Костер догорел, и Виктор поспешил скрыться в комнате. Там, под защитой ветхих стен, было спокойнее: пусть непрочная, но все-таки глухая перегородка отделяла его теперь от внешнего мира. А если хорошенько запереть двери и окна…
Но тут Виктор обнаружил, что не прибиты крючки к окнам и не приделаны засовы к двери…
Виктор заспешил. Он приспособил к окнам вместо шпингалетов палочки и приступил к баррикадированию двери. Придвинув к ней вплотную топчан, он притянул к нему дверную ручку аркомчой — неразрываемой волосяной веревкой — и толкнул дверь. Она не подалась.
«Вот так, — удовлетворенно подумал Виктор, начиная успокаиваться. — Теперь совсем другое дело». Почему-то ему припомнилась Москва и захотелось поговорить с отцом. Он даже взял радиотелефон и поднял антенну. Ему оставалось набрать номер, и тогда сюда, в таежную глушь, донесся бы голос отца или матери… Последний раз он разговаривал с ними из Шагонара… Виктор повернул диск, но потом опустил антенну. Нет, лучше он позвонит завтра утром, когда над горами вновь взойдет солнце…
Виктор еще раз проверил прочность запоров, осмотрел комнату и, окончательно успокоившись, лег на топчан. Ему хотелось спать, и он, сладко зевнув, повернулся на бок. В тот самый момент, когда веки его смежились, в затухающем мозгу ярко вспыхнула мысль: «А ведь я струсил». Виктор открыл глаза и недоуменно уставился в стенку. «Неужели струсил?.. Струсил, струсил…»
Медленно, очень медленно Виктор поднялся, подошел к двери и отвязал аркомчу. Так же медленно он пересек комнату, обошел все окна и вытащил самодельные шпингалеты. Потом он поставил на прежнее место топчан и снова лег. Москва, большой каменный дом — все это вдруг до смешного уменьшилось в размерах и отодвинулось на недосягаемое расстояние. Реальностью был низкий потолок над головой, тайга, гудящая за окнами, и он, Виктор, победивший самого себя.
4
Денни Уилкинс, прежде чем отправиться на выполнение задания, проходил специальную практику на островах, расположенных посреди Тихого океана. За свою недолгую жизнь Денни Уилкинс немало поездил. Однажды ему пришлось побывать на севере Норвегии, у Киркенеса, и он навсегда запомнил суровый облик края — исхлестанные нордовыми ветрами скалы, припавшие к земле крохотные кустики полярных березок и ив, белые резные веточки лишайников и бурые подушки моха; тундра — так назывались эти места.
А теперь судьба занесла Денни Уилкинса в совсем иной мир, в тропики. Небольшая группа коралловых островов, на одном из которых он жил, была затеряна среди необозримых водных пространств. Почти непрерывная полоса рифов окружала острова. Там, за внешней стороной, бушевал океан — длинные высокие волны с грохотом расшибались о рифы, забрасывая в голубое небо радужные веера брызг. А за рифами было спокойно, и вода лишь слегка вздрагивала и рябилась, когда на рифы обрушивались особенно большие волны. В тихой лагуне, замкнутой в подкове острова, вода почти всегда оставалась зеркально ровной, и пальмы, склонившиеся над лагуной, отражались в воде с идеальной четкостью.
В свободные часы Денни Уилкинс валялся на мелком прибрежном песке, смешанном с обломками кораллов. Он смотрел в небо — синее, плотное; с утра оно было чистым, но к середине дня откуда-то из-за островов, — казалось, прямо из океана, — всплывали белые облачка и застывали в зените. Высоко над пляжем раскачивались зеленые кроны пальм; они клонились всегда в одну сторону, на запад, — пассат дул с востока.
Денни Уилкинс занимался по уплотненной программе — Герберштейн торопил руководителей школы. В десять часов утра Денни Уилкинс надевал на лицо круглую стеклянную маску, укреплял за спиной дыхательный аппарат, а на ногах — ласты и вместе с инструктором опускался под воду. Там, под водой, все краски менялись. Когда Денни Уилкинс бродил по рифам, он всегда любовался их красками — нежно-розовыми, красноватыми, желтыми и даже зеленоватыми. Но под водою, в призрачном зеленовато-голубом освещении, рифы казались серыми и серыми тенями мелькали между ними рыбы… Денни Уилкинс включал сильный электрический фонарь, и тогда подводный мир вновь оживал, искрился, пестрел красками, серые рыбки оказывались удивительно красивыми, разноцветными, как тропические бабочки…
Обычно Денни Уилкинс плавал на глубине тридцати-сорока метров — на этой глубине можно оставаться долго, не боясь кессонной болезни. Однажды, погрузившись под воду, Денни Уилкинс и инструктор наткнулись на затонувшее судно. Оно было почти занесено обломками кораллов, песком, илом, но водолазы сумели определить, что это транспортное судно. Они увидели, что часть его задранной кверху кормы разворочена взрывом.
— Война, — сказал инструктор, когда они всплыли.
Денни Уилкинс и сам понимал, что это транспортное судно — жертва войны, бушевавшей на планете несколько десятилетий тому назад, когда его, Денни Уилкинса, еще не было на свете.
Война… Денни Уилкинс задумался. Слово это почти не встречалось теперь на страницах газет и журналов, о ней редко говорили политические и государственные деятели… Но он, Денни Уилкинс, был выделен из числа огромного большинства людей, — покорный чужой воле, вел тайную войну против совершенно безразличных ему людей. Денни Уилкинс сознавал это и сознавал, что может погибнуть, — нелепо, в то время когда никому не угрожает насильственная смерть… Но скорее погибнут те, кто преградит ему дорогу. Денни Уилкинс верил, что сумеет выйти невредимым из любой переделки.
Последнее, чему учился Денни Уилкинс, была езда на подводном скутере — на маленькой торпеде, в корпусе которой вместо взрывчатки находился электромотор и аккумуляторы. Искусство это давалось ему без особого труда, и Денни Уилкинс понимал, что вскоре ему предстоит покинуть маленький остров и отправиться на выполнение задания. Он думал о будущем с тупым равнодушием человека, отдавшего свою судьбу в чужие руки и привыкшего беспрекословно подчиняться. Но однажды ночью, когда он всплыл на скутере на поверхность, внезапное чувство тоски охватило Денни Уилкинса. Мотор работал легко и тихо, скутер набирал скорость, и Денни Уилкинс, взявшись за рукоятки, вытянулся. Теплая вода приятно обтекала плечи, грудь. Он поднял маску и посмотрел вперед, в густую черноту. Видимость была ограничена до предела, и Денни Уилкинсу показалось, что он так и будет плыть и плыть в ночь, и ночь эта никогда не кончится. Он вдруг почувствовал себя одиноким: черное звездное небо, черная вода и он посреди моря. И эти звезды! На одну из них ему, кажется, предстоит лететь. Черт! Он вовсе не мечтает об этом. Тоже — удовольствие! И на Земле людям несладко приходится, а тут еще на звезды лети!..
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
