева? — переспросил Конан, оглядываясь.
— Моя мать — еще и Верховная жрица Садиты, да будет тебе известно! — Африандра кивнула в сторону солидной матроны, стоявшей рядом с музыкантами и руководившей танцем. — В традициях Оджары — свадьба короля и высшего иерарха храма. Этот пост всегда занимает женщина.
Конан нахмурился, внимательно следя за подобной статуе женщиной.
— А втягивать честных чужеземцев в опасные игры — тоже в традициях Оджары? Ведь, связавшись с тобой, я пересекаюсь не только со светской, но и с религиозной властью. Да, ничего себе Инара — крестьянская дочка…
Да, так получилось. И я тем более благодарна тебе за помощь. Если бы стало известно, что принцесса Оджары такая авантюристка, скандал не удержался бы в дворцовом квартале… Я знаю, что, говоря с тобой, могу быть уверена в сохранности секрета, если, конечно, это все еще секрет. Ты, похоже, не очень-то удивился, встретив меня здесь. Наверняка город уже полон слухов.
— Я слышал, как об этом говорил один из храмовых воинов. Но даже они не принимают этого всерьез. — Конан говорил едва ли не шепотом, не желая привлекать ничьего внимания к себе и своей собеседнице.
— Прекрасно. А то ведь моим похождениям конец, стоит Занусу узнать об этом.
— Этот твой Занус, похоже, приставлен к тебе охранником. По мне, так он просто самоуверенный пустомеля.
— Он не просто охранник. Родители пообещали ему мою руку.
— Что? — Конану даже не удалось скрыть своего удивления. — Ты утверждаешь, что король Семиархос и королева Регула доверят свою дочь и город этому чванливому болвану?
— Я же сказала, что это традиция. Кровь королевской династии обновляется в каждом поколении. Следят за этим церковные иерархи. У моих родителей нет наследника-мужчины. Значит, мне суждено выйти замуж за старшего офицера, лучшего воина из жрецов храма.
— А настоящая власть перейдет к тебе или к нему?
— Его будут называть королем… — Африандра тряхнула головой. — Но я должна всем доказать, что могу править сама. Мать и отец не понимают меня, но они поддержат мои стремления. Хотя в истории нашего города не так уж много примеров управления женщинами. С помощью Садиты я надеюсь сохранить власть нашей семьи.
— А твой дар предсказательницы? — прервал ее Конан. — Что ты видишь, глядя на Зануса?
— Я никогда не видела его, находясь под действием нарцинта. Тогда в караван-сарае я избегала останавливать свой взгляд на нем: боялась, что он узнает меня.
— А он хоть любит тебя? — спросил Конан.
Африандра пожала плечами:
— Ты же видел Зануса. Может ли он любить кого-нибудь, кроме себя самого?
Неожиданно ее ладонь, долго неподвижно лежавшая на его локте, ласково погладила предплечье киммерийца.
— Конан, мне нужно с тобой поговорить. Давай увидимся… сегодня ночью! Ты знаешь двор с западной стороны дворца? Он граничит с внешней стеной. Ну тот, с фонтаном… — Ее голос стал хриплым, интонации — требовательными и одновременно умоляющими. — Конан, приходи, когда взойдет луна. Я буду тебя ждать, честное слово.
Бросив осторожный взгляд вокруг, киммериец подозрительно прищурил глаза:
— Ты хочешь, чтобы я принес тебе стаканчик-другой твоего любимого нарцинта? Ну уж нет, в посыльные не нанимался…
— Да нет же, глупый! Принеси лишь себя. Если мне захочется вновь увидеть тебя в доспехах, я сама принесу шлем и наколенники… Ну, это же шутка, не обижайся. Понимаешь, там я смогу свободно говорить о многом, что беспокоит меня.
