Все закончилось очень быстро.
— Четверо, — вымолвила она, непонимающе уставившись на тела своих конвоиров. Двое лежали ничком, не успев вытащить мечи из ножен. Один из них сжимал конец веревки. Еще один истекал кровью, получив рану в шею. Последний был разрублен от паха до груди.
Кто-то схватил ее за руку.
— Пошли! — быстро шепнул чей-то голос. — Живей, черт бы тебя!
Она безвольно последовала за тем, кто тянул ее назад в город, увлекая за угол и дальше по улице. Кто-нибудь обязательно найдет тела, — думала она про себя. — Уж их-то мясо не успеет отвалиться от костей.
Она внезапно остановилась, когда ее резко дернули за рукав. Что-то насильно вкладывали ей в руки. Кто-то пихал и подталкивал ее, пытаясь поднять, хватаясь за те места, которые не пристало трогать. Ей это не понравилось. Вовсе. Вспомнилось, как конвоиры пихали ее, когда тащили из ямы.
Самидар ребром ладони нанесла вслепую удар по чему-то жесткому, в ответ услышала громкие ругательства. И только теперь, не без труда, ей удалось освободиться от тумана в голове.
— Тамен! — воскликнула она, узнав наконец своего спасителя. Она посмотрела на то, что он силился всунуть ей в правую руку. Поводья, поняла она. Тамен пытался посадить ее на лошадь. Она бросилась ему на шею, поцеловала в щеку, на которой еще горело пятно — след от ее удара.
— Что ты натворил, старина?
— Помог тебе спастись, — был короткий ответ. — А сейчас полезай на животное и чеши отсюда. Наверняка найдутся свидетели того, как я потрошил тех четверых, и, хотя никто из них не пикнул, их быстрехонько отыщут, не сомневайся. Давай, женщина, мчи!
— Тебе тоже нужно скрыться! — убеждала она. — Ты не можешь теперь оставаться!
— У меня жена, — отрезал он. — Старая карга без единого волоса на голове. Вот почему ты ни разу не видела ее. Но я не могу оставить ее одну. Верю, горожане не сдадут меня, и мы ночью куда-нибудь смоемся. Она не прочь вечерком проветриться, стоит только шляпу надеть.
— Я тебе отплачу, — второпях обещала она, взбираясь на лошадь. — Найду как.
Она заправила под себя юбки так, чтобы кожаное седло не натирало бедра.
— Только поторопись, — велел он. — Никому из нас не по нраву, как эти солдаты обошлись с твоим малышом. Слыхал, что они сожгли крестьянскую ферму днем раньше, и не поверил, пока не увидел, что они с тобой сделали.
— В каждой войне — две стороны, Тамен, — предупредила она его. — Будь настороже и никому не верь. И обязательно скройся сегодня же ночью.
Старик шлепнул лошадь по крупу. Та понеслась по улице, резко взяла за угол так, что Самидар чуть не вылетела из седла. Ухватившись за гриву, она подтянулась, села ровно и направилась к городским воротам. Она решилась оглянуться через плечо. Невероятно, но ни одного солдата не было видно, хотя несколько голов маячило за полузакрытыми окнами.
Она поняла, что этим она обязана Йорулу. Келедцы хоронили своих мертвецов как можно раньше, веруя в то, что, если оставить тело непогребенным до восхода солнца или до заката, душа покойника будет наказывать живых. И конечно же, большинство людей, должно быть, заняты сейчас похоронами. Благодаря Йорулу никто не препятствовал ей на пути. Она усмехнулась этой иронии судьбы.
Самидар проскакала мимо четырех неподвижных тел, сквозь ворота. В последний момент она выбросила руку и ухватилась за конец веревки, на которой ее должны были повесить. Сдернула ее с балки и бросила лежать в пыли на дороге, по которой стремилась прочь.
Глава 4
Сны нашей юности годы пожрали,Были мы лучшими — худшими стали;Хоть и стары мы — но силушка есть,Жаль, что забудут, лишь кончится песнь.
Дождь, который давно собирался, наконец хлынул ночью. Он лил сплошной стеной, колотя по дороге. Отяжелевшие от воды ветки деревьев клонились до самой земли. Дождь совершенно прибил траву; ударяясь о глубокие грязные лужи, он быстрыми потоками стекал вниз по еле заметным склонам. Равнины поблескивали новыми озерами.
Яркие молнии вспыхивали фиолетовым, иногда белым светом из-за густых темных туч. Гром сотрясал воздух.
Самидар, спустившаяся с гор на лошади, представляла собою жалкое зрелище. Волосы пристали к лицу, юбки, облепившие ноги, распластались по бокам и крупу лошади. Вода ручьями лилась с ресниц. Она беспрестанно вытирала глаза, чтобы лучше видеть. Дождь укалывал ее кожу как бы ледяными иглами, а тонкая туника совсем не грела.
Лошадь скакала по черному месиву, которое когда-то было дорогой. Самидар чувствовала, как дрожит, низко опустив голову, бедное животное, как вода струится по его насквозь мокрой гриве.
Погода вынудила всадницу держаться дороги. Было темно, и дождь лил слишком сильно, чтобы можно было как следует сориентироваться. Будь у нее такая возможность, она бы поскакала напрямик через поле. Но такой отвратительной ночью, боялась она, лошадь может попасть в невидимую яму или узкую канаву и сломать ногу. Поэтому Самидар предпочла скакать по дороге, которая должна привести ее прямо к цели.
Она вымокла и продрогла, но, как ни странно, безжалостный ливень заглушал ее боль, уносил с собой большую ее часть. Солнце садилось, когда она лежала лицом вниз на могиле Кимона; пошел дождь, и ее лицо и руки перепачкала земля с могильного холма. Но когда она наконец поднялась, ливень быстро смыл грязь. Это сильно затронуло что-то в ее душе, и тогда, взобравшись на лошадь, она покинула горы, зная, что ей уже никогда не вернуться к прежней жизни, которую они строили вместе с Кимоном.
Ослепительная молния с треском расколола небо. Самидар вскинула руку, чтобы прикрыть глаза, но слишком поздно, и безрадостный пейзаж, выхваченный светом, остался гореть перед глазами. Последовал оглушительный гром, проняв до самых костей, так что у нее перехватило дыхание.
Ее лошадь лишь подняла голову, моргнула и затем, опустив морду, продолжила свой нелегкий путь.
Странный запах коснулся ноздрей Самидар. Она втянула носом воздух. Запах становился все сильнее, но она еще не могла определить, что это так сильно пахнет. Принюхалась еще раз. Влага мешала распознать этот запах, притупляла обоняние. И все же он усиливался, становясь все явственнее.
Это был запах сырой золы.
Ее таверны больше не существовало, она сгорела дотла. Слабый отблеск далекой молнии осветил часть очага на кухне. Там и здесь Самидар различала обгоревшие предметы, бывшие некогда потолочными балками или частями столов. Почерневший кусок, имевший скорее круглую форму, похоже, прежде был ее железным чайником. Больше не осталось ничего. Даже конюшня превратилась в пепел, а лошади ее сейчас, наверное, в гарнизоне Риотамуса, предположила она.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
