Нет, конечно же, бежать к Гудрашу и радостно вопить, что я — пиктоли и могу призвать его драгоценный секстант, не буду — еще не совсем с ума сошла! Но каким-то образом поиски стоит ускорить. Да, я могла бы удалиться в развесистые кустики, да хоть в ближайший от меня орешник, призвать золотую деталь секстанта, а вместе с ней и сам прибор, а потом радостно выпрыгнуть с криком: "Нашла!", но… Во-первых, это будет слишком подозрительно, то есть мое рвение, во-вторых, бедные кусты вокруг лагеря практически вытоптаны и "случайно заваляться" секстант там однозначно не мог, в-третьих, видимо не вполне мне доверяя, Гудраш и, как я поняла, его первый помощник рыжебородый верзила Карика вполглаза, но достаточно внимательно приглядывают за мной.
Честно говоря, мне до сих пор неизвестна моя дальнейшая судьба в разбойничьем стане. Вроде бы убивать меня пока не собираются — это радует, но и что со мной хотят сделать не ясно. О своих подвигах не рассказывают, открыто вообще не говорят: так — намеки, намеки и еще раз намеки. Из обрывков разговоров я поняла, что данная поляна (они называют ее между собой Ельник) — одна из летних стоянок. По окраине Старого Леса, вдоль тропы и дороги разбросано несколько временных лагерей, дальше в глубь — еще три летних стоянки. Предположительно, где-то на востоке имеется зимний лагерь, но о нем упомянули вскользь, да и то один раз. Зато я точно знаю, что у банды есть лошади, вот только в данный момент они под охраной нескольких разбойников пасутся на Срединных лугах — название данной местности мне ничего не сказало, но я не стала сообщать об этом факте всем желающим и нежелающим тоже. Меня возьмут в банду на должность повара? Сомнительно, в том смысле, что я не очень-то этого хочу: готовить каждый день — не такая уж большая забота, да только из рассказов папа, причем не мне, а когда он с друзьями вспоминал прошлые подвиги (напивался, как говорит маман), я уяснила, что разбойничьи женщины не только кашеварили, но и… ну… это… в общем были женами всем желающим — мне такого и даром не надо! Даже если бы действительно взял кто-то один из них меня замуж и то не пошла — я вообще не собираюсь пока замуж, я погулять хочу! Оставят как всеобщего ребенка? Едва ли: ну на день, ну на два им будет занятно повозиться со мной, изображая добрых дядюшек, а дальше? Примут в братство или правильнее банду? Кто знает… С мечом я обращаться не могу, плетью тоже не владею, ножами — только кухонными, удавку в глаза никогда не видела. Вот разве что с луком баловалась когда-то… Но именно «баловалась»: в яблочко не попадала, но стреляла ровно и цельно, как говорил мой папа. Знать бы еще, что это значило? Ну, не отправят же они меня домой?!
А время шло, и злые от раннего подъема, да еще и без завтрака, разбойники принимали все более устрашающий вид. Вот тогда-то я и решилась на призывание. Собрав всю свою храбрость в кулак, чтобы не разбежалась раньше времени, направила стопы к Гудрашу.
— Кхм… Уважаемый… — несмело начала я и, заметив, что главарь пока еще расположен к беседе, продолжила. — Может, стоит поискать секстант чуть подальше от стоянки? Кифог же не по окрестным кустам шастал?!
— Дело говоришь, — кивнул Гудраш, но тут же, прищурив глаз, грозно спросил — Сбежать никак надумала?
— Нет, — покачала головой я.
— И правильно, — согласился Гудраш. — Самой тебе из Ельника не выйти, только нас разозлишь…
Чем это я разозлю разбойников, мне было непонятно, но уточнять не стала, а вернулась к общему барану, точнее Кифогу и его «подвигу».
— Я помню, как он вчера уходил по тропинке, что начинается у молоденькой рябины, — проинформировала я руководство банды.
— А там ведь до Ставровой Гати рукой подать, — подключился к разговору Карика, почесывая волосатую грудь (терпеть не могу в мужчинах такой повышенной волосатости, даже усы и бороды едва перевариваю!).
— Может, стоит туда пойти? — робко предложила я.
— И ты пойдешь? — внимательно посмотрел на меня Гудраш.
— Ну не сидеть же здесь! — не удержалась я.
— Что ж… Но одной идти не дам, возьмешь в провожатые Кёра — он парень шустрый, да руки мудрено умеет крутить — сломать может, — припугнул меня главарь.
Эх, руки крутить — ума много не надо, на мой взгляд. К тому же особенности моей второй ипостаси будут отличным противовесом способностям Кёра. Дело в следующем: не знаю, что внутри костей обычных людей, а у пиктоли кости полые и в них как бы прячется все составляющее нашу вторую ипостась, и при опасности ЭТО проникает в кровь, в мышцы, в кожу, делая пиктоли более жестким, крепким, словно эльфийский доспех. Поэтому сломать мне руку очень сложно, так что слова Гудраша — пустые угрозы для меня.
И вот мы идем с Кёром, как не знаю кто, поскольку нормально иду только я, а парняга подскакивает от каждого шороха и в любую минуту готов стремглав помчаться назад. Как же мне от него избавиться? Ну не убивать же?! Ох, я, похоже, заразилась разбойничьими замашками, если такое думаю! И ничего не приходит в голову. Может попробовать разговорить его?
— Эй, Кёр!? — очень многообещающе, в смысле не понять к чему.
— Чаво? — довольно грубо отзывается парень, но в глубине слышится страх.
— Ты как к лесу относишься? — ну, нашла что спросить!..
— М… э… люблю, — не очень уверено отозвался Кёр.
Мда, содержательный разговор.
На мое счастье в нескольких шагах, хотя скорее и больше — не сильна я в ориентировании на лесной местности, — раздался шум: будто кто-то старался идти бесшумно, но выходило совсем наоборот! С перепуга Кёр подпрыгнул и, совершенно забыв про слежку за мной, кинулся прочь, попав именно на ту тропу, что вела к лагерю, кажется…
Что ж, пора приниматься за дело. Все-таки призывать секстант через золотую деталь не буду: вдруг все же кто-то подглядывает, да и Лешего не стоит лишний раз дразнить. Придется позвать золотую деталь (знать бы еще какую!), чтобы она мне просто отвечала, и я смогла идти на ее ответ как на маячок. Как же это сделать? Сперва надо расслабиться и прислушаться к самой себе, точнее к той своей части, что принимает и понимает золото как самое себя. Запутано? Не спорю. Тем более что никаких ритуалов и заклинаний тут не предусмотрено. Почему? Потому что это ЗНАНИЕ. Знание, что заложено во мне, в моем теле, в моей крови. С самого рождения любой пиктоли может призвать золото к себе, позвать его голос, услышать его зов — поверьте, золото тоже может говорить! Вот и сейчас я ничего такого особенного, если смотреть со стороны, не делаю. Ну, стою, ну, молчу, вроде бы как лес слушаю…
Так, а вот это уже интересно: секстант Гудраша довольно чистоплюйский субъект, как сказал бы папа — я так и слышу, как он возмущается, что его потеряли и что он лежит не в сафьяновом ларце, а на земле. Теперь главное не потерять нить зова. Легко сказать — не потерять! А если зов ведет через кусты ежевики, разросшейся до неимоверных размеров — будто в ее царство вторглась? Или еще хуже — прямо лбом в дуб, шириной обхвата в три, да не моих, а взрослого крупного мужчины? Ох, оступилась, провалившись не то в ямку, не то в чью-то норку, благо хоть пустую, и тут же потеряла зов. Опять надо настраиваться. Не люблю я этого — возиться с золотом: что бы не делала, всегда потом плохо — до тошноты, до рвоты, а еще хуже до потери сознания. Такая вот она — оборотная сторона золотого дара. В принципе, как и все другое в этой жизни: хочешь чего-то — плати, задаром только боль бывает, да и то не всегда.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
