– Андрюша, – неожиданно мягко, почти просительно окликнула его Марта, – не надо так смотреть. Ты же их провоцируешь! Не волнуйся, у меня есть газовый баллончик…
– Ты сама-то хоть поняла, что только что сказала? – с горечью спросил Андрей, отводя взгляд от компании за угловым столиком. – Эмансипация эмансипацией, а за такие слова недолго схлопотать иск об оскорблении чести и достоинства.
– Такие дела – моя специальность, – сообщила Марта. – Так что дерзай.
– И это жизнь?! Уйду в монастырь. Или лягу в больницу.
– В психиатрическую?
– Я еще не решил. Возможно, но, скорее всего, в какую-то другую. Собственно, к этому и сводится суть дела, по которому я осмелился тебя побеспокоить. Мне нужны твои связи и твоя пробивная сила, чтобы занять койко-место в одной из московских клиник.
– Что с тобой?
В голосе Марты явственно прозвучали тревога и искренняя озабоченность. Андрея это не удивило: он знал, что Марта до сих пор его любит – очень по-своему, но любит. Именно из-за форм, которые порой принимала ее любовь, они и расстались: Андрею не нравилось чувствовать себя любимой вещью или домашним питомцем – обласканным, ухоженным, но не имеющим права голоса. При слове «клиника» в Марте будто включилась какая-то изначально заложенная в нее программа, и сейчас она наверняка перебирала в уме имена светил отечественной медицины, к которым могла обратиться, не рискуя нарваться на более или менее вежливый отказ.
– Ничего, – сказал он, после секундного колебания отбросив заманчивую идею что-нибудь наврать. С кем-то другим этот номер мог бы пройти, но Марта распознавала ложь не то что с первого слова, а буквально с первого звука – едва ли не раньше, чем собеседник успевал заговорить. Адвокатура была не просто ее хлебом, а плотью и кровью, основой ее существа, и Андрей давным-давно, еще на ранней стадии ухаживания, понял, что обмануть или как-то иначе переиграть эту женщину – задачка, заведомо превышающая предел его скромных возможностей. – Со мной все в порядке, – продолжал он. – Просто наклюнулась тема.
– Подумываешь вывести на чистую воду изуверов в белых халатах, разбирающих своих пациентов на донорские органы? – с иронией поинтересовалась мигом успокоившаяся Марта. Она действительно успокоилась в мгновение ока, поскольку была уверена в себе и точно знала, что бывший муж не настолько выжил из ума, чтобы пытаться ее обмануть.
– Соколов-Никольский, – возвращаясь к исходной точке, сказал Андрей. – Он же Скопцов, он же… гм… ну, ты в курсе.
Один из сидевших за угловым столиком кавказцев что-то громко сказал на своем наречии, остальные рассмеялись – тоже громко, так, что на какое-то время заглушили струнный квартет, который, отрабатывая немалый гонорар, старательно пиликал в углу что-то утонченно-классическое.
– Ну? – сказала Марта с едва заметной гримаской, означавшей у нее крайнюю степень недовольства.
– Тема, – из последних сил стараясь не смотреть в веселый угол, повторил Андрей. На всякий случай он даже положил нож и вилку, но это не очень-то помогло: освободившиеся руки мгновенно сжались в кулаки, которые пришлось спрятать под стол. – Ты знаешь, что нашего приятеля убили. Знаешь, где, когда и при каких обстоятельствах это произошло. А мне кажется, что я знаю, ПОЧЕМУ это случилось. И, поверь, ревнивцы, значащиеся в рейтинге журнала «Форбс», тут ни при чем. Похоже, этот болван набрел на настоящую новость и не сумел правильно ею распорядиться.
– Только не говори, что перед смертью он успел поделиться этой новостью с тобой, – попросила Марта.
– Увы, – сказал Андрей. – Его застрелили через семь минут после того, как мы расстались. Это случилось менее чем в километре от Останкинского телецентра, в кафетерии которого произошла наша нечаянная встреча. Что, по моему твердому убеждению, свидетельствует об одном: на этот раз, как ни странно это прозвучит, он не соврал и даже не ошибся.
– И ты не придумал ничего умнее, как поделиться этой новостью со мной, – после секундного раздумья подвела итог Марта. – Что ж, надо отдать должное твоей изобретательности: ты придумал недурной способ избавиться от бывшей жены, не запачкав рук. Со временем он войдет в анналы юриспруденции. В общем, о твоих похоронах я обещаю позаботиться. А ты ничего не обещай: в этом смысле от тебя толку мало.
– В данном случае твой сарказм бьет мимо цели, – светским тоном сообщил Андрей. – Если кто-то заподозрит, что Г… что Скопцов поделился со мной информацией, и решит меня убрать, ты оказываешься следующей на очереди автоматически – просто потому, что была за мной замужем, умна, представляешь собой определенную величину в твоей любимой юриспруденции, а главное, имела неосторожность сохранить со мной приятельские отношения. Но я смею надеяться, что до этого не дойдет: даже самый последний параноик не заподозрил бы нашего дорогого покойника в том, что он может бесплатно слить кому-то информацию, которая представляет хоть какую-то ценность. Да что там ценность! Ты ведь его знала, он был из тех типов, что норовят содрать деньги даже с кассирши в платном общественном туалете.
– Но тебе он тем не менее ее слил, – полувопросительно сказала Марта.
– Это потому, что я, как и ты, себя не на помойке нашел, – проинформировал ее Липский. – Слил… С таким же успехом можно утверждать, что фермерская корова добровольно сливает доярке молоко.
Официант принес заказанный Мартой капучино. Опуская на стол фарфоровую чашку с шапкой молочной пены, он косился в занятый кавказцами угол так же, как, должно быть, косилась проживавшая в конце позапрошлого века извозчичья лошадь на первый в городе автомобиль. Косой взгляд, украдкой брошенный им на Андрея, был полон сочувствия и жалости; подавив неразумное желание выместить свое дурное настроение на этом ни в чем не повинном халдее, Липский вынул сигареты и закурил.
– Хорошо, – потянувшись к его пачке, сказала Марта, – рассказывай. Все равно ведь не отстанешь.
– Ни за что, – сказал он, поднося ей зажигалку. – Даже если ты оплатишь счет из своего кармана.
– Размечтался, – сказала она. – Где ты видишь карман?
Это была правда: строгий деловой костюм, идеально облегавший фигуру и без видимой необходимости подчеркивавший сексуальность хозяйки, действительно не имел ни одного кармана, в котором могла бы поместиться хотя бы монета рублевого достоинства.
– Тем более, – с улыбкой сказал Андрей.
5
Краешком глаза он зафиксировал только что вошедшего в ресторан нового посетителя. Посетитель являл собой весьма колоритную и явно не вписывающуюся в интерьер дорогого, претендующего на элитарность столичного шалмана фигуру. Высоченный, плечистый, он с головы до ног был затянут в матово-черную, изобилующую блестящими застежками и заклепками натуральную кожу. По плечам мотоциклетной кожанки свободно разметалась обильно посеребренная сединой густая львиная грива; с левого плеча, довершая образ законной жертвы активистов общества защиты животных, свисал пушистый лисий хвост, к нижней губе прилип слабо дымящийся окурок тонкой коричневой сигариллы. Оставалось только гадать, каким образом этот динозавр прошел фейс-контроль; впрочем, судя по тому, как засуетился вокруг него метрдотель, седеющий звероящер относился к числу здешних завсегдатаев. Андрея это удивило, но не слишком: он знавал чудаков, приезжавших на мотоцикле на заседания Государственной думы.
– Так вот, – сказал Андрей, – если вернуться к нашим баранам, известный тебе гельминт был по-настоящему талантлив – конечно, очень по-своему, но бесспорно талантлив.
– Быть гельминтом – это уже талант, – брезгливо поморщившись, сказала Марта. – Такое не каждому дано.
– Я имел в виду другое, – сказал Андрей. – У него был талант оказываться там и тогда, где и когда его меньше всего ждали. Не проникать, не пролезать и не просачиваться – хотя этим он, как всякий папарацци, тоже грешил, – а вот именно оказываться. Случайно оказываться, без цели и умысла. Ехал себе человек домой с очередной съемки, и вдруг – р-раз! – прямо перед ним тормозит черная «бэха», в смысле «БМВ». Причем тормозит так, что ему во избежание аварии приходится жать на тормоз обеими ногами. В результате едущая следом «калина» вламывается ему в багажник; пока участники ДТП орут и размахивают руками, подъезжает «скорая», и из «бэхи» выгружают пассажира, которому по дороге стало, мягко говоря, нехорошо. На подобные вещи наш бывший знакомый реагирует однозначно: перестав замечать прыгающего вокруг водителя «калины», хватает фотоаппарат и начинает щелкать затвором – просто так, на всякий случай…
– Короче, – перебила его Марта, – кого этот болван ухитрился сфотографировать?
– Судя по всему, не кого иного, как Французова, – сказал Андрей. – Помнишь слухи о его возвращении? Судя по всему, они были не так уж и преувеличены.
