Левое полушарие (у правшей) — это семиотическая система, осуществляющая обработку знаковой информации: речи, в том числе и внутренней речи, письма, цифр и т. д. Правое полушарие реализует мышление на уровне чувственных образов: эмоции, которые трудно выразить вербально, яркие бессловесные сны, восприятие музыки и т. п. Характерным чувством, целиком относящимся к правому полушарию, является хорошо знакомое специалистам и особенно часто наблюдаемое у невротизированных и астенизированных больных ощущение «уже виденного», возникающее в совершенно новой для человека обстановке. Таким образом, интегративная деятельность мозга обеспечивается двумя системами: системой чувственного восприятия («правополушарная психика») и системой знакового описания внешнего мира в элементах естественного языка (левое полушарие). Их сочетанной деятельностью, по-видимому, можно объяснить выявляемую в огромном большинстве случаев двойственность человеческого сознания, а именно постоянное присутствие в деятельности и поведении рационального и интуитивного.
Учитывая то, что интегративная деятельность мозга (психические функции) обеспечивается сочетанным функционированием обоих полушарий или чувственной и языковой системами, становится понятной выявляемая в ряде случаев более высокая эффективность модификаций аутогенной тренировки, формулы самовнушения при которых не только произносятся, но и образно представляются, что способствует включению в психотерапевтический процесс обоих уровней психической активности. Являясь филогенетически более старой, система чувственного (образного) восприятия, несомненно, играет огромную роль в психической деятельности человека. В то же время, за исключением аутогенной тренировки, она практически не используется в процессе психотерапевтического воздействия, чаще всего реализуемого на вербальном (левополушарном) уровне (гипноз, рациональная терапия и др.). Эти наши наблюдения подтверждают исследования М. Н. Валуевой, которая показала, что реакция на мысленное воспроизведение образа всегда является более сильной и устойчивой, чем на словесное обозначение этого образа. С учетом проблем изучения механизмов аутогенной тренировки представляют существенный интерес и данные о том, что в период отдыха, снижения внешней активности наблюдается регистрируемое на электроэнцефалограмме снижение активности левого полушария и повышение активности правого, деятельность которого, как предполагается, связана и с формированием мотивацйонных установок.
Проблема функциональной асимметрии головного мозга в последние годы привлекла особое внимание клиницистов и нейрофизиологов. Это обусловлено тем, что латерализация функций (у правшей, левшей и амбидекстров) оказывает определенное влияние на клинические проявления органических поражений и функциональных нарушений деятельности головного мозга [Ананьев Б. Г., 1963; Бабенкова С. В., 1971; Лурия А.Р., 1973; Двирский А. Е., 1975, 1983; Лобзин В. С, Михайленко А. А., 1980; Брагин Н. Н., Доброхотова Т. А., 1981]. Ряд исследователей указывает на гораздо большую частоту леворукости среди лиц со снижением интеллекта, больных эпилепсией, страдающих заиканием, косоглазием и некоторыми другими заболеваниями (В. А. Гиляровский, М. Кларк, В. Пенфилд, Л. Робертс). Имеются сообщения о том, что шизофрения у леворуких встречается гораздо чаще, при этом заболевание начинается раньше (в 20 — 24 года) и в 57% случаев имеет непрерывнотекущую форму (у праворуких — 43 %) с преобладанием параноидной симптоматики и галлюцинаций различных модальностей [Кауфман Д. А., 1976, 1979; Двирский А. Е., 1976, 1983, и др.]. Наши расчеты, проведенные с учетом данных из различных источников, показали, что относительное количество леворуких среди психоневрологических больных (7,5 — 8%) существенно превышает данные о распространенности леворукости в популяции: по А. Р. Лурия — 4,8%; по Б. В. Огневу —3%; по А. Е. Двирскому — 5% среди мужчин и 3% среди женщин; по Г. Брабин — 5%. Следует отметить, что приведенные данные не учитывают амбидекстров. В то же время они позволяют сделать вывод, что леворукость как внешнее проявление выраженной межполушарной асимметрии, по-видимому, можно рассматривать как врожденно искаженный и закрепленный в процессе онтогенеза вариант функциональных нарушений интегративной деятельности мозга, характеризующийся повышенной билатеральностью в ущерб филогенетически и структурно обусловленной межполушарной специализации.
Многие авторы отмечают другие субклинические формы функциональных расстройств, гораздо чаще встречающиеся у леворуких: затруднения в социальной адаптации, нервно-эмоциональная неустойчивость, интравертированность, некомфортность, конфликтность и склонность к делинквентному поведению, психопатоподобные тенденции и акцентуации личности [Симерницкая Э. Г., 1978; Ольшанский Д. В., 1980]. К сожалению, в большинстве случаев эти данные основаны лишь на предварительном разделении обследованных на праворуких и леворуких с помощью широко известных проб на определение «ведущего пальца», «ведущей руки» и «ведущего глаза». Проведенные нами исследования показали, что при повторном определении с интервалом в 3 мес указанные признаки в 30% случаев варьируют у одних и тех же испытуемых, а соотношение показателей скорости реагирования правой и левой рукой на стандартные стимулы при массовых обследованиях дает нормальное распределение (с равной представленностью крайних феноменов). Эти данные, с одной стороны, позволяют предположить существование определенной парциальной флюктуации признаков праворукости — леворукости, а, с другой, по-видимому, могут быть свидетельством более значительной роли социального фактора в формировании праворукости. Бесспорно, эти данные нуждаются в дополнительных исследованиях. Впрочем, здесь не лишне упомянуть об известных случаях леворукости у выдающихся представителей науки и искусства (В. И. Даль, И. П. Павлов, Леонардо да Винчи, Микельанджело, Ч. Чаплин и др.). В заключение данного раздела следует отметить, что освоение аутогенной тренировки у леворуких, как правило, проходит значительно труднее; эффективность метода у них обычно ниже, а отсев из группы гетеротренинга в процессе обучающего курса больше.
Учение об общем адаптационном синдроме
Еще будучи студентом немецкого университета в Праге в 1925 г., Ганс Селье заинтересовался неспецифическими реакциями организма, которые были «налицо» при многих заболеваниях и, следовательно, как пишет сам автор учения об общем адаптационном синдроме, «бесполезными» для врачей. Г. Селье просто «поразило, что так мало признаков действительно характерно для какой-то определенной болезни, в то время как большинство признаков являются общими для многих, не связанных между собой заболеваний или вообще для всех болезней» [Селье Г., 1972].
Эти наблюдения привели молодого исследователя к исключительно глубоким выводам о том, что в процессе лечения необходимо применять средства, направленные не только против той или иной конкретной болезни, но лечить и тот общий синдром, который Селье назвал «просто болезнь». Специализируясь в последующем как биохимик и эндокринолог, проводя в 1935 г. опыты на животных, Г. Селье обратил внимание, что на воздействие различных химических и физических раздражителей организм реагирует рядом неспецифических признаков. Среди этих признаков наиболее постоянными были: «1) значительное увеличение коркового слоя надпочечников (с исчезновением секреторных гранул из корковых клеток); 2) острая инволюция тимико-лимфатического аппарата и 3) кровоточащие язвы желудка и двенадцатиперстной кишки». Эти изменения и составили первооснову «общего адаптационного синдрома» [Селье Г., 1936]. Тогда же впервые был употреблен ныне столь популярный термин «стресс», как пишет Г. Селье (1972), «для обозначения состояния неспецифического напряжения в живом организме, проявляющегося в реальных морфологических изменениях в различных органах, особенно в эндокринных железах, контролируемых гипофизом».
Интенсивные исследования и развитие учения о стрессе в последующие десятилетия показали, что феноменология стресса оказывается гораздо более сложной и далеко выходит за рамки триады Селье. Характерной особенностью развития учения об обищем адаптационном синдроме явилось то, что в целом само понятие «стресс», в отличие от его первоначального употребления, в значительной степени психологизировалось. Основанием для этого были результаты целого ряда экспериментальных работ и клинических наблюдений, указывающих на ведущую роль центральной нервной системы в развитии стрессорных реакций. Учитывая особую роль эмоциональной сферы и ее влияние на метаболические процессы в организме, значительное распространение получил термин «эмоциональных стресс» (в отечественной литературе как синоним часто употребляется «напряженность»). Накопление экспериментальных данных в конце 70-х годов привело Г. Селье к осознанию необходимости уточнения понятия «стресс». В 1977 г. он писал: «В противоположность широко распространенному ранее мнению, стресс представляет собой явление, не идентичное эмоциональному возбуждению или нервному напряжению. Он возникает у экспериментальных животных даже после хирургической деафферентации гипоталамуса, которая устраняет все нейрогенные входы. Он может развиваться у человека, находящегося в состоянии глубокого наркоза, а также у низших животных. Он наблюдается даже у растений, которые не имеют нервной системы. Исходя из этого, я предлагаю следующее определение: стрессом называется неспецифическая реакция организма на любое предъявляемое ему требование». У нас, однако, нет оснований согласиться с таким широким толкованием понятия «стресс». По-видимому, это сознавал и сам Г. Селье. В связи с данным определением он уточняет, что стресс — это не обязательно болезнь, и выделяет два его типа: эустресс («хороший», тренирующий, адекватный, оптимальный стресс) и дистресс («плохой», повреждающий стресс). Существует еще множество иных определений стресса, что, естественно, является признаком отсутствия единого понимания и единых представлений [21].
