Зина тихонько наигрывала аккомпанемент, Мила и Костя подавали свои речитативные реплики, которые Лепехов то и дело прерывал своими указаниями.
– Мила, руку! – просил он, приближаясь к столу справа. – Руку подними. Выше, еще выше! Вот так, хорошо. Костя, не веселись! Тебе деньги заплачены за убийство, ты честный бандит, ты должен их отработать! Просьба сестры для тебя – что острый нож. А ты ухмыляешься, как придурок!
– Так он и есть придурок,.– возразил Саприненко, прерывая пение. – Бандюга, что с него взять!
Э нет, – запальчиво заспорил Лепехов. – Это нынешние бандиты сплошь придурки бритоголовые. А в те времена профессия наемного убийцы была не из легких и требовала недюжинного ума. Трудно свой хлеб добывал человек и репутацией опять же дорожил! Вот так, Костик. Поэтому давайте все сначала, и посерьезней. Мила, старайся быть поэротичнее.
Мила со стола поглядела в зал на вошедшую подругу, и скроила такую физиономию, что Лариса невольно прыснула. И тут же увидела Артема. Он сидел у самой сцены в первом ряду и, обернувшись, смотрел на нее. Смотрел спокойно и внимательно, точно чего-то ожидая. Лариса вспомнила, как нахально профилонила вчера их репетицию, и ей стало стыдно. Сама она не помнила, что плела Артему по телефону, ведь рядом стоял Глеб и шептал ей на ухо всякую чепуху.
Она потихоньку, стараясь ступать бесшумно, пробралась к первому ряду, поздоровавшись с Артемом, села рядом.
– Ты еще не пел?
– Еще нет, – он улыбнулся. – Кажется, Костян сейчас Мишу укокошит. Он его достал с этой бандитской честностью до печенок, вся сцена на три минуты, а они репетируют полчаса.
Саприненко действительно злился. Он больше не улыбался, а угрюмо смотрел куда-то вбок, мимо Милы, тщетно воссылающей ему свои мольбы о пощаде Герцогу.
Лариса собралась было тихонько засмеяться, но вдруг остановилась, пораженная тем, что увидела на сцене. Перед ней действительно был Спарафучиле. Не примитивный бандит-качок, а страшный наемный убийца, углубленный в себя, усталый, непоколебимый. С потемневшим, каменным лицом, сгорбившись, он восседал за столом, вполуха внимая просьбам Маддалены.
Воистину Лепехов был гениален и знал, чего хотел. Кажется, и Корольков заметил трансформацию Саприненко, молча глядел на сцену, не говоря больше ни слова.
Лепехов, достигнув цели, застыл у кулис, и Костя с Милой допели до конца в полной тишине.
– Ладно, – Мишка махнул рукой, – годится. Пойдет. Давайте теперь беседу Риголетто и Джованны. Артем, Ирочка, идите сюда!
Корольков и Ира поднялись на сцену, и началась столь же длительная работа над эпизодом, где Риголетто строго-настрого наказывает служанке беречь Джильду как зеницу ока.
Тихо скрипнула дверь в коридор. Лариса быстро обернулась. В зал вошел Глеб. Она вздохнула с облегчением. Все то время, что шла репетиция, Лариса никак не могла побороть волнение за него: как он доедет до театра по московским улицам с их сумасшедшим движением?!
Она незаметно поманила Глеба рукой. Тот подошел, сел возле Ларисы, потихоньку взял ее руку, повернул ладонью вверх.
– Вот, держи.
В Ларисину ладонь уютно улеглась связка машинных ключей.
– Заводится с пол-оборота, – похвастался Глеб, – но как вы тут ездите, я ума не приложу. Дважды чуть не врезался, пока доехал.
– Глеб! – крикнул со сцены Лепехов. – Ну-ка подпой Ирине. Там, где ты ее хочешь подкупить, чтобы она привела тебя в сад к Джильде. Давай поживее.
– Ну вот, – тихо проворчал Глеб, неохотно поднимаясь с места, – вздохнуть спокойно нельзя.
Однако на сцену к Артему и Ирочке он вышел, как всегда, веселый и улыбающийся.
Лариса в который раз за эти дни наблюдала, как при первых же звуках его голоса невольно подтягивались, оживлялись все певцы труппы, и те, что сидели в этот момент в зале, и те, которые были на сцене. Она была почти уверена, что следующей Лепехов попросит выйти ее, и чувствовала нетерпение. Ей как никогда хотелось петь. Быть на сцене рядом с Глебом, слушать, как сплетаются воедино их голоса, полностью перевоплотиться в свою героиню, юную, страстную, влюбленную…
– Лара! – вкрадчиво позвал Лепехов.
Как хорошо, что на свете есть Мишка, его «Опера-Модерн», музыка Верди, такая простая и такая волнующая…
И снова они с Глебом пели сцену в саду на качелях, а потом Лариса пела одна свою арию из второго действия и слушала, как поет Глеб. Лепехов почти не делал им замечаний, молча стоял у края сцены, и лицо его было сосредоточенным и удовлетворенным..
Такой удачной репетиции Лариса не помнила. Прошло без малого три часа, а об усталости не было и речи. Наоборот, голос все набирал силу, словно открылось второе дыхание. Довольный Мишка использовал посетившее актеров вдохновение на полную катушку и ухитрился прогнать два действия целиком.
– Если так дальше пойдет, – пропыхтел он в конце, вытирая пот, стекавший по лбу, – через недельку можно будет подключать оркестр и переходить в концертный зал.
Работа на сегодня закончилась, Лепехов отправился в свой любимый буфет восполнять потерянные калории, а труппа поспешила на выход.
Глеб потянул Ларису за руку в коридор:
– Пойдем скорее, покажу тебе мою красавицу. Она у меня как новенькая, даром что пять лет откаталась.
– Подожди, – попробовала задержаться Лариса. – Я с Милой сегодня парой слов переброситься не успела. Да и вообще, не попрощалась ни с кем. Куда так спешить?
Никуда, – Глеб быстро оглянулся по сторонам, в глазах его промелькнуло что-то, похожее на беспокойство.
Лариса удивленно покосилась на него, но нет, лицо Глеба уже стало по-прежнему веселым и беззаботным. А может, ей вообще это показалось?
– Хорошо, идем, – неожиданно для самой себя проговорила она и первая вышла из зала, так и не простившись с ребятами.
– Ключи у тебя? – спохватился Глеб, когда они уж спускались со ступенек кинотеатра во двор. – Не потеряла?
– Да здесь они, – Лариса на ходу раскрыла сумочку, вытащила Глебовы ключи, нащупала на брелке кнопку сигнализации. – Ну, показывай, где твое, приобретение.
– Вот.
Ей показалось, что она раздвоилась и видит сама себя как "бы со стороны. Видит, как продолжает идти к машине, улыбаясь Глебу и болтая о всякой ерунде. Как нажимает на кнопку, залезает в салон, удобно устраивается на мягком велюровом сиденье. Вставляет ключ, плавно трогает педаль газа, пристально смотрит в зеркальце заднего вида.
А в это время другая она стоит на месте как вкопанная. Стоит, не в силах шевельнуться, и широко открытыми глазами смотрит туда, куда указал ей Глеб. На жемчужно-серебристый «опель» с торчащей позади антенной. Он совсем близко от нее, всего в пяти шагах, и Лариса отчетливо видит фары, похожие на квадратные глаза и чисто вымытое лобовое стекло. И висящего на нем над самым рулем малахитово-зеленого краба с огненным взглядом.
