В этом и заключается сущность гуманизма: независимость человека и натуралистическая основа. Человек сам находит и определяет достоинства, вне зависимости от других источников; он видит себя мерилом всех вещей. Человек в гуманистической системе становится темой всей природы, поэтому и основой для всех ценностей. Однако, как подчеркнул Гордон Кларк: «Этика требует нормативных принципов, которые никогда не следуют из описательных данных. Поэтому гуманизм не может доказать, что гуманизм является какой-то ценностью»[60].
Провал натурализма и гуманизма в попытках дать удовлетворительный ответ на вопрос о проблеме морального поведения делает принятие богооткровенной этики наболее правдоподобным. Если откровение может обеспечить последовательную систему морали, которая соответствует нашим врожденным моральным чувствам, то тогда этот выбор должен быть серьезно рассмотрен.
В последних двух главах этой книги мы будем развивать предположение, что библейское откровение может служить основой для этической системы. Мы рассмотрим традиционную этику западной культуры, этику иудео-христианского мира, как альтернативу к теориям, которые мы обсудили выше.
Глава седьмая. Священное Писание как основа для построения этической системы
Современные этические системы полагают, что Библия не может служить мерилом морали, т.к. эта книга была написана в другое время и в других культурных условиях, нежели те, в которых мы живем сегодня. Однако тот факт, что Бог неизмеримо выше всякой культуры, позволяет нам продолжать надеяться на возможность использования моральных принципов Библии и в настоящих условиях. Без этого мы не смогли бы возвысится над принципами культурного релятивизма. Но есть Бог. И Бог не безмолвствует. Слово Его, записанное в Библии, применимо ко всем культурам и во все времена.
Вопрос, который ставится перед нами, это почему Библия универсальна для всех культур, вне зависимости от эпохи и географии. Ответ на этот вопрос прост и в то же время очень глубок: это происходит потому, что библейская мораль по-настоящему подходит для каждого из нас. Библия нам говорит о том, каков Бог. Но она же говорит и об уникальности положения человека среди всех Божиих творений, уникальности, заключающейся в богоподобии, в подобии Его моральному образу. Как результат, мы можем видеть, что тот моральный закон, которому нам надлежит следовать, не вынесен произвольно. Этот моральный закон сообщается с природой Бога, а также и с нашей природой. Когда мы подчиняем себя божественному моральному закону, мы поступаем так, как и должны поступать, т.е. в согласии с тем, какими Бог соделал нас. Грех, или неповиновение моральному закону, является не только чуждым Богу, но и насилием над уникальной природой человека.
Библия не представляет нам произвольного закона, и этот закон не произвольно вписан в нас. Однако, к сожалению, на протяжении истории, этот божественно данный закон неверно истолковывался и применялся церковными властями. Люди часто по принуждению приспосабливались к внешней стороне закона, что расценивалось как великая добродетель. Но внутренне они оставались бунтовщиками, желающими освободиться от этой навязанной и чуждой им системы ценностей. Грубое навязывание людям моральных законов, носящих имя Божие, привело к тому, что многие потеряли веру в самое существование божественной морали. Однако поступать так — значит выплескивать воду вместе с ребенком, и мы, исследуя вытекающие из этой позиции гуманистические этические системы, убедились в их несостоятельности. Давайте же будем тщательно исследовать, где и как иудео-христианская этическая система может способствовать некоторой моральной стабильности в этом хаотичном мире.
Мы начнем с того, что христианство признает как Ветхий, так и Новый заветы выражением воли Божией по отношению ко всем людям. Таким образом, христианство рассматривает Иисуса Христа как последнее и наиболее полное откровение Божие; Он утверждал, что Его учение было учением Отцы, а Его миссией было явить миру волю Божию (Ин. 7:16; 17:4).
Кто-либо, конечно, может полностью отвергать авторитет Христа и, возможно, даже игнорировать Его утверждения о Самом Себе. Однако совершенно непоследовательно будет (конечно, если человек не живет совершенно игнорируя логику) принимать одну часть Его учения и отвергать все остальное. Христос не являлся окончательным авторитетом только в каких-то избранных вопросах, но во всех. Если Он не являлся Богом, как Он то утверждал (Ин. 8:58), тогда, на самом деле, Он был лжецом. И если Его свидетельства о Самом Себе не верны — если Он заблуждался насчет собственной божественности — то нет никаких оснований считать, что в других вопросах Он был более прав.
Но если Он все-таки являлся Тем, Кем Себя провозглашал, тогда каждое изреченное Им слово обретает значимость, и Его этические предписания становятся базой для вынесения морального суждения. Мы не ставили целью этой книги доказывать истинность того, что провозгласил Иисус Христос. Автор принимает это как истину.[61]
Некоторые моралисты, такие как Иосиф Флетчер, чьи этические теории обсуждались в предыдущих главах, прибегают к авторитету Иисуса Христа, но лишь тогда, когда Христос согласен с ними. К примеру, Флетчер пишет: «Современное христианство не должно быть достаточно наивным, чтобы не видеть, что этика Иисуса — это ситуационная этика»[62]. Он часто цитирует Новый Завет, подчеркивая заявления Христа о любви к ближним. Но позднее он вынужден будет принять, что Христос не следовал утилитарным принципам ситуационализма.
Рассматривая историю миропомазания в Вифании, Флетчер заключает, что Христос избирает в данном случае любовь не по расчету. Так как Христос не принял решение ситуационализма (которое, согласно Флетчера, состоит в изыскании «наибольшего добра для наибольшего числа», т.е. продаже мирра и раздаче денег бедным), Флетчер заключает, что «если мы рассматриваем эту историю таковой, какая она есть, мы видим, что Иисус заблуждался, а ученики были правы»[63].
Заключение Флетчера приводит нас к главному вопросу: можем ли мы из всех деяний и слов Христа принимать одни и отвергать другие? Если Христос ошибался, когда Он одобрял помазание Его Марией, то у нас нет причин рассматривать другое Его учение как верное. Принятие части учения Христа как авторитетного и отрицание другой части как ложного означает отвержение того, что Христос пришел в мир, чтобы явить нам Своего Отца и дать нам точное изъявление Его воли. Таким образом, когда мы принимаем одни из слов Христа и отвергаем другие, мы, тем самым, пишем нашу собственную биографию Иисуса. В таком случае конечный авторитет ложится на наши плечи. Мы сами решаем, когда Христос говорил от Бога, а когда нет.
Такой подход позволяет любому отвергать учение Христа. Вполне возможным становится рассматривать Его действия как действия одержимого или лжеца. Другие могут отметить, что Христос (подобно простому смертному человеку) был иногда прав, а иногда не прав. Но такой подход и такие выводы упускают самое главное: если Христос был всего лишь человеком, то нет никаких причин для нас следовать Его учению в чем бы то ни было, нет никаких причин ставить Христа выше Платона или Аристотеля. И даже более серьезно: если Христос не говорил всегда одну лишь истину, Его утверждения о Самом Себе звучат для нас подобно детскому лепету или словам безумца. В отличие от Платона и Аристотеля, Он не мог позволить себе ошибиться — даже единожды.
Непоследовательный подход Иосифа Флетчера ко Христу как к моральному авторитету ярко проявился в его дебатах с Джоном Монтгомери, ведущим евангелическим проповедником. Флетчер, стремясь казаться последовательным, принимал, что, «Иисус был простым еврейским крестьянином. Он обладал не большими знаниями философии, нежели пигмей из Новой Гвинеи, и я не обращаюсь к Иисусу за философской премудростью»[64]. Подобная ремарка не должна казаться слишком удивительной, разве только в свете того, что Флетчер часто благосклонно отзывается о Христе.
Если мы полностью принимаем авторитет Христа, последовательность требует, чтобы мы принимали и все, что Он сказал, как чистую правду. Он верил, что Ветхий Завет являет людям волю Божию (Матф. 5:17—19; Ин. 10-35). Таким образом, как в учении Ветхого, как и в учении Нового Завета мы обладаем надежным авторитетным проводником в вопросах, касающихся морали.
Зачем даны были заповеди?
Если мы считаем, что откровение Божие относительно морали записано в Священном Писании, перед нами возникает вопрос: почему Бог избрал именно эти предписания?
Далее в этой книге мы увидим, что Божье откровение о морали является выражением Его природы. Здесь же мы хотели бы подчеркнуть, что Бог преследовал особую цель, и частью Его плана было дать наставления, руководства для человечества. Иными словами, Он использовал Свое откровение и даже борьбу между добром и злом для того, чтобы достичь Своих целей.