Он постоянно лгал барину, любил выпить и посплетничать, помаленьку воровал деньги, ел то, что слугам не положено, расстраивался, когда барин доедал все до крошки, не оставив ничего на тарелке.
Он был неопрятен, редко мылся, брился, был очень неловок, постоянно все разбивал. Все эти качества происходили лишь оттого, что получил он свое воспитание «в деревне, на покое, просторе и вольном воздухе».
Он делал только то, что однажды принял в круг своих обязанностей, нельзя было заставить его сделать что-то более того. Но, несмотря на все это, выходило, что он был преданный своему барину слуга. Он мог умереть ради барина, но если бы, например, нужно было просидеть у постели барина всю ночь, и от этого зависела бы жизнь последнего, Захар непременно бы заснул.
Наружно Захар никогда не выказывал подобострастия Обломову, но ко всему, что имело отношение к Обломовым, он относился трепетно, все это было близко, мило, дорого ему.
Илья Ильич привык к тому, что Захар всецело предан ему, и считал, что иначе и быть не может. Но Обломов уже не питал к Захару дружеских чувств, как прежние господа, он даже часто ругался со своим слугой.
Обломов тоже надоедал Захару. Еще с детства барчонка Захар был приставлен к нему в качестве дядьки, а потому почитал себя только предметом роскоши. От этого он, одев барчонка утром и раздев его вечером, целыми днями ничего не делал.
Захар был ленив, поэтому когда на него в Петербурге навалилось все хозяйство Обломова, он стал угрюмым, грубым и жестоким, постоянно брюзжал, ворчал, препирался с барином.
Захар и Обломов давно знали друг друга, и связь между ними была неистребима. Они не представляли жизнь друг без друга. Как Обломов не вставал бы с постели, не ел, не был бы одет без Захара, так и Захар не представлял себе другого барина и другого существования, кроме как поднимать, кормить и одевать Обломова.
VIII
Захар, закрыв двери за Тарантьевым и Алексеевым, напомнил Обломову, что пора вставать и писать письма. Но Обломов не встал, а лежал и продумывал план имения. Особенно занимала Обломова постройка нового дома, он разобрал все мелочи его устройства, затем добрался до сада с фруктами, представил, как он сидит вечером на террасе и пьет чай, рядом жена, дети, друг детства Штольц. И Обломов так захотел любви, счастья, своего дома, семьи, детей. Илья Ильич видит себя окруженным друзьями, которые живут неподалеку, и лицо его светится счастьем. Но ему пришлось очнуться от крика людей во дворе.
Обломов поднялся и попросил Захара приготовить поесть. Захар говорит, что ничего нет и денег нет. Тогда Обломов просит принести, что есть. Захар приносит еду и напоминает о просьбе хозяина квартиры освободить ее. Захар предлагает писать письмо. Обломов садится писать, но у него никак не выходит красиво и грамотно. Наконец, совсем замучившись, Илья Ильич рвет письмо и бросает его на пол.
Приходит доктор, который, осмотрев Обломова, говорит, что если Илья Ильич еще два-три года проживет в таком климате, ведя подобный образ жизни, он умрет. Доктор советует ехать за границу, избегать напряжения ума, чтения, писания, можно также нанять виллу, чтобы цветов было побольше, да неплохо бы было ходить часов по восемь в день. А потом надо ехать в Париж, где развлекаться, не задумываясь, вертеться в вихре жизни; затем сесть на пароход в Англии и прокатиться до Америки. Обломов ужасается советам доктора. Доктор уходит.
Захар возвращается в комнату и напоминает о переезде. Обломов хочет его прогнать. Захар советует Илье Ильичу сходить прогуляться, в театр заглянуть, а потом и переезжать можно. Но Обломов противится, говорит, что нет никаких человеческих сил переезжать, да он на новом месте пять ночей кряду не сможет уснуть, а так можно и заболеть. Захар говорит: «Я думал, что другие, мол, не хуже нас, да переезжают.» Эта фраза выводит Обломова из себя, он не может понять, как Захар мог сравнить его с другими. Слово «другие» задело самолюбие Обломова, и он решил показать Захару разницу между ним и другими.
Обломов говорит, что другой — это голь окаянная, которая «трескает селедку да картофель», сам себе сапоги чистит, сам одевается, не знает, что такое прислуга. Другой кланяется, просит, унижается. А он, Обломов, воспитан нежно, ни холода, ни голода никогда не терпел, ничего сам никогда не делал. И как посмел Захар сравнить его с другим?! Захар мало что понял из речи Обломова, но губы его дрожали от внутреннего волнения. Обломов говорит, что весь день заботится о Захаре, даже в своем плане отвел ему роль поверенного по делам, которому мужики в ноги кланяются. А он смотри что выкинул: совсем не бережет покой барина. Ведь Обломов ради него и других крестьян себя не жалеет, все думает, даже в отставку вышел.
Захар уходит, называя Обломова мастером жалкие слова говорить.
Обломов немного успокоился, перевернулся на другой бок и стал думать, что авось все сложится самой собой и не надо будет переезжать. Он начинает размышлять, а что же такое и в самом деле «другой»? Ведь, наверное, «другой» уже давно бы написал письма и хозяину квартиры, и в деревню старосте, а, может, даже и с квартиры бы съехал. Ведь и он, Обломов, все это мог бы сделать. Но почему не может? «Настала одна из ясных сознательных минут в жизни Обломова». Он понимает, что многие стороны его души не получили развития, а между тем в нем есть светлое начало. Но клад этот завален дрянью. Кто-то отбросил его в начале жизненного пути с прямого человеческого назначения. И уже не выбраться ему из глуши на прямую тропинку. Ум и воля его давно парализованы. И Обломову стало горько от такой исповеди перед самим собой. Он старается найти виновного. Но, не найдя такового, Обломов медленно засыпает, думая, отчего же все-таки он такой? Сон перенес его в другое место, в другую эпоху, к другим людям.
IX Сон Обломова
Мы в том мирном уголке, где небо с любовью обнимает землю, солнце светит ярко и жарко в течение полугода, а потом медленно уходит на покой. Горы там, словно отлогие холмы. Река бежит весело и играя. Лето, весна, зима и осень приходят в точности с календарем, не бывает такого, чтобы внезапно вернулась зима весною и занесла все снегом. «Ни бурь, ни разрушений не слыхать в том краю». Поэт и мечтатель были бы довольны этой незатейливой местностью.
Три-четыре деревеньки составлял этот уголок, в котором все было тихо, сонно. Повсюду лежат тишина и мир. Уголок этот был непроезжий, а потому черпать знания было неоткуда. И люди жили счастливо, думая, что иначе и жить нельзя.
Из деревень были там Сосновка и Василовка, известные под общим названием Обломовка.
Илья Ильич проснулся рано. Он еще маленький, «хорошенький, красненький, полный». Он видит свою мать, которая осыпает его поцелуями. Мальчик спрашивает у нее, пойдут ли они сегодня гулять? Мать говорит, что пойдут. Потом идут к отцу пить чай. За столом сидят родственники и гости, и все они подхватывают Илюшу, осыпают ласками и похвалами, кормят его булочками, сухариками.
Потом Илюша идет гулять, но мать предупреждает, чтобы он далеко не убегал. Но Илюша не слушает ее. Он бросился в сеновал, потом в овраг, но вовремя его останавливает нянька, говоря, что это не ребенок, а юла какая-то. И приходится Илюше возвращаться. Ему хочется всё узнать, изведать, но мать и няньки не дают ему шагу ступить.
Главною заботой обломовцев были кухня и обед. С самого утра и до полудня готовилась еда в огромных количествах.
В полдень же дом как будто вымирал: наступал час всеобщего послеобеденного сна. «Это был какой-то всепоглощающий, ничем непобедимый сон, истинное подобие смерти. Все мертво, только из всех углов несется разнообразное храпенье на все тоны и лады».
И в это время ребенок был предоставлен сам себе, он все осматривал, забирался в канаву, в овраг. Но жара понемногу спадала, и в доме все пробуждалось. Пили чай. Но вот начинает смеркаться, и в доме принимаются за приготовление ужина. После ужина все ложатся спать, а нянька читает Илюше сказки. И ум, и воображение Обломова, «проникшись вымыслом, оставались уже у него в рабстве до самой старости». Уже взрослый, Илья Ильич узнает, что нет молочных рек, добрых волшебниц и т. д. Но «сказка у него смешалась с жизнью, и он бессознательное грустит подчас, зачем сказка не жизнь, а жизнь не сказка». «Населилось воображение мальчика странными призраками; боязнь и тоска засели надолго, может быть, навсегда в душу».
Далее Илья Ильич увидел себя мальчиком лет тринадцати или четырнадцати. Он уже учится у немца Штольца, у которого был сын Андрей.
Может быть, Илья Ильич чему-нибудь, да и выучился, но вот Верхлевка, где жил Штольц, находилась далеко от Обломовки, и в мороз, дождь и ветер родители не отпускали Илюшу учиться.
Снится также Обломову темная гостиная, мать сидит, поджав ноги, в комнате горит одна сальная свеча. Обломовцы были очень скупы, поэтому они соглашались терпеть любые неудобства, но только не тратить деньги.
