Хелен дрожала, как в лихорадке. Как долго она была уверена, что мужское тело способно вызвать у нее лишь отвращение!
Почему она так легко сдалась сегодня? Ведь любая, абсолютно любая женщина на ее месте обязательно отказалась бы от сомнительного предложения отправиться на квартиру к малознакомому, в общем-то, мужчине. Именно так и поступила бы любая нормальная женщина.
Нормальная! Вот в чем дело! Хелен безумна. Точнее, просто глупа.
Вспоминать и думать получалось плохо. Эмоции перехлестывали. Тело горело и торжествовало в руках Клайва, телу было абсолютно наплевать, что он может подумать… Тело жаждало любви.
Видит Бог, она боялась мужчин, потому что никогда их не знала. Она словно замерзала рядом с ними, боясь пошевелиться от отвращения и неловкости. С Клайвом все было иначе. И почему — ответа у нее не было.
Клайв возбуждал ее, заставлял чувствовать то, чему никогда не было места в ее мыслях. Хелен Стоун, целомудренная тихоня, превращалась в дикую вакханку, кровь бурлила в жилах не хуже золотистого шампанского, и глаза затуманивались страстью.
Какое ей дело, будет ли он уважать ее или, наоборот, станет считать шлюхой? С ним она почувствовала себя женщиной, настоящей, полноценной женщиной, красивой, желанной и всемогущей, женщиной, любви которой добиваются, женщиной, чья красота способна толкнуть на безумства…
— Ты невероятна…
— Правда?..
Она действительно не знала, что делать дальше, но вместо того, чтобы замереть и окоченеть, Хелен Стоун смело приникла к мужчине, успев подумать, что надо бы ему сказать…
И не успела. Клайв больше не мог сдерживаться. Он вошел в нее до конца, и Хелен задохнулась от боли, счастья и удивления. Описать эти ощущения она не могла, только чувствовала необыкновенную легкость во всем теле… И еще — она больше не была одинока. Мужская плоть заполняла ее тело, Хелен словно растворялась в Клайве…
Боль была короткой и острой, но исчезла бесследно, а вместе с ней навсегда исчезли и все мысли о собственной неполноценности и неопытности… Слезы текли по щекам Хелен, слезы счастья и гордости. Она не могла сдержать крика, и, хотя в нем звучала скорее радость, нежели только боль, Клайв в эту минуту окончательно убедился, что собственные ощущения его не обманули.
Возбуждение не спадало, и Клайв машинально продолжал ритмично двигаться, но в черных глазах уже разгорался ужас, смущение и еще что-то… подозрительно смахивающее на чувство вины.
— Хелен… почему ты не сказала… Господи, что я наделал…
Она испугалась этого взгляда. Радость и гордость куда-то делись, остался только холодный, липкий страх. Она опять сделала что-то не так!
— Ты… разве ты поверил бы…
Она чувствовала, как пылают ее щеки, и молча отвернулась, увидев, как он медленно кивнул.
— Да. Ты права. Я и сейчас не понимаю. Ведь ты так хороша…
Клайв чувствовал себя полным идиотом. Их тела были все еще соединены, но возбуждение прошло, уступив место сильному потрясению и смущению.
— Черт, я все равно не понимаю… Прости, я не должен был…
Она со стоном прижалась к его груди. Ее надежда, ее единственная возможность стать нормальной женщиной, таяла на глазах.
— Разве что-то изменилось бы? Ты ведь сказал, что хочешь меня…
— Хелен, господи, должна же ты понять, что… О нет. Мой отец…
— Клайв, я умоляю, не сейчас! Прошу, люби меня. Люби до конца. Поцелуй меня…
Она обвила руками его шею, словно тонкая лоза обвилась вокруг могучего дуба. Клайв оставался безучастным ровно до того момента, пока к его губам не прижались нежные губки Хелен.
И магия повторилась. Острое наслаждение пронзило обоих и пошло гулять в крови, пожаром разжигая страсть. Хелен перестала дрожать и пугаться собственных чувств. Она смело дарила наслаждение и брала его полной мерой. Отдавалась и давала, любила и позволяла любить себя.
Клайв не мог сопротивляться, да и не хотел этого больше. Он снова и снова брал ее, с каждым разом все более мощно и полно ощущая, как радостно она принимает его любовь. Такого еще не бывало с ним, хотя он считал себя опытным любовником, и Клайв почувствовал, как возносится куда-то на небеса прямо по сияющей спирали, а вокруг больше нет ничего, только звезды и галактики, и Клайв с Хелен несутся к ним навстречу, превращаясь по пути в такие же звезды…
И была тьма, и был свет, и были розблески зарниц, и гроза, после которой дышится так легко, и был рассвет, потому что солнце зашло, и закат облил кровью небо, на которое всходило новое солнце, и ничто не имело смысла, ибо смысл был во всем, и не надо было слов, чтобы объяснить его, ибо в этом мире слова вообще не нужны, а нужны лишь руки и губы, глаза и слезы, тихий стон и громкий вскрик, небо, отразившееся от бездонного потолка, и потолок, превратившийся в небо без конца…
Они погибли и возродились одновременно, сжав друг друга измученными руками, оплетя друг друга из последних сил, поделив дыхание на двоих… А потом лежали, тихо лежали в первозданной тишине, и бесконечная ночь накатывала на них волны своего прибоя, баюкала разгоряченные тела, даря покой и полное, абсолютное растворение друг в друге и в темноте. Она не успела перевести дух, как он вскочил, подхватил ее на руки — и через мгновение Хелен уже лежала на пушистой шкуре медведя перед камином. Золотые сполохи огня бросали отблеск на ее испуганное и прекрасное личико, и Клайв подумал, что не видел еще женщины прекраснее. Опытнее — да, активнее — сколько угодно, но прекраснее и желаннее — никого!
Перед Хелен стоял молодой бог. Под гладкой смуглой кожей перекатывались могучие мускулы, совершенство пропорций тела Клайва поражало воображение. Это была сила, могучая, первобытная сила красивого, уверенного в себе зверя, настоящего вожака стаи. Силой дышало его тело, сила сквозила в уверенных, плавных движениях рук, сила горела в темном страстном взгляде, и Хелен таяла, словно ледяная статуя в лучах солнца. Клайв Финли был солнцем. Тем самым солнцем, которому предстояло сжечь дотла ледяной мир Хелен Стоун, о чем она ни капельки не жалела.
Клайв смотрел на Хелен, затаив дыхание. Он и не подозревал, что женское тело может быть так совершенно. Изумительные, плавные линии, все эти изгибы и округлости, впадины и возвышенности создавали картину, достойную кисти лучших художников Возрождения. Светлая кожа словно светилась в полумраке, а отблески огня в камине еще и подсвечивали ее изнутри. Статуэтка из мрамора на его глазах обретала жизнь, плоть и кровь, и кровь эта была горяча, и голос этой крови звал Клайва Финли, звал с той же силой, что и тысячи лет назад, когда воины шотландских гор выбирали себе женщину, одну на всю жизнь…
