— Что вы сказали молодой человек? — побледнев, переспросил старичок.
— Я предлагаю вам ничью, — спокойно повторил я свои слова.
— Как вы смеете, я сейчас отыграюсь, — разгорячился Петрович.
— А вы сами подумайте, — я наклонился к нему и зашептал, — если я сейчас вас снова обыграю, вы мне будете должны уже двести рублей. За сотку вам влетит чуть-чуть от этого, с фиксой, — я намекнул на блатного, — а за двести он вам голову оторвет.
Петрович задумался, просчитывая возможные варианты развития событий, либо он отыграется и все равно останется виноватым, так как ничего не заработал. Либо он проиграет, и тогда за двести проклятых рублей Аркашка основательно намет ему бока. А за сотню он получит пару оплеух, да и солнце еще высоко, можно будет отыграться на других.
— Я согласен на ничью, — протянул мне старческую руку Петрович.
— Пожалуйте в закрома, — намекнул я на конечный расчет.
— Давайте отойдем вот туда, — указал он на конец поляны.
— Знаете, сколько сегодня я уже находился? — я покачал головой, — расплачивайтесь здесь.
Старик протянул дрожащей рукой пачку неопрятных десятирублевок. Я их пересчитал, поблагодарил Петровича за хорошую игру, собрал шахматы и двинулся на Тишинский рынок. Однако далеко мне уйти не дали. Аркашка с каким-то громилой тормознули меня спустя десять секунд в пустынной алее.
— Чё, пацан, насшибал рубчиков, — начал базар Аркашка, — делиться нужно, а то братва на зоне чалится, надо бы ее подогреть.
— Плохо понимаю о чем вы говорите, — включил я дурака, — горчичники кому то купить надо или грелку? Так оставьте адресок я при случае помогу.
Аркашка резко сократил дистанцию и попытался схватить меня за шею, я легко ушел от захвата и снова отскочил на два метра. Шахматную доску в авоське я намотал на правую руку. Будет мне вместо кистеня, решил я.
— Ты че такой борзый? — не отступал Аркашка.
Бугай же стал обходить меня с фланга.
— А ты че такой смелый, — меня постепенно брала злость, ненавижу блатных и прочих подобных двуногих существ, — нужно было еще парочку быков прихватить.
При слове бык, бугай ринулся в атаку пытаясь схватить меня борцовским захватом. Я резко сел на корточки и тут же, как пружина распрямился, бугай перелетел через меня и по инерции крутанул в воздухе сальто. После чего хлопнулся на спину прямо в придорожную пыль. Я же с большим трудом устоял на ногах, после броска такого тучного тела. И как только Аркашка сделал попытку так же сбить меня с ног, я махнул авоськой с шахматной доской и чиркнул острым краем его по лбу. Из сечки у Аркашки тут же полилась кровь. Вот, а еще говорят что шахматы безобидное занятие, улыбнулся я.
— Еще встретимся! — зажимая рану, — завизжал он.
— В следующий раз я сюда не один приду! — крикнул я, вкладывая в слова максимум агрессии, — если тебя здесь поймаю, то ноги оборву, понял петушара!
И еще раз убийственной авоськой махнул в его сторону, Аркашка отскочил метров на семь. Бугай же в это время, восстанавливая дыхание, встал на колени. Я развернулся, и что было мочи, пробил ботинком быку прямо в репу. Он охнул и вырубился. Вот что значит медленное вставание с колен, пронеслось у меня в голове.
— Ты что не нормальный! — заскулил Аркашка, — мы же пошутили!
— Я тоже пошутил, — сказал я и спокойно потопал на метро.
В метро меня заметно потряхивало от нахлынувшего адреналина. В висках супер басами бухала кровь. Мне показалось, еще немного и я потеряю сознание.
— Следующая станция Белорусская, — проворковал металлический женский голос.
Странно, но он привел меня в чувства. До Тишинского рынка я долетел за пять минут. У «блошиных» рядов Моисея Сигизмундовича я обнаружил в крайне расстроенных чувствах.
— Молодой человек, где можно было пропадать столько времени? Вы просто не представляете, какую цену мне давали за эти струны! Но я сказал, что Моисей Сигизмундович хозяин своему слову, и отрёк невероятно выгодное предложение! Вот ваши струны с вас двести рублей.
— Что поделать, — я глубоко вздохнул, — я ведь человек подневольный, обучаюсь здесь в школе милиции на Петровке 38.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
При слове Петровка 38, Моисей Сигизмундович громко икнул. И пока я намеренно долго ковырялся во внутреннем кармане пиджака, он благосклонно согласился на оговоренные сто пятьдесят.
— Это, парень, — вдруг снова оживился Моисей Сигизмундович, — а медиаторы тебе нужны?
— Нужны, — дошло до меня, что звучание электрических гитарных струн с медиатором более четкое и выразительное, — сколько с меня? — я приготовился услышать, еще одену неподъемную сумму.
— Пятьдесят копеек один медиатор, — подмигнул мне старик.
— Дайте три штуки, — облегченно вздохнул я.
Почти половина дня пролетело в трудах и заботах, и я поспешил в свой детский дом, мне не терпелось посмотреть, какие корпуса гитар получились у моих друзей. Хорошо, когда ты занят интересным делом, думалось мне, жизнь такая становится выпуклой и насыщенной. Еще бы разобраться с каким умыслом так кардинально поменялась моя судьба, и кто это сделал. А может я лишь невольный инструмент в чьей-то неведомой игре. Кто знает, кто знает.
Так за размышлениями я не заметил, как оказался уже на подходе к улице Парковая 13, и тут мое собственное тело отказалось мне подчиняться, в голове застучал паровой молот, а сердце вот-вот должно было выскочить из груди. Перед глазами поплыли мыльные круги, и я снова оказался в лодке посреди туманной реки. Весло, которое я бросил в первый раз, оказалось на месте. Вот только желание грести в неизвестном направлении не замечалось. Что же это за место такое? Стикс, пришло мне неизвестно откуда четкое понимание. Внезапно подул ветер, и лодку понесло небольшое течение. Река, которая отделяет мир мертвых от мира живых, еще сильнее ускорилась. Я перегнулся через борт лодки, чтобы посмотреть на воду Стикса вблизи. И вдруг из воды я услышал голос, — Богдан! Богдан! Ты слышишь меня? Богдан!
— Я тебя слышу, — прошептал я, падая в бурный поток Стикса.
— Богдан! — резкий и высокий голос девушки привел меня в чувство.
Оказалось, что я лежу спиной на газоне около тротуара. А надо мной склонилась Иринка, девчонка из моего восьмого «А», в которую был влюблен мой предшественник.
— Ты меня так напугал, — сказала девчонка, — я уж подумал, что ты умер, что с тобой случилось?
— Шел по тротуару, — начал я рассказывать, стараясь подняться, — потерял сознание, очнулся, а тут ты стоишь.
— Ты идти можешь? — спросила Иринка, помогая мне встать на ноги.
Я попытался сделать шаг, и у меня снова закружилась голова, — что-то мне не по себе, — признался я.
— Я живу в этом доме, — сказала девчонка, — у меня мама медицинский работник, пошли, она тебе поможет.
И она повела меня, как любящие жены провожают своих пьяненьких мужей, обхватив за талию. Семья Ирины жила в небольшом уютном трёхэтажном доме, на самом верхнем этаже. Им принадлежала отдельная двухкомнатная квартира. Для шестидесятого года это очень круто, подумал я, и вспомнил, что ее отец инженер на текстильной фабрике. Девочка можно сказать не из простых. В прихожей я с огромным трудом стянул свои ботинки. Мне очень не хотелось, чтобы Иринка развязывала мне шнурки. Потом я принюхался, слава Творцу, носки не пахли.
— Проходи на кухню, я сейчас позову маму, — сказала одноклассница.
Кухня была просторной, потолки высокие, везде чистота, я обратил внимание на газовую плиту. Завод Газоаппарат, Москва, прочитал я надпись. Белая блестящая эмаль говорила о том, что плита была новенькая, всего две конфорки и духовка. Вместо ожидаемой мамы моей одноклассницы на кухню забежала мелкая, худенькая девчушка, маленькая копия Иринки, такая же жгучая брюнетка, наверное, младшая сестра, подумал я.
— Привет, — пискнула она, — я, Ленка, а ты кто?
— Я, Богдан, одноклассник твоей сестры, — я протянул ей руку для рукопожатия, девчушка с серьезным видом ее пожала.
— А я знаю, кто ты такой! — похвасталась она.
