Один за другим, летательные аппараты подняли на бетонку на лифте, почти один в один повторявший тот, который поднимал самолеты на летную палубу на авианосцах. Техники проводили последнюю предполетную проверку машин, пилоты занимали свои местах.
Бригадир Феттерляйн выстроил своих людей — сорок отлично подготовленных бойцов — но не обычным строем, а кругом, у русских это называется хоровод, если образовавшие круг ходят друг за другом. Сам он был всего лишь одним из них, он стоял в строю и говорил — а его люди его внимательно слушали…
— Господа, есть работа как раз по нашей части. Работа серьезная даже очень. Русские сбили самолет, североамериканский, он упал совсем недалеко отсюда. Там же упал один из наших истребителей. Наша задача — высадиться в районе, найти выживших и забрать с места падения контейнер, размером — как два кейса, черного цвета. Не скрою — контейнер — цель приоритетная и очень опасная. Если вы увидите этот контейнер, и увидите, что он открыт или разбит — немедленно назад и сообщить мне. Немедленно! В районе могут быть русские. Но для нас несколько русских это ведь не препятствие, не правда ли?
— Так точно, сэр! — слитный порыв, крик как выдох
— Покажем медведям кто здесь хозяин!
— Медведям смерть!
— По машинам!
Поскольку большую часть десантного отсека Вестланда занимала громоздкая подвеска со скорострельной двадцатимиллиметровой пушкой, стреляющей вбок — в вертолете могло разместиться дополнительно только четыре человека. Иногда они так и летали на задание — парами, операторы пушечных установок кромсали все, что было внизу, а потом высаживалась досмотровая группа — восемь человек, по четыре с каждого вертолета, этого вполне хватало. Собирали трофеи и быстро на базу. Иногда вертолеты кружили над обреченной колонной, заходили то с одной стороны то с другой и только потом открывали огонь. В последнее время все стало намного сложнее, лихой прогулкой за трофеями эти полеты быть перестали. У афганцев откуда то появлялись в большом количестве гранатометы, тяжелые пулеметы, даже переносные зенитные комплексы. Афганцы больше не стреляли беспорядочно — они стреляли сосредоточенным огнем, старались попасть не по кабине как раньше, а били по уязвимому хвостовому ротору. Совсем недавно погибли сразу два вертолета с всеми экипажами — один завис над грузовиком, предчувствуя легкую добычу — и тут кто-то откинул брезент кузовного тента, и очередь из установленного в кузове крупнокалиберного пулемета буквально распорола кабину. Второй, страхующий даже не успел сообщить, что произошло на базу — две рукотворные молнии ракет метнулись к нему и через несколько секунд он уже горел чадным костром на каменистом склоне. После этого снижаться и зависать без необходимости пилотам строго-настрого запретили.
Солдаты споро рассаживались по летательным аппаратам, как обычно не упуская возможности пошутить друг над другом. Те, кто летел на десантном Норманне, завидовал тем кто летел на вертолете — Норманн был все таки более тяжелый, менее маневренный и уйти от смертельной очереди сварки[15] на нем было куда сложнее.
Бортач,[16] невысокий, чумазый как и все бортачи, закончил запускать личный состав в летательный аппарат, примерно прикинул в уме вес, дернул рычаг. С едва слышным в вое раскручивающихся моторов шумом, пошла вверх аппарель, отрезая десантников от земли…
Бортач посмотрел на Феттерляйна, сидевшего у открытого вопреки нормам безопасности бортового люка, тот показал оттопыренный вверх большой палец. Можно взлетать. Кивнув, бортач протиснулся в кабину, рев моторов превращался в невыносимый, на высокой ноте визг…
Взлетаем…
Как и все опытные десантники, Феллерляйн не услышал — просто почувствовал, как колеса груженой до предела машины оторвались от полосы. Работая всеми четырьмя моторами, Норманн пошел на взлет, одновременно набирая высоту и медленно смещаясь вперед.
Тут то они это и увидели…
Кто-то крикнул: Сэр! — но Феттерляйн уже увидел все сам. Увидел и понял, любой, кто отслужил в Афганистане знает, что это такое. Аэродром находился в кольце гор, прерывистая, ломаная линия хребта отчетливо вырисовывалась на фоне лазурно-синего неба. И вот оттуда, откуда то из-за гор, танцуя на дымных хвостах выхлопа летели маленькие, злобно сверкающие огоньки наподобие комет. И их было много — очень много подобно звездопаду в летнюю ночь…
Внизу, на полосе пронзительно взвыла сирена, извещая всех о смертельной опасности и необходимости как можно быстрее оказаться внизу, в железобетонной крепости. Обстрел был для этих мест делом привычным, по всему аэродрому были то тут то там раскиданы бронированные люки, чтобы можно было быстро добежать до ближайшего и нырнуть внутрь при обстреле. Был даже норматив — минута на то чтобы скрыться. И норматив этот выдерживался — когда первая из комет достигла цели, лопнула огненным протуберанцем на сером бетоне — наверху никого уже не было…
— Башня, я Бегун четыре, наблюдаю обстрел, прошу санкции на зачистку места старта… — вышел на связь один из вертолетчиков
— Бегун четыре, я Башня… — отозвался Гордон — зачистку категорически запрещаю, следовать по маршруту, как поняли, прием…
— Башня, я Бегун четыре, вас понял, следую по маршруту… — уныло отозвался в микрофон пилот и, отпустив тангету, одними губами сказал второму пилоту
Козел…
Второй пилот согласно кивнул. Как бы не хотелось накрыть этих долбанных воинов Аллаха со спущенными штанами — но приказ есть приказ…
10 августа 1996 года
Северный Афганистан
Пятнадцатью километрами севернее места падения…
Есть такая расхожая поговорка на гражданке: бери ношу по себе, чтоб не падать при ходьбе. За все время, пока они тащились по этим проклятым горам — Араб на своей шкуре убедился в правдивости вышесказанного.
Само по себе передвижение в горах — дело нешуточное. Он отлично помнил, как вышел в горы в первый раз. Казаки сами по себе — люди крепкие и детей воспитывают с детства тоже крепкими, способными вынести многое. Сашка знал и тяжелую работу по дому, и многокилометровые скачки на коне, он занимался и в гимназии где, как и в каждой гимназии Империи был хороший, открытый для всех пацанов спортзал. Его не напугать было ни марш-броском, ни двухпудовой гирей. Но когда он вышел в горы в первый раз… просто там не было воздуха, вообще почти не было, ты дышал, легкие аж горели, а воздуха просто не было. Руки, ноги у непривычного к горам человека сразу становятся как резиновые…
И тем не менее — втягивались потихоньку. Сначала — просто выходили в горы и по несколько часов карабкались вверх по узким горным тропкам, чтобы добраться до вершины и там, наконец дать себе немного отдохновения. Потом тоже самое — но с грузом десять килограммов, двадцать… тридцать… А потом — и с полной боевой выкладкой, с автоматом или снайперской винтовкой, узкая тропа по которой ходят только козлы уходит из-под ног, от перегрузок и недостатка кислорода темнее в глазах и надежда только на себя, страховку и свою группу. И надо дойти. Любой ценой — дойти.
Сейчас, на пятнадцатом километре — они взяли максимально высокий темп, чтобы как можно дальше уйти от места падения самолета — Араб понял, что они взяли ношу не по себе.
Что-то надо бросать? Оружие? Бред — вышедший без оружия, потерявший свое оружие по правилам считается не сдавшим. Спецназовец без оружия — это не спецназовец, выполнять боевую задачу он не может.
Патроны? А отбиваться как в случае чего? Прикладом? Сухпай и воду? Они и так съели двойную норму, чтобы облегчить груз — лучше такой припас тащить в животе, а не на спине. НЗ все равно надо оставить, иначе можно не выйти из проклятых гор. Рацию бросить? Не сдал, однозначно, рация — это связь со штабом, со своими, это последний шанс если обложат как волков.
Бросать нечего. И тащить такую тяжесть тоже нельзя…
— Привал пять минут! — выдохнул Араб — Иван забери у Брата! Бес — охранение!
Хотя он и не был еще спецназовцем, не получил символ спецназа — черный берет и кокарду с черепом и костями — но чутье у него уже было. И он понимал, что их уже гонят. А если и не гонят — то погонят в самое ближайшее время…
Свободные от охранения пацаны — а по большому счету они все еще были двадцатилетними пацанами, пусть и прекрасно подготовленными — растянулись на каменистой осыпи в тени чахлого кустарника, раскинув руки-ноги крестом и восстанавливая дыхание. Поза, наиболее способствующая быстрому восстановлению сил после предельных нагрузок. И все же, Араб понимал, что всю эту дрянь они протащат максимум до ночи, а потом с ней что-то надо будет делать. Иначе они и сами не выйдут и то, что взяли, достанется местным. Или британцам. Что это такое — Араб не знал, но подозревал что североамериканский самолет сюда, в Афганистан просто так не залетел бы…
