Школа Бухарина
«Разматывая» сеть неформальных связей, по которым распространялись политические слухи и самиздат, ОГПУ вышло еще на две структуры. В октябре 1932 — апреле 1933 г. были арестованы 38 человек, в основном — бывших правых коммунистов, многие — выпускники Института красной профессуры. Это была «школа Бухарина»[110]. Главой этой организации считался радикальный ученик Бухарина А. Слепков, исключенный из партии в 1930 г. за упорствование в правых взглядах. В ссылке Слепков все же покаялся в ошибках и был в 1931 г. восстановлен в партии. Но в октябре Слепков попался на распространении документа Рютина и был снова исключен из партии и сослан на три года в Сибирь. Однако, прослеживая связи Слепкова, ОГПУ установило, что в августе — сентябре 1932 г. на квартирах Д. Марецкого и В. Астрова прошли «нелегальные конференции правых». Слепков иронизировал по поводу этих обвинений: «Теперь такое время, если соберутся три товарища и поговорят искренне, то нужно каяться, что была организация, а если пять — то нужно каяться, что была конференция»[111].
Сталин так не считал. В конференциях принимали участие не пять человек, а десятки людей[112]. Из откровенных бесед о тяжелом положении в стране вытекал вывод о необходимости смещения генсека. В. Астров уже в конце XX в. утверждал, что на встрече правых обсуждалось, как «убрать силой» Сталина[113]. Добиваясь во время Перестройки своей личной реабилитации, В. Астров не отрицал оппозиционный характер деятельности правых в 30-е гг., но настаивал на том, что она не носила антисоветского и террористического характера. Рассмотрим его показания с учетом этого.
Астров вспоминает, как на новый 1930 год «школа Бухарина» (16 человек) во главе с самим учителем собралась на даче А. Слепкова в Покровском-Стрешневе. Бухарин предсказал, что весной организованное в колхозы крестьянство окажет сопротивление сталинским хлебозаготовкам. Восстания могут переброситься в города. Далее Астров утверждает, что Бухарин призывал возглавить эти восстания, что уже больше похоже на тенденцию следствия, так как противоречит уже следующему абзацу показаний — Бухарин призывал расширять кадровую поддержку правых внутри режима: «Только находясь в партии, правые обеспечивают себе доступ к тем партийным кадрам, которые сейчас еще не заявляют себя правыми, но в острый момент борьбы перейдут к нам»[114]. Таким образом, стихийные восстания, которые не было никакой нужды возглавлять, создавали условия для усиления правых в рамках сохранения (а не свержения) коммунистического режима. Однако что делать, если восстания достигнут частичного успеха? В этом случае придется идти на компромиссы с левым крылом их лидеров — на «временные блоки с эсерами и меньшевиками»[115].
Горячие головы в бухаринском окружении (Н. Кузьмин и др.) развивали эту тему, обсуждая возможность «дворцового переворота» или физического устранения Сталина. Бухарин сделал выговор Кузьмину за такие речи, но Астров в соответствии с тенденцией следствия трактовал это скорее как критику нарушения конспирации.
Получив импульс на Новый год, члены школы продолжали контактировать, обсуждать развитие ситуации, укрепляться в своих антисталинских настроениях.
В следующую зиму 1930–1931 гг. встречи на даче продолжились. Во многом прогнозы Бухарина на 1930 год оправдались, но Сталину удалось путем «удачного маневра» (имелась в виду статья «Головокружение от успехов») «оттянуть развязку, но не разрешить коренных противоречий». Бухарин говорил: «Теперь за каждое высказывание наших взглядов будут исключать из партии и арестовывать. Так как эти взгляды объявлены несовместимыми с пребыванием в партии»[116]. Надо быть осторожней.
При дальнейших встречах Бухарин критиковал Пятилетку, солидаризируясь с оценками осужденных спецов Громана и Кондратьева. Процессы над меньшевиками и вредителями назвал «театральными постановками». При этом Цетлин сказал, что в отношении внутрипартийного режима правы были троцкисты, а не правые. В начале 1932 г. Слепков стал выступать за блок с троцкистами против Сталина. Ведь троцкисты сдвинулись к правым в экономической программе, а правые к троцкистам — в политической.
Для определения политической линии правых Слепков собрал в Москве конференцию молодых правых коммунистов. Она проходила 26 августа — 1 сентября 1932 г. Во время этой конференции экстремисты Арефьев и Кузьмин высказывались за то, чтобы захватить Кремль с помощью роты курсантов, но большинство не поддержало эти планы. Школа Бухарина не должна выступать самостоятельно — действиями правой оппозиции должен руководить «центр правых» — Бухарин, Рыков и Томский[117]. Однако что это за центр, если не он проводит конференцию, а Слепков, который в центр не входит? «Школа Бухарина» организовывалась самостоятельно, готовая в случае чего поддержать признанных лидеров правого коммунизма.
Хотя «центр» в реальности не управлял правым активом, молодежь и перед конференцией проконсультировалась со старшими товарищами — за отсутствием в Москве Бухарина «директивы» давал Томский: «сколачивать кадры, с целью возобновления в ближайшем будущем открытой борьбы за свержение сталинского руководства»[118]. То есть речь идет не о терроризме, не о внезапном дворцовом перевороте, а об открытой — политической — борьбе.
Слепков проинформировал конференцию о предложении блока со стороны группы леваков (Ломинадзе, Стэн, Шацкин)[119] Она могла стать мостиком к троцкистам.
В итоге дискуссий собравшиеся решили, что сталинская политика «привела страну к глубокому хозяйственному и политическому кризису». Выход для страны — в возвращении к политике, которую предлагали правые в 1928–1929 гг. «Задача правых в текущий момент: сколачивать кадры и укреплять нелегальную организацию, усилить вербовку новых членов организации, ведя устную пропаганду и используя все возможности печатной пропаганды (нелегально), сочетая это с легальными возможностями.
Ориентировать организации правых на близость открытого выступления с целью свержения сталинского руководства». Следствию нужны призывы к восстанию, терроризму и перевороту. Но Астров вспоминает и о том, что совершенно расходится с тенденцией следствия: «Возможно, что для начала мы потребуем открыть дискуссию с тем, чтобы перенести ее в массы…»[120] Это путь, который совершенно расходится с методами тайной террористической организации, которая в глубоком подполье готовится убить царя. Или готовить убийство Сталина, или требовать открытия дискуссии, которая прояснит, кто есть кто.
Уже после завершения конференции в руки Стецкого попала платформа Рютина, которую, по его версии в пересказе Астрова, написали Бухарин, Рыков, Томский и Угланов, а Рютин лишь взял на себя ответственность. Такая роль приписывалась платформе и на февральско-мартовском пленуме, но, как мы увидим, Бухарин вполне убедительно опроверг эту версию.
Осенью 1932 г. с арестом Слепкова и других правых сеть правых была дезорганизована[121]. Но Бухарин продолжал готовиться к будущим политическим потрясениям и говорил Астрову, что контактирует с бывшими эсерами. 18 февраля 1933 г. был арестован и Астров.
В апреле 1933 г. 38 участников организации правых были присуждены к различным срокам заключения и ссылки. «Старшие товарищи» были освобождены от наказания. Бухарин сумел отмежеваться от своей школы. Он заявил, что возобновление фракционной работы — возмутительно и преступно. Теперь Бухарину было важно убедить Сталина в том, в чем еще недавно тот сам убеждал Бухарина: «Ты оказался прав, когда недавно несколько раз говорил мне, что они „вырвались из рук“ и действуют на свой страх и риск…»[122].
Тайные связи
14 января 1933 г. ОГПУ провело аресты троцкистов. Многие из них формально заявили о разрыве с Троцким и оппозиционной деятельностью. У И. Смирнова, Е. Преображенского и других 75 арестованных было обнаружены письма Троцкого из-за границы, переписка с троцкистами, пропагандистские материалы[123], которые подтверждали — левые оппозиционеры редко становятся бывшими.
Участники группы троцкистов были отправлены в тюрьмы и ссылки. Правда, уже в августе 1933 г. их стали освобождать, а Преображенского даже приняли в партию и дали выступить на ее съезде.
Следствию не удалось установить, что И. Смирнов в 1931 г., во время заграничной командировки, встречался с сыном Троцкого Л. Седовым и обсуждал взаимодействие его группы с Троцким. Контакты продолжились в 1932 г., во время поездки за границу Э. Гольцмана, который передал Седову письмо Смирнова о переговорах между группами троцкистов, зиновьевцев и Ломинадзе — Стэна о создании блока. Седов утверждал, что он получил сообщение о переговорах между блоком левых (троцкистами и зиновьевцами) и правыми: слепковцами и рютинцами[124]. Это позволило историку-троцкисту В. Роговину сделать вывод: «В 1932 году стал складываться блок между участниками всех старых оппозиционных течений и новыми антисталинскими внутрипартийными группировками»[125].
