Радист вперед нас из башни вынырнул. Заряжающий тоже хотел за ним выпрыгнуть, одной рукой схватился, а вторая не работает, и не может подтянуться. Вижу, у него из этого рукава кровь течет. А на мне уже комбинезон загорелся, так я его, как вытолкнул, и сам выпрыгнул. А третий и не знаю куда делся. Там же как, спасайся, кто как может…
Комбинезон о землю погасил, говорю заряжающему: «Отползаем назад!» Ясно же, если танк загорелся, значит, взорвется скоро. Мы же его перед атакой полностью боеприпасами пополняли. Ночью снаряды привезут, и мы начинаем их перегружать. А если местность пересеченная и машина подъехать не может, то каждому на спину по ящику. Понятно, мы ребята молодые, здоровые, но в каждом ящике четыре снаряда по 16 килограммов, а это получается 60 килограммов. Как можем, так и идем, вот так… Потому колени у меня и болят…»
Глава 11. Бои местного значения
Московская область, Скирманово, 12 ноября 1941 года
16-я армия занимала линию обороны в районе сел Чисмена, Гряды, Покровское. 4-я танковая бригада, находясь в резерве, оседлала Волоколамское шоссе.
Гитлеровское командование планировало прорвать в этом месте оборону Западного фронта, чтобы выйти к Истринскому водохранилищу.
Немцы заняли Можайск и Малоярославец, наступали на Наро-Фоминск, Маурино и Тащирово. Крайним сроком взятия Москвы Гитлер назначил 7 ноября…
У Катукова забрали три танка на прикрытие звенигородского направления, а остальную технику полковник распределил между тремя группами: семь «Т-34» под командованием лейтенанта Александра Бурды действовали в направлении Кубинки, Акулово и Тащирово, обороняя мост у Маурино. Группа Воробьева из трех танков с двумя отделениями пехоты должна была вести бой на северном берегу Тарусы и Нары. Группа Кукарина поддерживала огнем мотострелков, штурмовавших деревню Тащирово.
Раз за разом танкисты наносили сдерживающие удары, не позволяя противнику копить резервы у Горок, Волоколамска, Быково.
А 16-й армии приходилось туго. На нее давили два корпуса 4-й танковой группы Гёпнера, 5-й корпус 9-й армии, моторизованная дивизия СС «Рейх», и еще, и еще…
Захватив в начале ноября деревни Марьино, Козлово и Скирманово, немцы не только вклинились в расположение обороны 16-й армии, но и нависли с юга над магистралью Волоколамск – Истра. Это было опасно, это было нетерпимо, и Катуков решил выбить клин в районе Скирманова.
Дело выглядело очень непростым – немцы нагнали в Скирманово тридцать пять танков, господствующую высоту занимал батальон пехоты, а на сельском кладбище фрицы понаделали дотов и блиндажей.
Причем справа и слева от села – глубокие овраги. Стало быть, штурмовать Скирманово надо было в лоб. Обмозговывая операцию, Катуков и не заметил, как вечер 9 ноября плавно перешел в ночь на 10-е…
* * *
…7 ноября Репнин отметил со всеми вместе, в землянке, где гудела «буржуйка». Стол накрыли роскошный – картошечка вареная, селедка бочковая, хлеб ржаной, водка «Столичная».
В карте вин числился также трофейный шнапс и даже бутылка настоящего бургундского, позаимствованная у немцев в штабном автобусе – Бедный берег трофей к ноябрьским.
Понемногу добавлялись сущие деликатесы – сальце, порезанное тоненькими ломтиками, одуряюще пахнущее чесночком, соленые огурчики и грибочки.
– К столу, товарищи! – громко сказал Геннадий и плотоядно потер ладони.
Экипажи загомонили и заняли лавки.
– Дмитрий Федорыч, вам чего? – осведомился Сардыка, стрелок-радист с танка Капотова.
Репнин мигом сориентировался.
– Водочки!
Сардыка одобрительно кивнул и щедро плеснул в мятую кружку.
– Товарищ лейтенант! – крикнул Борзых. – Тост скажите!
Геша поднялся и оглядел лица товарищей. Они были серьезны или веселы, просты и торжественны. Ни одной глумливой усмешечки типа: «Великий Октяябрь! Тоже мне, дата!» не мелькнуло.
Для этих людей революция была святым понятием, символом веры.
– Двадцать четыре года тому назад, – сказал Репнин негромко, – наши отцы скинули царя, скинули капиталистов и помещиков, кулаков и попов. Мы построили социализм и живем в великой стране, а если усатенькая сволочь с челкой хочет все это отобрать, то увидит на улицах Берлина наши танки! За Октябрь.
Дружно грюкнув, сошлись кружки.
«Столичная» Геше понравилась – мягкий, хлебный вкус. Вот что значат ГОСТы! Здесь паленой водки не бывает.
По второй Репнин не наливал – порция и без того была убойной. Он никогда не был особым любителем щелкать рюмками, просто не избегал возможности посидеть в хорошей компании.
Попробовав трофейный «Мартель», Геша признал, что здесь тоже подделкой не пахнет. Отвалившись к стене, он расслабился. Хорошо!
Либералы, дорвавшиеся до власти при Ельцине, совершенно зря отменили празднование годовщины Великой Октябрьской социалистической. Ни 12 июня, ни 4 ноября, ни даже 9 мая не способны, да и не должны были заменить 7 ноября.
Совершенно не важно, что происходило при штурме Зимнего, главное – это дата, праздничная дата! Неужто французы, отмечающие День взятия Бастилии, дурнее? А ведь событие смешнее, чем это самое взятие, трудно подыскать. Взяли горожане с крестьянами, да и разобрали по кирпичику замок Бастилия.
Зачем? Кому он мешал? Говорят – символ ненавистной монархии. Ну, не дурость ли? В Бастилию сажали сплошь графьев да герцогов! Все равно развалили…
И что? Да был бы повод, а уж из него вырастает обычай. Традиция – вот что важно!
Кто там снимал штурм Зимнего? Эйзенштейн, кажется? Как там матросня да солдатня лезут по воротам Главного штаба, отворяют их – и толпа врывается на Дворцовую площадь. А зачем? Что, нельзя было обойти тот самый Главный штаб? Ну, как же – эффектная сцена…
Да там все построено на спецэффектах – выстрел «Авроры», арест министров-капиталистов… Опять-таки – зачем?
Все эти министры весь день сидели дома – обойди их парочка ревматов – революционных матросов, да собери до кучи. Но тогда и вспомнить будет нечего о Красном Октябре!
И снова тот же вопрос: какая разница?
Был ли штурм Зимнего постановочным или не был, это совершенно неважно. Главное – само событие!
Ленин и Сталин называли его, это событие, «октябрьским переворотом», льстивые историки ударились в пафос, провозгласив «Великую Октябрьскую социалистическую революцию». Пусть.
Все равно это был праздник! Настоящий.
Почему – был? Репнин усмехнулся. Не был, а есть! И будет.
Геннадий вдруг похолодел. Он лишь теперь понял свое предназначение.
Почему он оказался в 41-м? Для того лишь, чтобы довести до конца дело, начатое Лавриненко? Дойти до Берлина, громя фашистскую нечисть? И все? И успокоиться на этом? Чтобы потом, в 70-ю годовщину Победы, читать о беспределе в Донбассе? Или о том, как олигархи, по блату получившие «нефтянку», с жиру бесятся?
А тогда стоит ли уродоваться сейчас, дабы потом доказывать всему «мировому сообществу», включая украинцев, прибалтов и прочих, демократически озабоченных, что именно Красная Армия победила фашизм?
Нет уж, Геннадий Эдуардович, не выйдет. Ты – единственный, кто знает, как карты лягут. На кону – СССР, и проиграть никак нельзя.
Репнин даже протрезвел от холодных, жестких мыслей.
– Сардыка, – просипел он, – будь другом, плесни.
Сардыка плеснул.
– За победу!
* * *
Утром 12 ноября в землянку ворвался Борзых со свежей газетой «Правда».
– Вот! – выдохнул он.
Репнин прочитал:
«Совет Народных Комиссаров постановляет:
Присвоить Катукову Михаилу Ефимовичу звание генерал-майора танковых войск.
Председатель Совета Народных Комиссаров СССР И. Сталин
Управляющий Делами Совета Народных Комиссаров СССР Я. Чадаев
Москва. Кремль. 10 ноября 1941 г.».
А ниже уже для всех:
«Всем фронтам, армиям, танковым дивизиям и бригадам приказ
Народного Комиссара Обороны Союза ССР
11 ноября 1941 г. № 337. г. Москва
О переименовании 4-й танковой бригады в 1-ю гвардейскую танковую бригаду.
4-я танковая бригада отважными и умелыми боевыми действиями с 4.10 по 11.10, несмотря на значительное численное превосходство противника, нанесла ему тяжелые потери и выполнила поставленные перед бригадой задачи прикрытия сосредоточения наших войск.
Две фашистские танковые дивизии и одна мотодивизия были остановлены и понесли огромные потери от славных бойцов и командиров 4-й танковой бригады.
В результате ожесточенных боев бригады с 3-й и 4-й танковыми дивизиями и мотодивизией противника фашисты потеряли: 133 танка, 49 орудий, 8 самолетов, 15 тягачей с боеприпасами, до полка пехоты, 6 минометов и другие средства вооружения. Потери 4-й танковой бригады исчислялись единицами.
