– Одета как? – деловито спросил зингар.
– Гхм… одета? – растерялся я. – Да я ее неодетой видел. А так красивая, справная, как жена моя была до свадьбы.
– Может, ты свою жену во сне и видел? – захохотал зингар. – А по описанию твоему, друг, так половина девчонок в таборе похожа. Нет, не видел такой, не скажу.
– Ну, может, и приснилась, – согласился я.
К предместьям Свободного города Рюгель подошли на следующий день. И там же я увидел море, которое в последний раз видел только на княжеской службе, голубое, бескрайнее, переливающееся белым жемчугом пены по синей скатерти, пахнущее йодом и свежестью.
Сначала показались предместья из глинобитных домиков, затем дома каменные, покрепче, а ближе к морю, на холме, стояла могучая каменная крепость, в бойницах которой виднелись серьезные пушки. Такую брать – кто хочешь зубы обломает. Такие стены и осадная артиллерия не возьмет. Свободные купеческие города были богаты и держали немалые наемные полки, в которые с охотой шли жители северных и предгорных княжеств, соблазненные хорошей платой и не убоявшиеся опасностей и суровой дисциплины. Эти самые города еще и объединяться могли для большой войны. Но вообще купечество было неагрессивным, предпочитая торговать и приумножать богатство, из которого ссужали под процент окрестных князей, и которые ссуды те тратили на закупку товаров все у тех же купцов. Ну и товар сам производился в этих городах, в княжествах все больше крестьяне трудились, кормили всех.
– Тут попрощаемся, друг вольный, мастер Арвин, – сказал Красный Ар. – Дальше в городе нам делать нечего. А ты езжай, у тебя свой путь, мы тебе мешать только будем. За лошадку спасибо, у меня на ней дочь ездить будет, тебя благодарила.
Я обернулся на стук копыт и чуть не вывалился из седла. На Голубке сидела девчонка, та самая, из моего сна. Хоть нижняя часть лица ее была прикрыта шемахом, глаза перепутать я не мог, никогда их не забуду. Да и все остальное – молодые зингарки ходят в шароварах и маленьких блузках, сверкая голым пузом и спиной.
– Прощай, мастер Арвин, – ехидно ухмыльнулся цыган, и табор тронулся с места.
А я смотрел ему вслед, пытаясь понять, что здесь правда, а что мне приснилось. А потом решил, что неважно, потому что в глубине души я знал, с кем я провел ночь на самом деле, и мне совсем не было стыдно.
Тронул затем Кузнеца, и конь понес меня шагом к городской границе, к шлагбауму, у которого стояли несколько ландскнехтов в песочного цвета мундирах и серых гетрах, в кепи с полотняными назатыльниками, прикрывающими от солнца. На плечах у них увесистые новые винтовки с ложами, словно смазанными маслом, штыки отомкнуты и покоятся в ножнах на поясе. Сержант еще и револьвером вооружен.
С ландскнехтами стоял лысый и пузатый человек в потертом зеленом вицмундире, невооруженный, но с большой медной бляхой на шее, указывавшей на то, что он тут главный и решает, кого в город пускать, а кого и не надо.
– Стой, вольный человек, – сказал лысый с бляхой. – Откуда и куда путь держишь?
– В город, – ответил я коротко. – Из Вольных земель.
– До нас слух дошел, что Вольных земель больше нет, – хмыкнуло чиновное рыло. – Да видать, поэтому ты и пришел. А что в городе делать думаешь?
– Дело себе искать.
– Это возможно, взводный, – сказал чиновник, бросив взгляд на шнур у меня на плече. – Ваших бойцов много где ценят. Подойди и в здешние казармы, спроси рекрутера, возможно, что хорошего кавалериста и у нас нанять захотят. Но с тебя серебряная монета за въезд в город, раз уж ты сюда по делу. И медная полтина, если камень не привез.
– Не взял камня, заплачу.
Кошелек у меня не пропал, к счастью, и какие-то деньги там звенели. Нашлась и серебряная монета оплатить пошлину за вход, нашлась и полтина «каменного сбора», монеты перескочили в руки чиновника, а оттуда в большой кожаный кошель у него на поясе, опечатанный сургучом и со щелью вроде как у копилки, чтобы обратно ничего не вытащить было.
Один из солдат отомкнул шлагбаум, сделал жест рукой: «Проезжай».
– И вот еще, добрые люди, вопрос у меня к вам, – спохватился я. – Где на ночлег остановиться можно так, чтобы коня хорошо пристроить?
– По левой стороне рынка езжай, вольный, – ответил чиновник. – Там одни постоялые дворы, и при них коновязи хорошие. А в ином месте и почистят коня за плату, доволен останешься.
– Благодарствую.
Толкнул ногами Кузнеца, и направились мы дальше, к шумному рынку в шумном городе. Сперва, правда, по правую руку попалось место печальное. Длинная виселица, на которой болтались четыре тела в разной степени разложения, от которых несло смрадом и над которыми вились мухи, а у самой дороги на кольях торчали головы, а под головами – таблички, описывающие, за какие грехи суд Свободного города Рюгеля счел необходимым отделить их от туловищ.
В глубине же площади возвышался каменный эшафот с колесом и железными столбами, сейчас пустовавшими. Там казни совершались редко, лишь над большими злодеями и с изобретательным живодерством. Чаще всего на нем оказывались разбойники с большой дороги, случись им попасться ландскнехтам или городской страже.
Чем ближе к базару, тем суетнее и теснее становилось на улице, много было телег, повозок, двуколок с впряженными в них мулами. Везли какие-то тюки, корзины, ящики, кувшины, бутыли. Шум, гам, крики, свист, призывные вопли торговцев. На меня косились, но ничего не говорили, тут Свободный город, заходи кто угодно, покупай что хочешь. Это в княжестве Валаш с оружием ходить в городах нельзя.
Чуть дальше пришлось спешиться и вести коня в поводу, потому что стало совсем тесно и я боялся, что Кузнец занервничает и кого-нибудь придавит. Не привычен конь вольных к таким толпам народу.
Оглядевшись, увидел вывеску «Постоялый двор «Старый сундук». Обеды и ужины, для конных еще и конюшня имеется». Ну вот, примерно то, что мне и нужно. Зашел в распахнутые ворота, в которых топтался туповатого вида здоровенный детина с дубинкой на поясе, спросил его:
– А что, добрый человек, места на дворе вашем есть?
– Вроде есть, – затруднился тот с ответом, нахмурившись. – У хозяина спрашивайте, в трактире он сейчас.
– Благодарствую.
У коновязи, вытянувшейся вдоль фасада длинного каменного дома, стояло с десяток лошадей, из которых пара «горянок» выглядела весьма даже не дешевыми. Пристроил Кузнеца и направился в дом, сам чуть брезгливо принюхиваясь к запаху конского пота, которым от меня разило нещадно. Все же две недели по степи, и всего дважды искупаться и коня искупать удалось, мало там воды.
На входе в трактир была чаша с плавающей свечой, у которой я сотворил знак Сестры и Брата. Это хорошо, если здесь верующие люди живут, особенно если моей веры. Иной веры так и даром не надо, кое-где зверям хищным поклоняются, или духам мертвых. Тьфу, простите, боги. Впрочем, и с моей верой не все ладно в последнее время, раскол в ней пошел… да ладно, не до этого мне сейчас.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});