В общем, получилась маленькая паника. Даже мама завизжала громче поросят и подобрала ноги, когда довольный Ингар, наведя по-своему порядок во дворе, подбежал к ней знакомиться.
— Хорошее начало, — хмыкнул папа. — Визгливое, но многообещающее…
Как же он оказался прав!
И только серая в темную полоску и в крупный горошек кошка спокойно осталась сидеть на крыльце дома и, довольно жмурясь, смотрела, как дядя Коля заводил и распрягал лошадей и как Алешка помогал ему — вертелся у них под ногами.
Дядя Коля позволил ему отвести одну лошадь в загон, где бегали и скакали симпатичные веселые телята. Лешка, гордый до невозможности, взял лошадь под уздцы и важно повел ее вдоль изгороди из белых березовых жердей. Лошадь послушно шла за ним, только иногда взмахивала головой, и тогда Лешкины ноги отрывались от земли и описывали в воздухе волнистый полукруг. Со стороны не поймешь: то ли он лошадь ведет, то ли она его тащит.
— Грустная картина, — вздохнул папа.
Но дядя Коля, добрый человек, пожалел Алешку — подхватил на руки и посадил прямо на спину лошади. Мама ахнула. Лешка вцепился в гриву, дядя Коля шлепнул лошадь ладонью по крупу, и она плавно помчалась вперед, вдоль изгороди, разгоняя любопытных телят.
Алешка, конечно, визжал, болтал локтями и ногами. Волосы его развевались, рубашка сразу же вылезла из брюк. Это было так весело и красиво, что я даже позавидовал. И залез на другую лошадь. И мы скакали рядом, еле удерживаясь на костистых спинах, и теплый пахучий ветер обвевал наши бледные городские лица. А лица наших бедных родителей я давно не видел такими счастливыми…
Наконец мы свалились с лошадей, запыхавшиеся и красные, будто не мы на них, а они на нас скакали. Все телята тут же с интересом обступили нас.
— Только не визжи, — предупредил дядя Коля Алешку, — распугаешь.
— Какие у них глаза! — с тихим восторгом пропел Алешка. — Как у мамы!
Папа хмыкнул, а один теленок не удержался и лизнул Алешку громадным языком прямо в щеку. Лешка, конечно же, тоже не удержался и взвизгнул — телята подпрыгнули и, взмахнув хвостами, прыснули в разные стороны. Обежали весь загон по кругу и снова собрались возле нас, а один опять стал подкрадываться, чтобы еще кого-нибудь лизнуть.
Алешка стал гладить его и чесать ему крепкий широкий лоб с коричневым пятном.
— Дядь Коль, а как его зовут?
— Этого? С пятном? Мишка. А вон тот — насупленный, бровастый — Ленька. Худенький — Костик, а толстенький — Никитка, — стал перечислять дядя Коля, будто делал перекличку своему войску. Причем каждый теленок, когда слышал свое имя, коротко взмыкивал, будто отзывался. Папа вдруг прислушался и удивленно посмотрел на дядю Колю:
— Может, хватит политикой заниматься? Мы ведь отдохнуть приехали.
— А при чем здесь политика? — невинно изумился дядя Коля с хитрыми глазами. — Простая хронология. Телята у меня разновозрастные — вот я им и дал такие клички, чтобы не путаться, у меня и Борька есть… Годунов. И Ванька Грозный — племенной бык.
Папа почему-то засмеялся и погрозил ему пальцем. Дядя Коля тоже рассмеялся, взял нас с Лешкой за плечи и сказал очень приятные слова:
— Пошли-ка, друзья, обедать!
По дороге в дом Алешка прихватил из сарая самую большую лопату, выше его ростом в два раза, и сказал, что после обеда пойдет выкапывать клад, чтобы к ужину купить на него что-нибудь вкусненькое, назло многосумчатому Сникерсу.
На террасе с распахнутыми окнами, в которые лезла лохматая сирень, стоял большой стол. И чего только на нем не было! И сало и мед, и творог и картошка, и редиска с огурцами, и жареное мясо, и яйца, и сметана, и сливочное масло, и керосиновая лампа к вечернему чаю…
Сначала мы немного стеснялись, но дядя Коля так весело, ласково и заботливо нас угощал, что мы сразу забыли всякие китайские церемонии и так навалились на обед, что дядя Коля только кряхтел от удовольствия и с добрым сочувствием поглядывал на нас. И с упреком на наших родителей, будто они были виноваты в том, что их дети такие голодные.
Мы так наелись с непривычки, что тут же захотели спать. Алешка даже забыл про лопату и клад. Дядя Коля заметил это и объяснил нам, как найти в саду старую баньку, которую он приготовил нам для жилья.
Мама осталась убрать со стола и помыть посуду, папа с дядей Колей перемигнулись и объявили, что решили в честь встречи сыграть в шахматы, а мы с Лешкой побрели по саду в баньку, натыкаясь спросонок лбами на яблони.
Банька была небольшая, из потемневших бревен, с одним окошком. В ней уютно пахло березой и сеном, потому что на потолке было устроено что-то вроде сеновала, и туда вела приставная лестница. А внизу были столик с подсвечником, печка с дровами и две кровати. Мы как плюхнулись на них, так сразу и уснули. Только Алешка, зевая, успел пробормотать сонным голосом: «Хорошо в деревне. Березовые поля кругом… Хлебные рощи… Лежи себе на солнышке, а кругом яблоки падают…»
— Прямо в рот, — сказал за окном папа.
— И в компот, — добавил дядя Коля.
Проснулся я от тихого разговора. За окном уже синело, и запутался в ветвях деревьев узенький, ярко-белый месяц. Было прохладно из-за открытого окна. Алешка чмокал во сне губами, будто все еще жевал.
Я прислушался. Голоса шли откуда-то сверху, я догадался — с сеновала — и подкрался к лестнице.
— Вот так, — услышал я голос дяди Коли. — Здесь этих рэкетиров полно, целая банда. Меня они сначала не трогали. А вот у соседа спалили дом, у Сани Чуркина поросят потравили. Теперь они им платят. Сейчас вот и до меня добираются — узнали, что я хороший кредит в банке взял, на молоке неплохо заработал. Мне эти деньги — вот так нужны: трактор надо купить, кое-какую технику, семена… а они требуют двадцать пять процентов отстегнуть. Угрожают. Предупреждают. Ты ведь понял, что колесо с фургона не само свалилось?
— Понял, — ответил папа. — Ты в милицию не заявлял?
— А что милиция? — вздохнул дядя Коля. — Милиция далеко, телефона у меня нет. Пока доедут… Да и потом, похоже, у этих сволочей в милиции свой человек есть. Только сунься с заявлением… Вот я и отправил своих в Карелию, к старикам. И вам телеграмму отбил, чтобы не приезжали, да не поспела она… Так что собирайтесь, завтра отвезу вас на станцию.
У меня сердце замерло — что папа ответит? А тут еще Лешка меня за руку схватил — он, оказывается, давно проснулся и рядом стоял как мышка. И нам не пришлось расстраиваться, потому что папа сказал:
— Вот что, Николай. Никуда мы не поедем. Одного тебя не оставим. Будем вместе воевать… Жалко, я ружье не догадался захватить. Давненько мечтаю поохотиться на рэкетиров.
— Подожди, — перебил папу дядя Коля. — У тебя же ребята, жена. Нельзя так рисковать. Борьба жестокая будет. А ведь это наше самое слабое место в обороне. Не дай Бог что с ребятами случится?
— А нельзя их куда-нибудь пристроить, неподалеку, на время? — Такого предательства мы не ожидали! И, позабыв про конспирацию, взлетели по лестнице как бравые матросы по вантам.
Папа и дядя Коля вытаращили на нас глаза. Они сидели, развалившись, на сене. Между ними лежала раскрытая шахматная доска, на которой вместо фигур были расставлены по клеточкам бутылка самогона, блюдечко с салом и зеленым луком, хлеб, папины сигареты.
Я не дал этим заговорщикам сказать ни слова и сразу выдвинул наше требование.
— Вот что, тятенька. Если вы нас куда-нибудь попробуете сбагрить, то маме сейчас же станет известно, в какие шахматы вы тут играете, да еще и курите на сене. — Они молча переглянулись.
— Я не курю, — попытался оправдаться дядя Коля. — Я вообще не курю. Бросил. И отец бросит.
— Это гнусный шантаж, — сказал папа.
Я безразлично пожал плечами. А Лешка добавил:
— Вы без нас все равно с ними не справитесь. А у нас уже есть опыт. Не первый раз бандитов повязываем. И не таких.
Отцы-командиры снова переглянулись. Уже безнадежно, дядя Коля хотел что-то сказать, но папа его остановил:
— Бесполезно. Ты их не знаешь…
И в это время пришла мама позвать нас на чай. Дядя Коля с папой действовали мгновенно и не сговариваясь: один смахнул закуску в сено и бросил на доску горсть настоящих шахматных фигур, другой сунул в стоящий рядом сапог недопитую бутылку. И оба жалобно посмотрели на нас. Я понял: победили!
За чаем дядя Коля все рассказал маме. Она сначала побледнела, а потом положила руку ему на плечо и сказала твердым дрожащим голосом:
— Ничего, Коля, отобьемся.
А давайте выроем клад!
Прошло несколько тревожных дней. И особенно ночей. Старшие не спускали с нас глаз. Маму в магазин тоже одну не пускали, всегда с ней шел или папа, или дядя Коля. Нам с Алешкой строго наказали не высовываться с фермы и никому чужому не верить, никаких «пойди сюда — я тебе конфетку дам», никаких «покататься на машине» и всякие прочие инструкции по личной безопасности.
