- Покой нам только снится. - Я снимаю с вешалки платье и прикладываю к себе, наслаждаясь прикосновением мягкой сияющей ткани к обнаженной коже.
Раффи отступает на пару шагов, чтобы оценить мой понарошный наряд, а затем одобрительно кивает.
- Как думаешь, что бы случилось, если… - голос садится, я сглатываю и продолжаю: - Если бы ты был человеком, ну или я ангелом?
Раффи поддается внезапному порыву – протягивает руку и пробегает пальцами по ткани на моем плече.
- Будь я человеком, построил бы для тебя славную ферму, – говорит он на полном серьезе. – Лучшую ферму на свете. С золотистыми ананасами, сочными грейпфрутами и вкуснейшим редисом в мире.
Я смотрю на Раффи во все глаза, пытаясь понять, шутит он или нет. Очень похоже, что нет.
- Не так уж и часто бывал ты на фермах, Раффи? К тому же большая часть населения этой планеты давно отошла от сельского хозяйства.
- Моих потенциальных человеческих потуг ради тебя это не умаляет.
Его слова вызывают улыбку.
- А я, будучи ангелицей, щекотала бы перьями твои ступни, а по утрам распевала бы райские песни.
Раффи хмурится, силясь представить эту картину.
- Ясно, - киваю я. – Мы оба не имеем ни малейшего понятия о том, каково это – жить в мире другого. Что тут говорить...
Он смотрит на меня сверху вниз, в глазах светится искренность:
- Будь я человеком – потеснил бы всех твоих воздыхателей… - Раффи отводит глаза. – Но я не человек. Я архангел. Моя раса в беде и выбора нет – я должен попробовать все исправить. Нельзя отвлекаться на дочь человеческую. – Он еле заметно кивает, обращаясь к себе самому: - Я не могу…
Аккуратно возвращая платье на место, я думаю о том, что надо прислушаться к этим словам. Пора смириться и просто принять все как есть.
Я нахожу в себе силы взглянуть на Раффи, готовая к мрачной решимости или, может быть, жалости, но вижу, что он в смятении. В глубине его глаз разгорелась нешуточная борьба.
В груди вспыхивает искра надежды. Казалось бы, не на что больше надеяться, но разум не поспевает за сердцем.
- Только раз, - обращается Раффи скорее к себе, чем ко мне. – Хотя бы один раз.
Он наклоняется ко мне и целует.
Я умирала от желания получить такой поцелуй с тех пор, как явилась на свет.
У него мягкие губы, и он удивительно нежен. Пальцы бережно перебирают мои волосы.
Язык скользит по моим губам и проникает внутрь, пропуская по телу высоковольтный разряд: волна устремляется вниз к самым кончикам пальцев ног, а затем пробегает обратно до кончика языка.
Я словно тону в нем. Кто же знал, что такое бывает?! Я отвечаю на поцелуй, сжимая пальцы на его плечах и почти отрываясь от пола.
Мы целуемся исступлённо, кажется, целую вечность, но она пролетает как миг. Я задыхаюсь, кислорода отчаянно не хватает. Внутри все тает и обращается лавой.
И тут он замирает.
Глубоко вздохнув, он отступает назад, удерживая меня на расстоянии вытянутых рук.
Покачнувшись, я инстинктивно делаю шаг навстречу. Веки отяжелели, и все, что мне сейчас нужно – потеряться в вихре ощущений, источник которого – Раффи.
В его глазах желание и печаль, но ближе к себе он меня не подпускает.
Глядя на это, я спускаюсь с небес и возвращаюсь на землю.
Нашествие. Мама. Сестра. Массовые убийства. Все это разом обрушилось на меня. Он прав.
Кругом война.
Апокалипсис на пороге. Нас ожидает кошмарный мир, полный монстров и пыток.
А одна помешанная девчонка стоит тут, прижавшись к вражескому солдату. Совсем из ума выжила?
В этот раз ухожу я.
ГЛАВА 13
Похоже, чулан в моей голове действительно переполнен, а закипевшим эмоциям нужно остыть.
Я ухожу вглубь магазина, подальше от Раффи. В тускло освещенном отделе, куда проникает всего лишь полоска света, я нахожу рекламную тумбу, на которую можно сесть. Лично мне отсюда все видно, а для тех, кто будет смотреть со стороны входа, я покажусь лишь тенью на фоне теней. Я будто так и живу – на границе солнца и тьмы, в какой-то сумеречной зоне.
Я сижу и болтаю ногами над рухнувшими стеллажами и осколками цивилизации. Когда мне это надоедает, начинаю вглядываться во мрак универмага. Разобрать что-либо не удается, так что я остаюсь тет-а-тет со своей бурной фантазией – мы вместе гадаем, шевелится что-то во мгле или же нет. А затем, присмотревшись, я все-таки кое-что вижу.
За угловым указателем, вблизи обувного отдела и нескольких опрокинутых манекенов, горит огонек. Это лампа, она включена, но по мощности очень слаба и излучает скорее тень, нежели свет.
Я касаюсь ладонью плюшевой шерсти Мишутки, споря сама с собой: удирать или пойти посмотреть, что там такое. Бежать к Раффи? Спасибо, я пас. Спрыгнув на пол, я тихонько крадусь в направлении импульсной лампы.
Но дойти не успеваю – кто-то выходит на свет.
Это Пейдж. Ее длиннющая футболка, прикрывающая колени, сползла с одного плеча. Светлые тенниски покрыты засохшей кровью и теперь кажутся черными.
Тусклый свет подчеркивает впалости на ее лице, выделяя скулы и челюсть, покрытые швами; на шее длинная тень – продолжение темных волос. Пейдж как лунатик идет к манекенам. Ее влечет нечто лежащее на полу.
Я еще раз смотрю на манекены и тут понимаю, один из них – человек.
Он лежит на спине поверх разбросанной обуви, голова и плечи затерялись на фоне пластиковых конечностей; кажется, он рухнул прямо на них. Одна бледная рука откинута в сторону лампы, вторая лежит на груди – в кулаке какой-то листок. Смерть от сердечного приступа?!
Пейдж, будто в трансе, опускается на колени. Подняв голову, она заметит меня, но сейчас центром ее вселенной является этот мужчина. Возможно, моя сестра чувствует людей, как хищники чуют добычу.
Я знаю, что она будет делать.
Но не препятствую ей.
Я хочу. Боже, хочу!
Но просто стою на месте.
Глаза застилают обжигающие слезы. Это слишком. Хочу к маме.
Все это время я считала себя сильной. Думала, это я принимаю сложные решения и несу на своих плечах ответственность за семью. Но теперь я понимаю, что от самых страшных проблем, последствия которых преследуют до последнего вздоха, меня заслоняла мама, и до сих пор заслоняет.
Вот, что случилось, когда сопротивленцы поймали Пейдж, словно дикого зверя! Я тщетно пыталась накормить ее супом и гамбургерами, в то время как мама уже догадалась, что именно ей нужно. Это она привела Пейдж в рощу, чтобы та могла отыскать себе жертву.
Не могу отвернуться. Ноги налиты свинцом, а глаза не хотят закрываться. Такова теперь сущность моей сестры.
