Другим важным предметом была арифметика. В старших классах Петропавловского училища она была не простая, а по основному контингенту «купеческая». Кроме, собственно, арифметики в нее входили основы бухучета и конторское дело. Преподавал все это автор учебника «Купеческая арифметика», переведенного на русский язык Николаем Найденовым, немец Штейнгауз. По всей видимости, до преподавания он долгое время просидел в какой-то крупной европейской конторе, поэтому делопроизводство и учет он знал великолепно и столь же великолепно мог их разъяснить. В предисловии к учебнику он писал: «В нынешнее время, когда торговля России столько расширилась, когда существуют прямые сношения со всем миром и спекуляции начали распространяться, должны также увеличиваться требования частного образования купеческого сословия». На его занятиях можно было узнать не только правила математических операций, но и многие другие, связанные с арифметикой экономические нюансы, например, преподавались условные обозначения иностранных валют и их курс по отношению к рублю. Решая задачи из учебника, маленькие купцы попутно узнавали, сколько серебра добывается в Мексике, какова рентабельность североамериканских хлопковых плантаций, каковы масштабы английских колоний и насколько велик тоннаж торгового флота Франции. Своих учеников Штейнгауз приучал к аккуратности и призывал оторваться от российской купеческой безалаберности и научиться организовывать работу контор по четкому и строгому западному образцу. В середине 1850-х годов его пригласили в Лейпциг на место директора коммерческого училища, и он покинул Россию. Впоследствии он получил степень доктора и переехал в Бреславль[90], где также возглавил коммерческое училище, которым руководил более четверти века, вплоть до своей смерти в 1894 году.
Из прочих важных предметов были русский язык, география, история, естественная история (как тогда называли естествознание) и физика, включавшая в себя кусочки химии, Закон Божий, музыка и рисование. Рисованию тогда в школах отводилось довольно большое внимание. Фотографии еще не было, фотографические дагеротипы были почти недоступны, поэтому любой образованный человек должен был уметь быстро нарисовать необходимый объект или предмет. Больше того, на уроках русского языка учеников учили писать разными почерками. Один, особенно аккуратный, каллиграфический, был для написания важных документов – прошений, поздравительных адресов, другой, беглый – для внутреннего потребления, и, наконец, скорописью, «по американской методе».
Четырьмя классами, по крайней мере в отношении сыновей, Сорокоумовские образование не ограничивали. У нас нет точных сведений о том, где его продолжали младшие сыновья, зато точно известно, что Петр Павлович по окончании Петропавловского училища был отцом отправлен за границу для дальнейшего изучения языков и наук.
Часть 2
Павел Петрович Сорокоумовский (1815–1874) – предприниматель и меценат; основал торговый дом «Павел Сорокоумовский и сыновья», при нем семейное дело достигло небывалого расцвета
Глава 1
Отец и дети
Отправить ребенка учиться за границу было не просто страшно, не просто нужно, не просто модно, но и просто не просто. В Российской империи даже во времена Петра I правящая верхушка всегда настороженно относилась к желавшим выехать за рубеж. Петр сам выписывал загранпаспорта, а следовавшие за ним императоры и самодержцы российские лично визировали списки выезжающих, дабы в них не попали люди, через которых в страну могла бы проникнуть западная либеральная зараза. Даже дворянам для того, чтобы получить разрешение на выезд, приходилось постараться, так что же говорить про купцов.
Но Сорокоумовским доверяли. Они уже не раз выезжали из страны по своим надобностям, ничем ее за рубежом не осрамили, да и, вернувшись на родину, не смущали неокрепшие российские умы рассказами о дивном, просвещенном и демократическом зарубежье, где не было крепостничества, а предпринимателей почитали не меньше, чем графов, баронов и князей.
В 1851 году в семейной фирме произошло торжественное событие. Ее основатель и глава фамилии Петр Ильич Сорокоумовский наконец-то принял в нее на правах пайщиков среднего сына Павла и младшего Дмитрия. Владимир к тому времени уже отделился от отца. Он сначала записался в третью купеческую гильдию, но дело у молодого купца не пошло, он перешел в мещанство и зажил со своей женой Олимпиадой Петровной тихой жизнью обывателя в собственном домике на Якиманке, недалеко от церкви Петра и Павла.
Отныне фирма получила официальное наименование «Петр Сорокоумовский с сыновьями». Разница в возрасте между двумя новыми пайщиками была солидной. Павлу уже исполнилось 36, у него была жена и куча детей, Дмитрию же едва стукнуло 22 года.
Но Петр Ильич очень любил младшего сына, возлагал на него особые надежды и поэтому ждал, когда же Митя достигнет возраста предпринимательской дееспособности. Уже после этого можно было бы принять в компаньоны всех сыновей разом, дабы ни у кого из них не было преимущества в стаже. Петр и Владимир этого момента не дождались. А вот Павел и Дмитрий вошли во вторую половину XIX века не просто наследниками, но уже равными с отцом совладельцами меховой империи.
Правда, империя была еще не столь велика и значительна. Петр Ильич все еще оставался купцом второй гильдии, да и конкуренция на меховом рынке была довольно мощной. Однако компания теперь уже трех Сорокоумовских хоть и не очень быстро, но уверенно развивалась.
Петру Ильичу в 1851 году исполнилось 74 года. Даже сейчас этот возраст считается для мужчин очень не маленьким, тогда же такие года приравнивались к возрасту патриархов. Пора было подумать о том, чтобы оставить потомкам о себе какую-нибудь память. Не только в виде успешного производственно-торгового предприятия, не только в образе славной и уважаемой фамилии, но и именно в образе – образе зримом, цветном, нарисованном масляными красками и заключенном в хорошую раму.
Конечно, с Петра Ильича уже рисовали портреты. Но теперь это должен был быть не просто портрет, а своего рода завещание. На холсте, в красках и нарисованное обязательно рукой великого, хоть и живущего еще мастера. Поэтому купец второй гильдии Сорокоумовский обратился с заказом к одному из лучших портретистов империи, академику художеств и почти что своему ровеснику, Василию Андреевичу Тропинину.
Два портрета 74-летнего Петра Ильича Сорокоумовского 75-летний Тропинин написал в 1851 году. Эти портреты сразу стали чем-то вроде герба семейной фирмы. Первый висел в доме, где жили меховщики, а второй – в главном зале главного мехового магазина Сорокоумовских на Ильинке, к тому времени переехавшего в дом № 9. Сейчас оба находятся в музеях. Первый находится в Ростовском областном музее изобразительных искусств, а второй – один из главных экспонатов Луганского областного художественного музея.
Василий Тропинин умер через шесть лет, в 1857 году. Петр Сорокоумовский немного его опередил. Он оставил этот свет в 1853-м.
Василий Андреевич Тропинин
Тропинин родился в селе Корпово Новгородской губернии в семье крепостного гвардии ротмистра графа Антона Сергеевича Миниха[91] Андрея Тропинина. однако, не стоит заблуждаться, детство Василия Андреевича, несмотря на крепостную зависимость, было отнюдь не темным и беспросветным. отец его, хоть и был крестьянином, хорошо разумел в грамоте, был прекрасным администратором и служил у графа управляющим целым имением. Служил так хорошо, что даже получил от хозяина вольную, которая, правда, не распространялась на семью. Будучи хорошо оплачиваемым графским топ-менеджером, Андрей дал сыну прекрасное для людей его сословия четырехклассное образование в новгородской народной школе. В начале 1790-х годов дочь графа, Наталья Антоновна, была выдана замуж за графа ираклия Моркова[92]. и маленький Васька вместе с сотнями других крестьян попал в список приданого. Граф заметил несомненный художественный талант мальчика и отправил его в Петербург учиться на кондитера. Впоследствии великий художник, обладавший замечательным чувством юмора, часто вспоминал, что его «первыми художественными опытами были разнообразные кремовые розочки». В столице талантливый мальчуган весьма быстро сдружился с местными художниками, а в 1798 году стал посещать рисовальные классы при Академии художеств в качестве так называемого «постороннего ученика». То есть ему просто разрешали присутствовать на занятиях, а иногда и что-то рисовать. Сначала мальчик посещал занятия тайно, но через год выпросил у хозяина разрешение. Сначала граф Морков не желал, чтобы перспективный кондитер отвлекался на посторонние предметы, но за него стал просить сам профессор Щукин[93]. ему Василий так понравился, что он взял его учеником в свою портретную мастерскую. В 1804 году картина Тропинина «Мальчик, тоскующий об умершей птичке» удостоилась похвалы самой императрицы екатерины. и такая похвала не могла не стать началом стремительного взлета. о молодом крепостном художнике заговорили во всей России, его назвали «русским Грезе[94]», и все возмущались жестокостью графа, державшего дарование в крепости и не дававшего ему вольную. дошло до того, что об освобождении Василия стал хлопотать сам президент Академии художеств граф Строганов. Все это привело к тому, что в том же 1804 году Морков срочно отозвал Тропинина из столицы и отправил его подальше, в Подольскую губернию, в свое новое украинское имение Кукавку. Там молодой художник совмещал три должности – кондитера, лакея и оформителя новой церкви. В 1807 году в той же церкви он обвенчался с «вольной поселенкой» Анной Катиной. Со стороны девушки это был смелый шаг, ведь выходя замуж за крепостного, она сама обрекала себя на «крепость». Но следует признать, она сделала верный выбор: супруги прожили в полном согласии почти полвека. В 1821 году Морков привез 45-летнего художника в Москву, где он моментально стал одним из самых модных портретистов. и опять отовсюду стали раздаваться обращенные к графу призывы с требованием дать работнику культуры свободу. Но Морков держался еще целых два года и подписал вольную, лишь когда его об этом на всю страну попросили лично два авторитетнейших человека того времени – генерал и герой войны с Наполеоном, действительный тайный советник[95] Павел Алексеевич Тучков и знаменитый коллекционер Павел Петрович Свиньин[96]. Практически сразу после освобождения Василий Андреевич был избран действительным академиком Академии художеств. однако от заманчивой должности преподавателя в Академии художеств он отказался и обосновался в Москве. Покинув северную столицу, он фактически отказался от госзаказов, которые распределялись исключительно среди питерских художников. однако и частные заказы кормили его совсем не плохо. Фактически он превратился в главного московского портретиста. доходило до того, что, когда к Карлу Брюллову приходили москвичи с просьбой написать их портрет, тот с удивлением возражал: «Зачем? У вас же в Москве есть свой замечательный художник!»
