— Тебя ранило?
— Зацепило слегка. Вроде кожу слегка ободрало, а так ничего, — смущённым тоном произнёс Иван.
— Тебе надо срочно показаться к врачу! — сказал Бахматов.
— Да всё нормально. На мне как на собаке быстро заживает, — попробовал отшутиться Бодунов, но его уже потащили на пролётку, чтобы доставить в ближайшую больницу.
Комаров очухался быстрее, чем я думал. Поохивая и кряхтя, он открыл глаза и попытался встать.
Я направил на него ствол нагана.
— Дёрнешься, сука, и я тебя пристрелю!
Он бросил на меня угрюмый взгляд.
— Убьёшь — тебя самого посадят.
— Зато буду знать, какую гниду прибил.
Не так часто мне приходилось наблюдать воочию серийных убийц. Глядя на его благообразную внешность и начинающую седеть бородку не верилось, что этот гад раскроил черепа как минимум трём десяткам невинных людей.
Привели его жену Софью, довольно миловидную особу. Почему-то она не выглядела испуганной, скорее озадаченной что ли.
Где-то заплакал новорожденный, по идее мать была просто обязана кинуться к нему, движимая природным инстинктом, но нет, Софья осталась стоять на месте.
— Меня расстреляют? — тихо спросила она.
— А ты как сама думаешь? — нахмурился Бахматов.
— Я б расстреляла, — призналась женщина.
В сторону супруга она даже не смотрела. Не похоже, чтобы у них были хоть какие-то чувства друг к другу, хотя, это не мешало Софье помогать ему заметать следы убийства и прятать трупы.
— Будешь давать показания? — сурово произнёс Бахматов.
— А мне скидка за то будет? — вяло поинтересовалась та.
— Как суд решит, — не стал врать сыщик.
— Буду. — кивнула она. — Авось на суде поможет.
Но я почему-то понадеялся, что всё произойдёт именно так, как оно было когда-то: и Василия Комарову, и его супругу расстреляли.
Глава 10
Лицо Трепалова было таким строгим, что я было подумал — не случилось ли что, даже стал прикидывать, накопленные грешки за собой. По идее за столь короткое пребывание в Москве, накосячить по крупному я бы физически не успел, но у начальства бывают собственные представления на сей счёт.
Будет буря со всеми вытекающими? Или пронесёт?
От Бахматова и Буданова тоже ничего не укрылось, все они с напряжением смотрели на Александра Максимовича, скажу больше — Леонид, который знал Трепалова лучше всех нас, даже втянулголову в плечи. Так обычно поступают, когда ждут серьёзного разноса.
Выходит, и впрямь не к добру…
И вдруг на лице начальника появилась добрая и, я бы сказал, по детски простодушная улыбка. Сразу стало легче дышать, воротник перестал сдавливать шею.
— Товарищи, — торжественно объявил Трепалов.
Не успел он продолжить, как мы почувствовав величие момента, одновременно поднялись со своих мест в кабинете на Петровке.
— Товарищи, — повторил Александр Максимович. — Я был у Феликса Эдмундовича. Руководство наркомата внутренних дел высоко оценило нашу с вами работу. Эксперимент с созданием нашего отдела признан успешным на самом высоком уровне. Поэтому, разрешите мне поздравить вас и объявить благодарность!
— Служим трудовому народу! — радостно откликнулись мы, а я при ответе даже замечтался, что когда-нибудь смогу сказать — служу Советскому союзу, до появления которого остались считанные месяцы.
И пусть это будет ещё не та страна, в которой я родился и провёл очень даже счастливое детство, но всё равно, на душе было приятно.
— Кровавый убийца Комаров и его сообщница взяты под стражу, они дают признательные показания. Кроме того, было установлено, что на самом деле Комаров — это не его настоящая фамилия.
Мне было трудно разыгрывать удивление, но я всё-таки слегка приоткрыл рот и покачал головой: дескать, надо же какие новости!
После того, как мы повязали гада, за него крепко взялись следователи и МУР, нас тем временем резко переключили на другие дела. После громкого и неожиданного успеха, отдел был просто на разрыв. Нас жаждали видеть буквально везде.
Тем временем Трепалов сообщил настоящую фамилию Комарова и детали его далеко не простой биографии:
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— На самом деле он Петров, родился в 1877-м году в Витебской губернии, успел отсидеть год при царизме за растрату казённого имущества, служил в Красной армии, попал в плен к Деникину. Это с его слов и послужило причиной, по которой он сменил фамилию. Убивать начал с февраля 1921-го. Количество его жертв устанавливается, но, боюсь, мы услышим страшные цифры, товарищи…
Мы сокрушённо кивнули. Насколько я помню, на его совести было больше тридцати жертв. Возможно, взяв его на год раньше, нам удалось спасти с десяток человек. Вроде бы можно радоваться, но внутри всё равно грустно… Эх, если бы я оказался в Москве пораньше, глядишь, удалось бы прервать кровавый путь Комарова в самом начале…
Но нельзя объять необъятное и быть одновременно везде.
— Как я уже сказал, в совершённых преступлениях он не отпирается и пусть, как выяснилось: на его совести есть и убитая женщина — сестра одной из его жертв, которая стала случайной свидетельницей, та неопознанная, что была выловлена на набережной, убита не им. В общем, всё, как мы и предполагали. Поэтому тебе, Быстров, все карты в руки — хоть всю Москву переверни, однако найди злодея. Ты это дело начал, тебе им и заниматься до победного конца.
— Есть найти злодея! — отрапортовал я.
— Ну, а для товарищей Буданова и Бахматова, который теперь уже не просто прикомандирован к нашему отделу, а стал полноправным участником, у меня другое поручение…
Банкета и иных торжественных событий в честь нашего первого крещения, увы, не предполагалось.
Я договорился о встрече с экспертом, производившим вскрытие, оно должно было происходить в морге. Часа полтора в моём распоряжении имелось, поэтому, когда Ваня Буданов предложил сходить всей компанией на обед в столовку, я согласился без колебаний.
Туда мы отправились втроём, Трепалова, как всегда, дёрнули телефонным звонком на очередное суперважное совещание, по итогом которого, наверняка, отдел озадачат очередным срочным поручением — тут к гадалке не ходи.
Конечно, я — не патологоанатом, который одновременно производит вскрытие и жуёт пирожок, но успел за годы службы обзавестись крепким желудком и в компании холодных трупов чувствовал себя достаточно спокойно. Кто-то назовёт это профдеформацией, но иначе, увы, нормально выполнять свою работу не получится. А я любил своё ремесло и не променял бы его ни за какие коврижки.
Тем более, мертвецы — отнюдь не те, кого надо бояться. Гораздо опасней живые, так что ел я с аппетитом, не забивая голову чепухой.
Благо еда оказалась вполне сносной, даже масло, на котором её готовили, было не «машинное». В нашей ментовской столовке из моего прежнего мира, я не раз вставал из-за стола с сильной изжогой и дошёл до того, что стал таскать с собой приготовленные дома завтраки и обеды. Мы разогревали их на купленной вскладчину микроволновке.
Пока я набивал живот, Лёня Бахматов внезапно произнёс:
— Парни, а вы знаете, как нас теперь в МУРе называют?
— Как? — оторвал взгляд от тарелки Иван.
— Три Бэ!
— В смысле? — не понял я.
— Ну: ТРепалов, Быстров, Буданов, Бахматов. По первым буквам Три Бэ.
— Точно! — прикинул я.
Действительно, по какому-то причудливому зигзагу судьбы, фамилии всех трёх оперов назывались на одну букву. Прикольно, но в жизни бывали совпадения и похлеще. Когда я учился в институте, у нас в группе были три Дмитрия Николаевича Смирнова. И, что у ребят, что у преподавателей, по из-за этого был вечный геморрой.
— Ну Три Бэ, так Три Бэ… — протянул я. — Только, надеюсь, народа к нам больше подтянут, а то делами закидали по горло, а кадровый вопрос не закрыли.
Все закивали. Что есть, то есть — наша сверхпопулярность и наши реальные возможности слишком контрастировали. Хотя, что уж греха таить, приятно когда тебя считают спецом экстракласса, способным разрулить любую проблему.
