Наверное, именно действия моей турмы спровоцировали гельветов броситься в атаку. Они ждали, что наша передняя шеренга бросит пилумы и ринется на них. Но ее сменила вторая, третья… Пилумы все летели и летели, безнаказанно убивая и раня врагов. Ничто так не бесит, как невозможность ответить ударом на удар. Когда последняя шеренга турмы метала пилумы, гельветы не выдержали и пошли на нее.
Я развернул коня и неторопливо поскакал в тыл, громко крича:
— Отступаем! Отступаем!…
Мой приказ услышали не все сразу. Крайнего правого всадника гельветы все-таки прихватили и быстро искололи копьями. Остальные успели выскочить безнаказанно, что разозлило наших врагов. Они увидели спины спокойно уезжавших эдуев, которые вывели из строя столько из соратников, не удержались и сначала пошли за нами быстрым шагом, а затем побежали. Впереди было свободное пространство, которое так и манило гельветов проявить свою удаль.
Мои крики услышали всадники из задних римских шеренг, которые приняли их за приказы своих командиров, и тоже начали ворочать лошадей и уезжать в тыл. Вообще-то, они давно уже должны были сделать это, но передние шеренги, вклинившиеся во вражеский строй, завязли там, позабыв о своей главной задаче. Теперь те, кто успел развернуться и выскочить из рубилова, уматывали, вытягивая за собой гельветов. Трудно удержаться, когда видишь трусливо убегающего врага, когда сердце наполняется восторгом от предчувствия близкой победы. Наши враги дружно побежали к холму, а потом и вверх по его склону, преследуя удирающую конницу, сильно поредевшую, особенно на правом фланге, где многие эдуи решили показать себя в бою, позабыв, зачем их послали в атаку. Впрочем, их глупость раззадорила гельветов, не лишила сомнений, что заманивают в ловушку.
Моя турма успешно обогнула левый фланг римской фаланги, которая специально немного загнулась внутрь, давая проехать нам и другим всадникам. Точно так же нас пропустили следующие три легиона. Остановились мы позади катапульт и карробаллист на левом фланге. Вскоре правее нас расположились другие всадники. Последних, столпившихся возле сравнительно узкого прохода между флангом переднего легиона и лесом, гельветы все-таки прищучили и многих перебили, пока на помощь не пришли легионеры. Сейчас многие всадники спешивались, чтобы перевязать раны, свои и у лошадей. Утешением им было то, что мы все-таки заставили гельветов пробежаться вверх по склону до римской фаланги, где их встретили сперва пилумами, а затем гладиусами. Вот теперь и решится, кто сильнее.
Гай Юлий Цезарь командовал сражением, стоя на склоне выше нас. Его дефектного жеребца и коней других старших командиров перед началом сражения демонстративно увели на пастбище, что на противоположном склоне холма. Проконсул ясно дал понять, что удирать не собирается, что победит или погибнет вместе со своими соратниками. Именно так, а не воинами, назвал Гай Юлий Цезарь легионеров, когда обратился к ним с речью перед началом сражения. Речь его была короткой, и в ней обыгрывалось эротическое значение глагола subigere (покорять, подчинять). Ее можно коротко перевести на русский язык, как «Мы поставим их раком!».
Со стороны сражение выглядит скучно. Звуки боя сливаются в монотонный гул, из которого когда-никогда выпадет истошный вопль или громкий звон, будто лопнула большая стальная пластина, которую долго сгибали — и досгибались. Сперва удача была на стороне гельветами. Они сильно вклинились в римскую фалангу в центре. Я даже подумал, не пора ли драпать?! Это место подперли две когорты из стоявшего сзади восьмого легиона, и энтузиазм атакующих пошел на убыль. Видимо, гельветы, как и кельты, которых много среди них, сильны на порыве, на эмоциях, а любой затянувшийся процесс отшибает у них интерес, желание продолжать. Мало-помалу римляне начали теснить их, спускаясь все ниже по склону холма, оставляя трупы, устилавшие землю в некоторых местах в два-три слоя, и удаляясь от нас. Поредевшие и уставшие когорты заменялись свежими из задних легионов, причем делалось это быстро и без неразберихи. Выучка, дисциплинированность и сплоченность римлян давали знать о себе. Потихоньку сражение переместилось в долину и продолжило движение к противоположному холму.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Я уже решил, что дело сделано, что пора ехать собирать трофеи, как вдруг из леса вывалился вражеский отряд. Судя по большому количеству голов без шлемов и с «наизвесткованной» прической в виде вставших дыбом волос, это были кельтские союзники гельветов. Удар нанесли в левые фланги и тылы седьмого и восьмого легионов, движение которых сразу замедлилось. Надо же, кельты научились обходному маневру! Так, глядишь, засады начнут устраивать!
Отступавшие гельветы воспряли духом и опять с громкими криками ломанулись в атаку. Казалось, нападение с двух сторон сомнет и разметает римлян. Не тут-то было. Девятый и десятый легионы повернули влево и пошли отражать фланговый удар. На их место вскоре выдвинулся из каструма одиннадцатый легион.
Сперва я безучастно наблюдал, как римляне теснят врагов. Потом заметил, что кельты-союзники настолько увлеклись отражением удара по фронту, что совсем забыли о своем правом фланге. Там в основном стоял молодняк в кожаных доспехах и со спатами. Копейщиков в их рядах можно по пальцам пересчитать. Скорее всего, и на их левом фланге была такая же ситуация, но я не видел, да и добраться туда не мог. И решил я рискнуть.
— За мной! — подняв над головой легкую пику, крикнул я воинам своей турмы и поскакал на врага.
Скакал медленно, чтобы быстро догнали, потому что, как и предполагал, меня не сразу поняли и поддержали. Подозреваю, что сработал эффект стадности. Варварские племена, в отличие от римлян, быстро усваивавших идеи и принципы индивидуализма, не представляют себя в отрыве от племени, отряда. Вождь проскакал в атаку — скачем за ним. Услышав за собой перестук множества копыт, не оглядываясь, подогнал коня. Направил его на фланг последних вражеских шеренг, которые все еще пополняли вышедшие из леса воины, в основном безусый и плохо вооруженный и защищенный молодняк.
Мой нынешний Буцефал не приучен бросаться на людей, поэтому всячески старался отвернуть. Я держал повод внатяжку, не давал коню дурить, и подгонял ударами шпор, выкованных бибрактским кузнецом, которому мой заказ показался придурью богача. Поняв, что столкновения не избежать, жеребец испуганно, громко заржал, чем привлек к себе внимание. Впрочем, к тому времени нас уже заметили и начали перестраиваться, чтобы встретить достойно. Только вот неопытным бойцам не пришло в голову, что надо пропустить вперед копейщиков, каждый мечтал первым вступить в бой и проявить доблесть, отличиться. Буцефал сшиб двоих, после чего какой-то придурок долбанул его с размаху спатой по шанфрону. Металл не перерубил, но сделал коню очень больно. Обезумевший от боли Буцефал встал на дыбы и замолотил копытами в воздухе, попадая и по бестолковым головам, оказавшихся под ногой. Хорошо, что я предугадал его реакцию и сильнее сжал ноги и схватился левой рукой за высокую переднюю луку седла, иначе бы вылетел из него к чертовой матери. По моему щиту кто-то рубанул спатой. Удар отдался в руку. Зазвенел щит, но мне показалось, что звенит онемевшая от боли рука. Я врезал шпорами в бока коня, заставляя продвинуться вперед, где в толчее труднее будет бить нас, и заработал пикой с длинным острейшим трехгранным наконечником. Колол в головы, защищенные кожаными шлемами, и в незащищенные, «наизвесткованные». В обоих случаях результат был одинаков — смерть или тяжелая рана. Пространство справа от меня стремительно пустело. В него въехали всадники из моей турмы и принялись рубить спатами врагов, сдавленных соратниками и практически не способных защищаться и отвечать. Краем глаза отметил, что правее нас гельветов атакуют римские и эдуйские конники. Дурной пример оказался заразительным.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Наверное, это очень обидно, когда ты внезапно атакуешь врага во фланг и тыл — и вдруг тебя самого делают точно так же. Союзники гельветов сломались быстро. Сначала по отдельности, а затем толпой ломанулись они в лес, из которого напали. Мне показалось, что драпанули минут через пять, хотя, может быть и скорее всего, держались дольше раза в два или три, потому что правая рука моя устала сильно. Такое впечатление, что я все это время не легкой пикой колол, а поднимал двухпудовую гирю. Гнаться за ними по лесу на коне глупо. Пусть легионеры этим занимаются, если, конечно, их командир настолько глуп, что отдаст такой приказ.
