— Он все время спит? Все время в спальне лежит?
— У нас везде спальня. Где ляжет, там и лежит.
— Он что, больной?
— Не больной, а печальный.
— Почему печальный?
— Почему, почему. Эрец-Исраэль он никак найти не может.
— Найти не может? Как странно. А где же мы сейчас?
— А черт его знает, где мы сейчас. Так не вынесешь куклу? Тогда пока.
Атара повернулась и пошла к своему подъезду. Лялечка немного огорчилась, но довольна была, что сквиталась с подружкой.
Мама увидела Лялечку во дворе с Атарой и очень сердилась.
— Говорено было, с черными не играть, — сказала она Лялечке. — Они грязные, и у них страшная болезнь спид.
— Атара не черная, и от нее пахнет мылом таким же, как у нас, «Голубка».
— Разговор окончен, — сказала мама и ушла к себе в комнату.
И это было жаль, потому что тем для разговора об Атаре у Лялечки осталось много.
Назавтра Лялечку вывела гулять бабушка, и Атара даже близко к ним не подошла. Но тут во дворе появился человек, обвешанный фотоаппаратами, и всеми ими стал снимать — и дом, и двор, и ребят, которые там играли. И особенно долго снимал Атару, а Лялечку сперва не снял, потому что они с бабушкой держались подальше. Человек спросил что-то Атару, и она махнула рукой в сторону Лялечки. Тогда человек стал ее о чем-то уговаривать, а Атара сперва не соглашалась, но потом крикнула:
— Ляля! Иди сюда!
— Никуда не пойдешь, — сказала бабушка, хотя она была добрее мамы.
Но человек с фотоаппаратами повел Атару прямо к Лялечке, а за ними еще ребята бежали и просили: и меня сними! и меня! Бабушка схватила Лялечку и хотела увести, но Лялечка не далась. Ей тоже было интересно сфотографироваться.
— Тебя Ляля зовут? — спросил фотограф.
— Да.
— И вы подружки? Как удачно, — радовался человек, — ты такая беленькая, а она такая… — и он посмотрел на Атару, словно перед ним чудо какое-нибудь.
— Что он говорит? — спросила бабушка, которая не понимала по-здешнему. — Он что, денег потом потребует за фото?
Лялечка спросила его, но он засмеялся и сказал, что это репортаж для газеты.
— Вот вы, две подружки, возьмитесь за руки и бегите, и на бегу обернитесь и смотрите на меня, ладно?
Бабушка начала суетиться и возражать, но человек положил ей руку на плечо и все повторял: ничего, ничего, минуточку, и ничего бабушка не могла сделать, а Лялечка с Атарой три раза убегали и оборачивались, пока он не сказал — отлично! покупайте в пятницу газету! — и назвал какую.
В пятницу газеты очень толстые, много приложений, и каждое как целый отдельный журнал. Лялечка все руки испачкала черным, пока искала. А когда нашла, чуть не заплакала. В самом глянцевом приложении, на обложке, был большой цветной портрет Атары, как она обернулась на бегу и смотрит прямо в аппарат. А от Лялечки за ее плечом остался затылок с белым пробором, одна косичка и кусок розовой щеки.
Правда, внутри были другие снимки, в том числе один с Лялечкой, но черно-белые и гораздо помельче. И целый большой репортаж. Лялечка читать на иврите уже умела, но без точечек под буквами не так хорошо. Она прочла название: «Напартити из квартала бедноты».
— Не Напартити, а Нефертити, — поправила мама. — Дай сюда.
Про Лялечку там сказано было только, что она «русская подружка будущей королевы красоты Израиля», зато про Атару всё — и про печального папу, который ищет во сне Эрец-Исраэль, и про квартиру, и про всех братиков и сестричек.
— Не огорчайся, Лялечка, — сказала мама. — Другой раз будешь слушаться маму. Нефертити! Это знаешь, как называется? Корректирующая дискриминация.
— Да, — сказала Лялечка, не смогла удержаться и заплакала. — И мама ей еще братика недавно принесла, и квартира у них купленная…
— Вот именно, — сказала мама.
«Мода на рынке»
На вопрос, как дела, Моти неизменно и вполне искренне отвечал — идут.
И не только из врожденного оптимизма — экономический спад, который терзал в ту пору нашу страну наряду с террористическими актами арабских самоубийц, затронул его мало. Для своей небольшой одежной лавки на рынке, которая так и называлась, «Мода на рынке», он безошибочно закупал такой товар, который полностью отвечал вкусам и запросам обитателей рыночного квартала и тех, кто приходил на рынок. А продавал недорого, наценку делал минимальную, брал количеством. Он был умелый торговец, знал, когда сделать скидку, когда дать в кредит, когда пошутить с покупательницей. Барыши были нежирные, зато постоянные.
А раньше дела его шли еще лучше, и за годы Моти сумел не только обеспечить семью, но и подкопить кое-что. У него и бумаг был приличный пакет, и участок земли в промышленном районе на окраине, и хорошая квартира в большом, хотя и запущенном доме по соседству с рынком. Поэтому теперь он сидел в своей лавке не столько по необходимости, сколько по привычке и из чувства торговой чести. Да и что бы он делал, куда бы пошел, если не в лавку? Жена три года назад скончалась от внезапной сердечной болезни, дети были взрослые, обученные и обеспеченные, все они любили и уважали Моти и жили близко, но сильно заняты были своими делами и семьями. А в лавке народ, среди покупателей бывают знакомые, можно перекинуться словечком, узнать местные новости. А нет никого — и тоже хорошо, можно почитать газету, а то и книжку, Моти это любил. Любил он и развлечься, в ресторан там, или на природу выехать на шашлыки, или к морю, а то и в Турцию с компанией махнуть на недельку. Но без пары, даже если с компанией, это было как-то не так, все время чего-то не хватало.
Попросту говоря, женщины. Конечно, женщину найти было нетрудно, вдов и разведенок кругом было в достатке, но, прожив много лет с красивой и веселой женой, Моти стал переборчив.
Он давно уже поглядывал на светлокожих, полных, не по-здешнему тщательно одетых женщин, во множестве наехавших вдруг из России некоторое время назад. У них даже походка была другая, не разболтанная, аккуратная. Еврейки они или нет, было не очень ясно, но это и не важно. Если не еврейки, то даже интереснее. Моти никогда не имел дела с нееврейской женщиной, и это манило. Но пока была жена, это была так, фантазия, а теперь хотелось эту фантазию осуществить.
Эти женщины нередко заходили и в его лавку, и Моти пытался с ними заигрывать, но безуспешно. На его шутки они то ли не умели, то ли не хотели отвечать, может, и не понимали их, а только смотрели на Моти с обидным удивлением и подозрением, а товары его щупали, как ему казалось, с насмешкой. Однако покупали. Впрочем, со временем они стали понимать лучше, и одна или две отшили его незаслуженно грубо.
— Ты что, — сказала ему одна, которой он сделал особенно цветистый комплимент, — так и поверил, что все русские женщины — бляди? Не возбуждайся, дедок, не обломится.
А он ничего такого и не думал, и надеялся только, что эти женщины немного помягче здешних. Странно. Он когда-то читал один русский роман, и там женщины были задумчивые, деликатные, говорили своим мужчинам много чувствительных слов и готовы были ради них на все.
И какой же он дедок? Шестидесяти нет, в самом соку. Может, их моя борода пугает, подумал он. Бороду он отпустил ради зубов, чтоб прикрывать их, как-то лень было чинить. Но в бороде было уже много седины, она его не украшала, а старила, Моти пошел и подправил зубы, а бороду сбрил и сразу помолодел на десять лет.
— Эх, Матитиягу, и чего тебе неймется? — говорил ему Михаэль, тоже из русских, с которым они немного подружились. Он один так называл Моти, говорил, жалко портить такое роскошное имя. — Чего ты с нашими русскими бабами потерял? Ищи среди своих, лучше будет.
— Хочется, — упрямо отвечал Моти. — Что-то в них такое есть, другое…
— Чего другое? Что у них, п…да поперек или груди на спине? Небось блондинки нравятся, так ведь тоже крашеные.
— Есть и некрашеные…
— Да хоть и некрашеные, все равно. Другое в них только одно — ментальность. Ментальность, предупреждаю, совсем другая. Смотри, нагреешься!
— Э, ментальность. В койке справлюсь, так и ментальность пропадет.
— Да и в койке…
Но Моти не слушал приятеля и продолжал свои попытки. И наконец преуспел.
Женщина, правда, была не иммигрантка, а приехала сюда как туристка и нелегально осталась на заработки. Зато уж русская русская, Инесса. Из маленького городка в Белоруссии, но это ведь все равно. И образованная, врач, очень уж их там, в Белоруссии, нищета замучила. Она, например, рассказывала, что за десять тысяч долларов там можно купить четырехкомнатную квартиру со всеми удобствами. Все-таки в малоразвитой стране есть свои преимущества! Вот она и приехала зарабатывать на квартиру недавно женившемуся сыну, но это ей долго придется тут кантоваться, на уборке не разбогатеешь.
