Вскоре они услыхали, что их зовет Стине. Ханна молча оправила платье и убежала. Но он понял, что они опять друзья. Иначе и быть не могло. Вениамин чувствовал, что избежал большой опасности, и стал спокойно чистить лошадь.
То был день необычных встреч. Дина пришла в конюшню за своей лошадью, и, когда Фома через некоторое время тоже зашел туда, он услыхал звонкий голос Вениамина, заглушаемый шуршанием скребницы и дыханием лошади.
— Хоть русский и умер, тебе не надо искать себе нового мужа.
Дининого голоса Фома почти не слышал. Лошадь била копытом. Звуки долетали будто с другого конца света. Он подошел поближе и остановился, словно его пригвоздили к полу конюшни. Плечи у Фомы вдруг налились свинцом.
— Не надо! Мы с тобой и сами справимся, — говорил Вениамин. — Скоро я стану взрослым. По крайней мере конфирмация не за горами. А кроме того, я спросил у Андерса, не может ли он до тех пор быть моим отцом.
— Что?
Дина закашлялась от сенной трухи.
— И он сказал, что может.
— Значит, вы все решили вдвоем, без меня?
— Да. Я не хотел приставать к тебе с этим.
— И что же он будет делать как твой отец?
— Я тоже спросил его об этом. Его отец, например, умел так ловко переворачивать тарелку с кашей, что с нее не успевало стечь масло. Андерс этого не умеет. Но это не важно. Он будет учить меня водить судно, торговать с Бергеном и всякое такое. Это у меня получится. Я могу брать с собой учебники, чтобы не терять времени.
— Конечно можешь.
Они молча седлали лошадь.
— Ты часто думаешь о том, что тебе нужен отец? — услыхал снова Фома голос Дины.
— Да нет, иногда… Не часто…
— А что еще сказал тебе Андерс?
— Андерс! С ним можно разговаривать о чем угодно, как с отцом. Он слушает и тихонько посмеивается. Знаешь, как он любит посмеиваться? Если бы ты в тот раз выбрала мне в отцы Андерса, а не Иакова, твой муж и сейчас был бы жив. Впрочем, тогда ты этого знать не могла, — великодушно заключил он.
— Дело в том, Вениамин, что жениться на мне захотел Иаков, а не Андерс.
— Значит, Андерс в тот раз свалял дурака! Он говорит, что ленсман выбрал тебе в мужья Иакова, потому что Иаков был видный мужчина и владел Рейнснесом.
— Ты только Андерсу ничего не говори о нашем разговоре, — попросила Дина.
— Как же не говорить, если он согласился быть моим отцом!
Фома вдруг опомнился. Он тихонько вышел из конюшни и спустился к лодочным сараям.
ГЛАВА 5
Наступило Рождество с его суматохой и весельем. Угощения, игры, пунш. Кое-кто еще помнил мелодии, которые пел и под которые плясал русский.
Ленсман со своей семьей гостил у Дины. Мальчики носились по лестнице и хлопали дверями. Олине бранила их, Tea прибирала разбросанные ими вещи и приносила им все, что они просили. Комната Вениамина была завалена мокрыми шерстяными носками и запретными окурками сигар. Чадила игрушечная паровая машина. Пахло потом и сладким какао со сливками. Этот обычный рождественский запах начинался уже на лестнице. Шерстяные хлопья беззаботно летали из одного угла комнаты в другой, подхваченные сквозняком.
В коридоре на втором этаже пришлось поставить сразу три туалетных ведра. На второй день Рождества Tea удивлялась, откуда в людях берется столько мочи. В нынешнем году, по мнению Tea, ее было гораздо больше, чем в прошлом.
Мальчики то ссорились, то мирились, взрослые не вмешивались в их отношения. Теперь они стали старше еще на год. Все стало старше на год.
Никто не придавал значения тому, что уже в первый день Рождества Вениамин тихонько перебрался вниз, в комнату матушки Карен.
Дина мимоходом объяснила, что у него разладился сон. Услыхав это, сыновья ленсмана с удивлением уставились на Вениамина. Сон может разладиться только у стариков. Но на этот раз они его не дразнили. Разладился сон — это звучало даже торжественно. Хуже было то, что Вениамин уклонялся от игр. Он часто сидел в комнате матушки Карен и читал, хотя никто не принуждал его к этому.
* * *
В первый же прилив после Нового года шхуну «Матушка Карен» спустили на воду. Помогать пришли все соседи — и ближние, и дальние. Задержавшиеся после Рождества гости тоже принимали участие в этой шумной работе. Женщины вымыли каюты зеленым мылом и шутили, что в койке Андерса вши оказали им особенно упорное сопротивление. Андерс не остался в долгу:
— Должно быть, их привлекло туда тепло — в этой койке всегда было жарко!
Девушки возмутились дерзким ответом Андерса и воспользовались случаем, чтобы потолкаться с ним.
Дина стояла у открытого окна каюты. Ее появление удивило всех. День был нехолодный, но серый, солнце еще не вернулось, хотя в полдень на юге уже угадывалось его приближение, заставлявшее острова искриться.
Девушки подняли головы, когда Дина позвала Андерса к себе.
Вениамин лежал в шлюпке на животе и ловил плотву среди камней. Он тоже услыхал голос Дины. И день показался ему не таким уж серым.
Закончив работу, девушки собрали свои тряпки и ведра и приготовились плыть на берег. Они украдкой поглядывали на каюту, в которой скрылся Андерс.
— Ну как, развлекся? — спросила у него Дина.
— Сам не развлечешься, никто тебя не развлечет, — хохотнул Андерс.
— Я припасла немного рома, чтобы выпить за твою поездку на Лофотены.
— А-а!.. — Андерс сел на одну из коек. Сбоку он наблюдал, как Дина разливает ром в рюмки.
— Кажется, ты не очень рад?
— Просто ты застала меня врасплох. Я не ожидал… Уже очень давно… — тихо забормотал он.
— Да, много чего случилось за это время.
— Даже слишком много.
— Но теперь стало светлее, уже можно жить! — Дина села рядом с ним и протянула ему рюмку.
На этой самой койке она боролась со смертью, когда в Фолловом море у нее случился выкидыш.
— Что ты имеешь в виду? — спросил Андерс, вспомнив кровавый сгусток, который он выбросил за борт.
— Что наступают более светлые дни.
— Ясно… — Он ждал продолжения.
— Почему ты на меня так смотришь? — спросила она.
— Потому что не понимаю, чего ты от меня хочешь.
Дина откинула голову. Сейчас она похожа на свою лошадь, когда та ржет, стреноженная в загоне, подумал Андерс.
— Уж и не помню, когда мы с тобой последний раз беседовали наедине…
— Это верно, — согласился он.
Она сидела, взвешивая в руке рюмку.
— Тебя, Андерс, иногда трудно понять.
— Ну это уж слишком… А что, собственно, ты имеешь в виду?
— Ты никогда не говоришь о том, что у тебя перед глазами, — ответила она, поставив рюмку на ладонь и поддерживая ее другой рукой.
— Что же у меня перед глазами?
— Я, например.
