— Могу себе представить, — уныло вздохнул Харпириас.
Король отиноров разместил гостей в дюжине комнат низкого, вытянутого ледяного дома на противоположном от королевского дворца конце деревни.
Скандары Харпириаса вынуждены были набиться по трое-четверо в одну комнату, хотя таким массивным существам это было непросто; две комнаты заняли четверо его гэйрогов, которые предпочитали держаться вместе; только Харпириасу и Коринааму была предоставлена роскошь жить в отдельных комнатах.
Отведенное Харпириасу помещение представляло собой квадратную, лишенную окон камеру, освещенную только маленькими тусклыми светильниками, сделанными из резной кости, в которых горело то же густое, темное, источающее аромат масло, которое освещало тронный зал Тойкеллы. Воздух в ней был настолько неподвижным и затхлым, что казалось, будто он отсутствует вовсе; и, несмотря на горящие лампы, было холодно — очень холодно.
Жить в ней все равно что жить в складском холодильнике. Дыхание изо рта вырывалось клубами пара. Всюду лед, все сооружение сделано из тяжелых ледяных блоков: пол, стены, потолок — все. Мебели — никакой, только куча меховых одеял на полу, служивших постелью.
— Вас это устроит, принц? — спросил Коринаам хмуро застывшего в дверях Харпириаса.
— А если я скажу, что не устраивает?
— Вы поставите короля в очень неловкое положение.
— Конечно, я этого не сделаю, — сказал Харпириас. — И полагаю, это все же лучше, чем спать под открытым небом. — «Хотя и ненамного», — прибавил он про себя.
— Вы совершенно правы, — мрачно согласился метаморф и оставил Харпириаса наслаждаться коротким отдыхом, если только можно получить наслаждение среди груды густого, колючего меха.
В тот вечер пир устроили в королевском дворце, в большом зале с высоким потолком.
Разостлали толстые ковры, сшитые из шкур белого ститмоя, закрыв ими большую часть пола, — роскошные, белоснежные ковры, которые, несомненно, использовали только в особых случаях. Массивные столы из широких, грубо обструганных досок, которые покоились на основательных козлах, сделанных из таких же громадных костей, как и королевский трон, уставили разнообразными тарелками, мисками, блюдами и чашками, до краев наполненными едой. С десяток тонких факелов, укрепленных на стенах в костяных подсвечниках с держателем в виде руки, горели чадящим, мерцающим пламенем.
Перед тем как сесть за стол, устроили танцы.
Король, расположившийся высоко над всеми присутствующими на платформе, которая служила ему троном, встал и хлопнул в ладоши, и музыканты с незнакомыми, грубо сделанными инструментами — барабанами, рожками, бубнами и странного вида струнными — заиграли диссонирующую, пронзительную, полиритмичную, напоминающую кошачьи вопли мелодию.
Оркестр звучал так громко, что Харпириас испугался, как бы не обрушились стены дворца.
Первыми пустились в пляс жены из королевского гарема — галдящая толпа толстых и коротконогих женщин с обнаженной грудью, одетых в набедренные повязки и мокасины из черного меха. Они встали в линию и начали дико подпрыгивать, с неуклюжестью спятившего маньяка выбрасывая в стороны ноги и раскидывая руки. Зрелище выглядело одновременно комичным и трогательным. Харпириасу с трудом удалось удержаться от улыбки. Но потом он понял, что танец и должен был казаться смешным: сами танцовщицы, сталкиваясь друг с другом во время прыжков, давились смехом, одобрительные возгласы зрителей наполняли зал, а их перекрывал мощный хохот короля.
Затем сам Тойкелла сошел с трона и прыгнул в шеренгу танцовщиц. Он был колоссального роста, вдвое выше любой из женщин, и его блестящая бритая голова возвышалась над ними, словно горная вершина.
Монументальная грудь правителя по-прежнему оставалась открытой, но вечером он нацепил капюшон из меха черного хайгуса, который завязывался вокруг шеи и болтался у него на спине. Шкуры хайгусов использовались вместе с рогами и всем остальным: из меха сверкали злобные красные глаза, а тройной ряд острых игл угрожающе торчал вдоль мускулистых плеч короля.
— Эй-йя! — гудел Тойкелла. — Хэлга! Шафта скепта гарта блан Он танцевал среди женщин, топая ногами, высоко выбрасывая вверх руки, вопя и завывая.
А те кружились вокруг него, и уже казались не забавными, а странно привлекательными; они вторили его первобытному топанью и прыжкам собственными яростными, дикими движениями. Это зрелище внушало благоговение, казалось одновременно и нелепым, и пугающим.
Харпириас никогда еще не видел ничего подобного.
Но вот король, кажется, позвал Харпириаса: согнувшись в талии, он делал манящие движения согнутыми пальцами.
Неужели это возможно? Означали ли эти жесты приглашение подойти?
Харпириас бросил вопросительный взгляд на Коринаама, и тот кивнул, подтверждая догадку.
— Он приглашает вас потанцевать вместе с ним, — сказал метаморф. — Это огромная честь.
Это означает, что он считает вас почти равным себе.
— Почти равным?! Здорово!
— Вы должны идти танцевать.
— Не сомневаюсь, что должен. Да. Да, разумеется, я буду танцевать.
Харпириас поколебался всего секунду, внимательно присматриваясь к движениям короля, впитывая странный, противоречивый ритм. Затем вышел на середину зала.
Женщины отступили в тень. Он остался один на один с королем, который возвышался над ним подобно титану.
По голому блестящему телу Тойкеллы ручьями тек пот. Он радостно улыбался во весь рот — Харпириас впервые заметил, что в передние зубы короля вставлены сверкающие драгоценные камни: рубин, изумруд и еще какой-то третий камень более темного цвета, — и три раза хлопнул в ладоши. Очевидно, это послужило сигналом музыкантам: вместо дикого завывания, гудения, грохота и визга послышалась совершенно другая музыка — медленная и тягучая, по-змеиному плавная мелодия, тихая, навязчивая и странная.
Король, высоко подняв плечи и держа перед собой сдвинутые ладони, производил загадочные движения пальцами и одновременно невероятно грациозно, легкими, почти невесомыми шагами двигался по широкому кругу вокруг Харпириаса. Это было похоже на танец охотника, подстерегающего добычу.
Харпириас, который не имел представления, как именно ему следует танцевать, секунду оставался неподвижным, глядя на Тойкеллу застывшим взглядом человека, постепенно впадающего в транс. Но вот он тоже начал двигаться, почти помимо своей воли: поначалу лишь сгибая и разгибая пальцы, потом медленно поднимая и опуская плечи и, наконец, копируя королевские мелкие, деликатные шажки на цыпочках, он тоже начал описывать круг, только в противоположном направлении, навстречу Тойкелле.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
