ПО ПУСТЫМ УЛИЦАМ
Возле каждых саней, на которых, с уже продетыми лентами и поднятыми прицелами, были установлены наши пулеметы, шло по солдату. Я шел впереди, держа в руках винтовку.
Подводчик следовал за последними санями,- немного поодаль.
- А коль застрекочет?.. Да бои начнутся?..
Людей на улицах почти не было. Немногие встречные быстро сворачивали в ближайшие переулки. Другие жались к домам, исподлобья или удивленно на нас поглядывая.
Очевидно, добровольцы давно уже оставили Харьков.
- Эй, послушай! - подозвал я какого-то не успевшего свернуть прохожего. От одежды его несло рыбой. Очевидно, он был продавцом из рыбных рядов.- Скажи-ка, когда здесь последние добровольцы проходили?
- Ночью прошли.
- Ночью?.. А какие части?..
- Не разбираемся...
Продавец косился на крайний пулемет, но, встречаясь глазами с глубокой, черной точкой канала ствола, сейчас же опускал голову.
- А что, про красных не слышно?
- Был конный разъезд. Утром еще.
- Ну?..
- Ну а теперь не видно что-то.
- Разъезд?.. Да, господин поручик, был разъезд...- подбежал к нам какой-то остроносый реалист лет четырнадцати.- И теперь, говорят, возле вокзала "Южный" другой - тоже конный - показался. Буденного.
- Подгони!
Лехин оглянулся и, взглянув на меня, быстро ударил по лошади.
- На Северо-Донецкий!..
* * *
- ...Едри его корень,- Буденного!.. Сперва казаков расшвырял... До нас теперь целится!..
- А ну - минутку!..
Я подбежал к какой-то лавчонке с закрытыми наглухо ставнями и ударил кулаком о двери:
- Отвори!.. Эй вы там!.. Отворите!.. Дверь взвизгнула. Кто-то выглянул, но тотчас же скрылся, вновь захлопнув ее за собою.
- Да отворите! За папиросами здесь!.. Послушайте!.. За дверью вполголоса разговаривали. "Сейчас отворят!" - подумал я, но дверь не отворялась.
Тогда я поднял винтовку и ударил прикладом.
- От-во-ри-и...
Дверь на мгновенье опять приоткрылась. Худая женская рука быстро выбросила несколько коробок папирос. Когда я за ними наклонился, замок над ухом щелкнул снова.
- Эй, сколько тебе?.. Дура!.. Да сколько?.. А Лехин возле саней уже беспокоился:
- Господин поручик! Да идите, господин поручик!..
Прикрепив к замочной скважине пятирублевку, я побежал к саням.
Закурив, я вновь обернулся. На площади перед лавкой пятирублевкой моей играл ветер...
- ...Если что, тебя, брат, не тронут... Подводчик недоверчиво чесал затылок и испуганно смотрел на меня.
- Да кто же тронет, дурак?.. Не солдат ведь!.. А ну ступай!.. Ступай-ка!.. Вот,- так вот прямо и пойдешь. На Северо-Донецкий... Порасспроси и узнай, кто там,- наши аль красные...
Ожидая подводчика, мы сидели на санях и курили.
Над городом висела тяжелая, мертвая тишина.
Одиночные приглушенные выстрелы изредка доносились только с Нагорной стороны. Около нас, на Скобелевской площади и Змиевской было тихо и пусто.
Вечерело... По рамам верхних окон карабкалось солнце. Солнце не грело. С крыш уже не капало.
- Поручик!
Я быстро обернулся.
Передо мной стояла девушка, почти подросток.
- Послушайте, можно мне идти с вами?- Я приподнялся. Взял под козырек.
- Простите, а куда вам?
Выстрелы с Нагорной донеслись отчетливей. В конце Змиевской кто-то махал картузом и кричал, сипло и надрываясь:
- Митька-а-а!..
- Мне, поручик, на Лиман. К матери я. Я уже пятые сутки в дороге.
Подошел Акимов:
- Куда нам, господин поручик, с девками! Если б солдат был, аль мужчина...
- Круг-ом!
Акимов повернулся. Отходя, ворчал.
- Иди, иди! - крикнул я ему вслед.- Не суйся!
- ...Да, поезда уже ушли. Я была на вокзале.
- В таком случае должен вас предупредить: на сани вы рассчитывать не можете.
- Я, поручик, умею ходить.
- А если задержка?.. Бой?..
- Я не боюсь.- Я улыбнулся.
- Хорошо. Следуйте за нами...
Девушка крепко, по-мужски пожала мне руку:
- Спасибо! - потом отошла в сторону.
Ей было лет восемнадцать, не более. Над ее круглым, энергичным лицом бежали черные змейки-волосы. Глаза, чуть-чуть раскосые, глядели решительно и твердо.
Вернулся подводчик.
- Пусто там, господа, а армейцев будто бы нету.
- Трогай!
* * *
Ветер хлопал раскрытыми настежь дверьми вокзала. Крутил на перроне бумаги. На запасных путях грабили какой-то брошенный эшелон.
- Что же делать?
Загнанные в тупик пустые теплушки стояли без паровозов. В телеграфном помещении дремал кот. Провода были перерезаны.
- Черт дери!.. Что же делать?
Я решил уже спускать сани под отлогую дорогу, идущую вдоль железнодорожных путей, когда ко мне подбежал Лехин.
- В депо, господин поручик, паровоз стоит. И топится. Машиниста тоже изловили. Ядри его корень, прятаться думал. Я к нему Акимова приставил. Идемте!
Паровоз оказался маневровым, вдобавок еще больным.
- Все равно! Эй!..
Паровоз шипел, заливая кипятком падающие на шпалы угольки.
Минут через двадцать, прицепив к паровозу теплушку, мы погрузили пулеметы, оставили подводчику сани и всех наших лошадей и медленно двинулись к югу.
На паровозе, рядом с машинистом, стоял Лехин.
...Уже бежали низкие вокзальные строения.
- Смотрите, господин поручик! Смотрите, грабят!..- крикнул Едоков, высовываясь из дверей теплушки.
Около вагонов брошенного эшелона толпился народ. По нагруженным на открытых площадках мешкам тоже карабкались какие-то люди.
- Смотрите, смотрите!..
Высокий мужчина в коротком, подбитом мехом полушубке балансировал по узкой доске, брошенной с вагона иа насыпь. Мешок, взваленный на его спину, был порван. Из него сыпался сах:ар.
- Девине!..- крикнул я, приподымаясь.- Девине!.. Гремели колеса. Под откос набегали поля. С Девине я больше не встречался...
КСАНА
- Ну а что дальше, Ксана Константиновна?..
Ксана Константиновна, наша новая спутница, рассказывала мне о пережитом ею за последние годы.
Дочь расстрелянного в Чугуеве военного инженера, она жила с больной матерью в Лимане. Оба ее брата, поручик-артиллерист Жорж и кадет Сумского корпуса Костя служили в Добровольческой армии.
- Как будто б и мне полагалось поступить... в сестры, хотя бы...рассказывала Ксана.- Не правда ли?.. А вот, не поступила!.. Не все романы и повести по шаблону пишут, поручик, а живется - и всё. Я говорю: или всё, или: здесь не моих рук дело... Отступаю!.. Таких, как наш Жорж, я не понимаю, поручик, органически не могу понять. Смотрите: Жорж всегда на фронте; его ранят - он вновь на фронт едет... А добровольцев не любит. Мы, говорит он, победы хвостом заметаем. Так чего ж огород городить, спрашивается? Вот Костя, второй, это..
Я выглянул за дверь.
- Простите!..
Смотрел не отрываясь вперед.
- Одну минуту!
...Снежный холмик за железнодорожным мостом круто вырастал за виадуками. Очевидно, поезд шел быстро, но мне казалось, колеса под вагоном медленно переворачиваются. Одно колесо, не смазанное, зловеще гудело.
Ближе и ближе подымался мост перед нами. Еще ближе... Еще...
- Ксана Константиновна, вы понимали... опасность? - спросил я, когда железнодорожный мост остался наконец за спиной.
- Ну и что же?
- Так почему ж вы?..
- Что почему? - Она улыбнулась.- Слушайте... Я же, как дочь военного, великолепно понимаю, что не каждый офицер-пехотинец знает, где и как ищут эти пироксилиновые шашки. Но ведь и я этого не знаю... А ехать нужно... Чего ж панику сеять?.. Так?.. Вот и проехали ведь!
Уже стемнело... Едоков и Акимов дремали. В дверь теплушки хлестал ветер.
...Когда брата Жоржа ранили в третий раз, Ксана Константиновна, не сказав об этом больной матери, уехала в Сумы, где, по слухам, должен был лежать ее брат. Но Жоржа она в Сумах не нашла.
- В Бассах, под Сумами у меня жила подруга,- рассказывала Ксана.- Мама думала - у ней я, а я уехала на фронт, полагая отыскать батарею Жоржа, справиться. Но тут все завертелось, закружилось... Я на Бассы, а там никого... Ни подруги, ни ее родителей, ни даже сторожа... такого седого-седого,- прямо дед рождественский!.. И куда этот потащился? Ну, ладно. Я, значит, снова на вокзал. Справа гремит... Слева... Паника... Я вскочила на бронепоезд, кажется на "Неделимую". А под Харьковом пришлось соскочить. Офицеры приставали... Ну, а теперь с вашими "Максимками"... Вот и все!..
"Поезд" замедлил ход.
Молодой капитан, начальник бронепоезда "Казак", волновался:
- Но ведь вы стоите перед самым моим носом! А если красные?.. Ведь нельзя же допустить, чтоб пред самым бронепоездом болтался какой-то сортир!
Я возражал развязно. Думал: так крепче!..
- Я, капитан, не имею ровно никакого желания болтаться. И, если здесь разъехаться невозможно, надо податься назад, на станцию, где, маневрируя, можно разойтись. Не так ли?.. Ведь, кажется,- логика?.. Теплушку же и мой паровоз я сбрасывать под откос не разрешаю. Силой? Пожалуйста!
- Но вы офицер?.. По-дать-ся?.. Назад?.. Бронепоезду, прикрывающему отступление?.. Вы понимаете, что говорите?
