— Она сама защитит тебя. Она девушка боевая, — улыбаюсь я. — Кино можно и дома посмотреть, а на руках меня ты возишь? Возишь. В чём проблема?
— Ты не понимаешь, — Ник качает головой.
— Понимаю только одно — ты снова начинаешь жалеть себя. Лера смотрела на тебя без жалости. Ей плевать было на то, что ты в кресле. И то, что ты из дома не выходишь. Коляска тут не при чём. Ты просто прячешься от людей. Пока ты сам не проработаешь свою проблему вот тут, — пальцами стучу по виску, — тебя и будут воспринимать окружающие инвалидом. Ты просто боишься увидеть жалость в чужих глазах.
Вижу, что Никита злится, когда слышит правду, и собирается возразить. Набирает в грудь воздух, а потом медленно выдыхает:
— Ты снова права.
— Я не вижу в тебе инвалида. Ты по-прежнему мой Ник, с которым мы делали проказы, который взял меня под крыло с первых моих дней в детском доме. Ты ведь почти со всем справляешься сам. Сам моешься, в туалет ходишь, пересаживаешься в кровать. Ты уже научился жить сам. Только готовить тебе нужно и всё. Ты не станешь обузой, понимаешь?
Никита кивает. Вижу, что в голове у него идёт борьба.
— Я верю, что судьба неслучайно столкнула вас снова вместе, — положила ладонь на его плечо и ласково сжала. — Знаю, что ты будешь счастлив. И у тебя будет трое детей.
Ник улыбается.
— Тогда давай спать. Вижу, что тебе нужно подумать.
Ник кивает. Закрываю ноутбук, выключаю в квартире свет и ложусь в свою кровать. Говорю, глядя в темноту:
— Спокойной ночи, Ник. Мы с тобой обязательно будем счастливы.
Глава 14. Борясь с собой
Михаил
— Виски безо льда, — говорю бармену, садясь за барную стойку.
Окидываю взглядом бар, в котором оказался. Девушки в откровенных нарядах, которые больше открывают тела, чем скрывают от чужого взгляда, извиваются в танце, позволяя похотливым мужским взглядам скользить по изгибам их тела. Пьяные мужчины, которые гогочут и лапают несопротивляющихся девушек. Громкая музыка, которая бьёт по ушам и заставляет меня морщиться. Нечасто оказываюсь в таких заведениях. Никогда не считал приемлемым заводить связь на одну ночь. С детства вбили в голову, что любую женщину нужно уважать, не зависимо от возраста и статуса. Даже если она вызывает антипатию. И если у тебя нет серьёзных намерений, то держи своего друга в штанах.
На барную стойку опустился стакан с янтарной жидкостью. Выпил залпом, попросил повторить.
— Привет, красавчик. Скучаешь? — на плечо опустилась женская ладошка.
Слишком крупная, слишком тяжёлая, слишком длинные ногти. Всё слишком. Потому что не её. Не нежная ладошка с тонкими пальчиками и аккуратными короткими ноготками.
Мысленно чертыхнулся и опрокинул в себя второй стакан. Жидкость обожгла горло. Не могу не думать о ней. Не могу не вспоминать. Особенно, когда узнал вкус малиновых губ. Когда почувствовал изгибы совершенного тела под ладонями. Когда узнал, как она сладко, невинно стонет в мои губы, прижимаясь маленькой грудью к моей. Слишком много я узнал, чтобы суметь выкинуть из головы эти воспоминания. Слишком искушающие. Сладкие. Запретные.
Решил напиться, чтобы хоть на мгновение забыть о чужой женщине, но пьяный мозг, будто в насмешку, подкидывал мне воспоминания надельной давности. Она на стиральной машинке. Я между её разведенных стройных ножек. Упираюсь напряжённой плотью в развилку идеальных бёдер, которые обтянуты лишь тканью синих джинсов. Если бы не гребанная преграда, я бы оказался в ней. В тесной глубине любимого тела. Понял, что снова возбудился. От одного только воспоминания о Ксюшиных губах. Сжал рукой стакан, сжимая гранёные стенки.
Девушка позади оказывается слишком настойчивой. Скользит ладонями по моей груди и кладёт руку на пах, сжимая мою напряжённую плоть сквозь ткань джинсов.
— Смотрю, ты уже возбудился, — она прикусывает мочку моего уха, и я дергаюсь от отвращения.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Мотнул головой, избегая прикосновения, и убрал настойчивые женские руки со своего тела. Бросил холодно, не оборачиваясь:
— Знакомства меня не интересуют.
— Больно надо, — фыркнули из-за спины.
Выпил третий стакан виски и почувствовал, что меня повело с непривычки. Пил крайне редко, исключительно по праздникам. Положил деньги на барную стойку и направился на улицу. Морозный воздух на мгновение помог собрать мысли в кучу. На улице шёл снег. И я снова вспомнил о Ксюше. О её счастливой улыбке и неприкрытой радости, когда увидела белые хлопья снега. Дюймовочка радовалась простым мелочам. Ловила ладошками белые хлопья. И улыбалась. Улыбалась так, что дыхание захватывало. Смотрел и не мог насмотреться.
Запахнул куртку на груди и медленно побрел в парк. Домой идти не хотелось. В замкнутом пространстве я метался, как зверь. Не мог найти себе места. Тянуло спуститься на первый этаж. Забрать её. Затащить к себе домой и не отпускать. Требовать, чтобы она развелась. Чтобы стала моей. Навсегда.
Но понимаю, что не имею права. Понимаю, что буду последней сволочью, если заставлю её бросить Ника. Понимаю, что я бы бился за неё, будь Ник здоровым парнем. Если бы мы были равными соперниками. А так…
Вчера встретил Ника в подъезде. Парень приглашал зайти. Смотрел странно, будто знал обо всём. Будто догадывался, что я люблю его жену. Отказался. Хотя соблазн был велик. Увидеть её, невзначай коснуться.
Но понял, что если увижу её, то снова не сдержу руки при себе. Накинусь на неё с поцелуями. И все стены, которые я строил в своей голове, убеждения о том, что этой девушки нельзя касаться рухнут.
Ветер бьёт в лицо, швыряя ледяные снежинки в глаза. Недовольно щурюсь. Холодно, но идти домой не хочу. Знаю, что опять застыну у двери их квартиры. Снова буду прислушиваться к звукам в квартире. Снова будут бороться с собой. Со своим желанием нажать на звонок.
Сел на лавку в парке, предварительно стряхнув снег, и достал из кармана куртки телефон. Разблокировал экран и зашёл в галерею. Открыл фотографию Ксюши, единственную, которую смог найти на странице Ника. За неделю изучил фотографию досконально. Знаю каждую тень, каждую складку на её платье. Знаю, как лежат волосы на худеньких плечах. Представлю даже с закрытыми глазами. Чертыхнулся. Снова мысли только вокруг неё. Палец дрогнул, когда отправил фотографию в корзину. Нельзя. Забудь, придурок. Не мучай ни себя, ни её.
Тогда на кухне хотел её поцеловать. Уже предвкушал вкус её губ. Представлял её маленький язычок, который скользнет по моим губам. Она стояла и хлопала своими глазами. Голубыми и бездонными, как море. И я сдержался. Вспомнил о том, что через стенку в инвалидном кресле сидит её муж. С титаническим усилием отстранился от неё. Вышел на улицу, не обращая внимания на промозглый ветер. Закурил, вдыхая едкий дым. А в носу до сих пор запах её был. Нежный, едва уловимый, что от волос её исходил. Сжал кулаки, когда представил, как распущу их, как пальцами в них зароюсь, шелковистые пряди через пальцы пропуская.
Выглянула в окно. Маленькая, потерянная. Прижалась лобиком и смотрела на меня влажными глазами. А я снова взгляд отвести не мог от неё. Смотрел, пожирал каждую эмоцию на нежном личике. Увидела футболку, что Лерка мне подарила на день рождения и улыбнулась. Расцвела. Не смог не улыбнуться в ответ.
Позвал её к себе на улицу. Потому что остро в ней нуждался.
Хотя бы просто постоять рядом, чтобы не чувствовать, что где-то рядом находится её муж. Просто послушать её голос. Думал, что она не согласиться. Видел, что борется со своими чувствами. Но ошибся. Ксюша вышла ко мне. Позволила взять за руку и переплести пальцы. Отвести в парк. Гладил тонкое запястье, где бился часто пульс малышки, и млел. От её близости. От того, что её сердцебиение участилось рядом со мной.
Совсем не ожидал, что она начнёт рассказывать о себе. О своей жизни. Что доверится мне настолько. Прижимал к себе и мысленно выл. Желал забрать её боль. Забрать все её беды. Позволил плакать на своём плече, прижимая стройное тело к себе.
