Как всякая болезнь, любовь имеет свою симптоматику, весьма неплохо изученную поэтами; только в отличие от классических медицинских заключений, они излагают ее зашифрованным языком рифм.
Этим языком я и сам владею неплохо, так как уже давно изучаю данный недуг. Я, по истине, счастливый человек, потому что являясь инфицированным, как и все люди, сам не болею этой заразой (кажется, такая картина может наблюдаться при СПИДе). Но если за распространение СПИДа предусмотрено уголовное наказание, то за распространение любви, слава богу, нет, поэтому я безбоязненно награждаю ею глупые, романтичные особы, падкие на красивые слова и благородные жесты. Таких «подопытных кроликов» у меня сотни и я их исследую, ставлю над ними опыты, только результаты формирую не в виде диссертации (так как не знаю учреждения, где б ее можно было защитить), а в виде романов, которые считаю доступной для всех желающих профилактикой от этой заразы.
Объясню, чего я хочу добиться в итоге. Дело в том, что моя жена, к сожалению, тяжело больна; боюсь даже, больна неизлечимо, что создает мне, пусть незначительные, но проблемы – мне приходится ухаживать за ней, иногда поправляя одеяльце мечты, принося микстуру под названием «ласка», следить, чтоб она регулярно принимала пилюли моего внимания. Я даже дом построил таким, как хотела она, чтоб когда-нибудь подарить ей, но это случится потом – когда она пойдет на поправку и мне больше не потребуется отдельная лаборатория…»
– Ну, и котельную Корень сюда запихнул! Блеск!
И редактор, и Анна вскинули головы от экрана.
– Что, зачитались? – Дмитрий рассмеялся, – я сам его книжками зачитываюсь – классно пишет!.. Давайте-ка, окна откроем. Котел я выключил, так что сейчас нормально будет.
Воспользовавшись моментом, редактор сунул в ноутбук флешку. Ему не хотелось, чтоб Анна читала дальше, чтоб не наблюдать реакцию «безнадежно больного подопытного кролика». Страница закрылась; по экрану, один за другим, полетели крошечные листы романа.
Анна опустилась на стул, тупо глядя перед собой.
– Ты чего? – удивился Дмитрий.
– Уйдите вы все! – она закрыла лицо руками, чтоб больше не видеть сбывшейся без нее мечты.
– Все, – редактор сунул в карман драгоценную флешку, – спасибо. Я поехал, – и уже с лестницы услышал голос Анны:
– Дим, оставь меня, пожалуйста!
…Вот это Макс отчудил! – подумал он злорадно, являя мужскую солидарность, – зачем же все излагать от первого лица? Да назвал бы героя каким-нибудь Вовой или Петей, и эта дура б все проглотила… а, может, он специально, чтоб избавиться от нее, а то намеков она, похоже, не понимает?.. – проходя мимо мертвого фонтанчика, он еще раз ощупал флешку, – да гори они все ясным огнем!..
Разворачиваясь, он увидел в оставшуюся открытой калитку, как все же изгнанный Дмитрий спускается с крыльца, но ждать его не стал.
Когда шаги на лестнице стихли, Анна опустила руки; прошлась по кабинету; остановилась перед темным экраном ноутбука, ушедшего в «ждущий режим», и тронула клавиатуру. На экране возник текст из середины повествования. Что она в нем хотела найти или что опровергнуть, Анна не думала – глаза сами побежали по строчкам.
«…Максим посмотрел на календарь, словно даты там могли поменяться сами собой. …Вот отпуск и прошел, – констатировал он, – с этим долбанным ремонтом, будто не было. Анька еще заболела какого-то хрена…
Худенькая, черноглазая, всегда веселая и задорная, она уже целую неделю лежала на диване и плакала. Что у нее за болезнь, жена не рассказывала, но Максим видел, как ей страшно, и тоже боялся. Боялся не столько возможного диагноза, сколько неизвестности, дававшей почву для самых ужасных предчувствий – он не привык решать задачи, в которых не понимал условий. Всегда должна была иметься схема – только тогда можно найти и устранить любую неисправность; так его приучили на фирме.
Тем не менее, он утешал жену, говоря, что все обойдется, хотя даже не представлял, что именно должно обойтись. Максим взвалил на себя все обязанности по дому, ловя на лету малейшие Анины желания, а она продолжала только лежать и плакать, изредка выражая благодарность вымученной улыбкой или воздушным поцелуем. Ни в одной командировке Максим не уставал так, как за этот отпуск.
Конец кошмару забрезжил позавчера, когда врач сказал, что кризис, якобы, миновал. Но Аня не верила, постоянно находя у себя все новые тревожные симптомы, и бороться с ее хандрой, сил у Максима уже не осталось. Он лишь терпеливо ждал, когда она почувствует себя настолько хорошо, что страхи исчезнут сами собой. Ожидание могло продлиться очень долго, а отпуск закончился, и какое продолжение должно за этим последовать, понимали оба – только новая командировка.
Аня же по-прежнему лежала и плакала, доверчиво прижимаясь щекой, когда Максим сидел рядом, гладя ее по голове, и ласково приговаривая:
– Анют, все пройдет. Что б ни случилось, я все равно люблю тебя… – тогда она переставала дрожать и даже тянула губы для поцелуя.
Сегодняшнее число Аня еще месяц назад обвела в календаре черным фломастером. Оба знали, что когда-нибудь оно наступит, и ничего не обсуждали. Только когда Максим уже оделся и наклонился, чтоб поцеловать жену, Аня шмыгнула носом и робко попросила не уезжать, а он, пожав плечами, неуверенно обещал попробовать. При этом он прекрасно знал, что не должен ничего пробовать, ведь тогда кому-то придется сразу нестись на новую точку, вместо заслуженных трех дней отдыха. Как тяжело, настроившись на теплую постель, ванну и домашнюю еду, снова забираться в пропахший грязными носками вагон, Максим знал на собственном опыте; а еще он знал главное – в их фирме так не поступают. Нет, можно было, конечно, «упереться рогом», но тогда с работой очень скоро придется расстаться, а где еще предложат такую зарплату? К хорошим же деньгам они оба давно привыкли, и начинать жить по-другому совсем не хотелось. Поэтому для себя Максим решил: …Как будет, так и будет. Пошлют – поеду; нет – слава богу… Тоскливо стало от такого решения, ведь обязательно пошлют – не бывает, чтоб за месяц ребята отработали все заявки, да и сколько их пришло новых!..
С ночи город укрылся пушистым снегом, в котором солнце играло разноцветными искрами. Мороз тужился, стараясь испугать прохожих, но ветер стих, а одному ему это оказалось не под силу. Из настоящей зимней сказки Максим зашел на проходную и почувствовал, что не хочет идти в офис, словно еще надеясь на чудесное озарение, способное открыть выход, который сам он не мог придумать. Но озарение не приходило.
Чтоб попасть в офис, требовалось пройти через сборку. При поверхностном взгляде здесь, вроде, ничего не изменилось, но он-то видел, что машины на стендах стоят совсем не те, что месяц назад, а, значит, производство продолжало работать, и, соответственно, пуско-наладка тоже.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
