Что бы ни происходило в нашем мире некоторые основополагающие истины касательно вампиров никогда не меняются. Морои живые; стриши немертвые; морои смертны; стригои бессмертны. Морои появляются на свет путем рождения; стригои создаются.
И существует два способа создать стригоя. Один-единственный укус стригоя — и человек дампир или вампир насильственно превращается в стригоя. Морои, искушаемые обещанием бессмертия, могут сознательно решить стать стригоями, если во время «кормления» убьют человека. Такое деяние считается безнравственным, извращенным самым тяжким из всех грехов, противоречащим и моральным устоям мороев, и самой природе. Морои, вставшие на этот темный путь, теряют свою связь со стихийной магией и другими энергетическими началами мира. Вот почему они больше не могут выходить на солнце.
Именно так и случилось с родителями Кристиана. Они стригои.
ПЯТЬ
Или, точнее, они были стригоями. Подразделение стражей загнало и убило их. Если слухи соответствуют действительности, Кристиан, тогда еще совсем дитя, стал свидетелем этого. И хотя сам он не был стригоем, некоторые считают, что он недалеко ушел, учитывая его манеру одеваться в черное и держаться особняком.
Стригой он или нет, я не доверяла ему. Он псих, ничтожество, и я безмолвно закричала Лиссе, что бы она убиралась оттуда, пусть от моего крика и не было никакого толку. Проклятая односторонняя связь!
— Что ты здесь делаешь? — спросила она.
— Любуюсь видами, конечно. Накрытое брезентом кресло очень уютно. Сверх того, тут имеется старый ящик с рукописями благословенного и безумного святого Владимира. И не стоит забывать о том прекрасном, хотя и безногом столе в углу. — Одним словом, всякая ерунда.
Лисса закатила глаза и направилась к двери, но он преградил ей дорогу.
— Ну а как насчет тебя? — насмешливо спросил он. — Зачем ты здесь? Что, не предвидится никаких вечеринок и нет никого под рукой, чью жизнь можно было бы разрушить?
Прежний задор отчасти вернулся к Лиссе.
— Класс! Хочешь вывести меня из себя, чтобы доказать, какой ты крутой? Какая-то девица, которой я даже не знаю, наорала на меня сегодня, а теперь я должна иметь дело с тобой? Какую цену нужно заплатить, чтобы человека оставили в покое?
— А-а, вот почему ты здесь. Чтобы пожалеть себя.
— Это не шутка. Я серьезно.
Я почувствовала, что Лисса начинает сердиться, причем гораздо сильнее, чем прежде расстраивалась. Он прислонился к наклонной стене.
— И я. Мне тоже нравится жалеть себя. На какую тему ты хотела бы похандрить сначала? Как у тебя уйдет целый день на то, чтобы снова стать популярной и любимой? Как придется ждать две недели, прежде чем от «Холлистера» доставят новые наряды? Если раскошелишься на быструю доставку, это, может, так надолго и не затянется.
— Оставь меня в покое! — сердито сказала она и на этот раз оттолкнула его в сторону.
— Постой — сказал он, когда она протянула руку к двери. Сарказм исчез из его голоса. — На что… ммм… На что это было похоже?
— Ты о чем? — взорвалась она.
— Быть не здесь. Не в Академии.
Она заколебалась на мгновение, сбитая с толку тем, что выглядело как попытка искренне поговорить.
— Это было замечательно. Никто не знал, кто я такая. Просто еще одно лицо. Не морой. Не королевская особа. Никто. — Она посмотрела в пол. — Все здесь воображают, будто знают, какая я.
— Да, от прошлого так легко не отделаешься. — с горечью сказал он.
Внезапно до Лиссы — и до меня, соответственно, — дошло, как трудно это может быть для Кристиана. Люди по большей части обращались с ним так, словно он вообще не существует. Словно он призрак. Не разговаривали с ним или о нем. Просто не замечали его. Позорное клеймо преступления родителей отбрасывало тень на всю семью Озера.
Тем не менее прежде ему удавалось вывести ее из себя, и теперь она не была склонна сочувствовать ему.
— Постой… теперь ты жалеешь себя?
Он рассмеялся, почти одобрительно.
— Вот уже год, как я предаюсь этому здесь.
— Извини, — фыркнула Лисса. — Я приходила сюда еще до того, как сбежала. У меня больше прав.
— Какие права могут быть у сквоттеров?[3] Кроме того, я должен постоянно держаться как можно ближе к церкви, чтобы люди знали, что я не стал стригоем… пока.
И снова в его тоне прозвучала горечь.
— Раньше я всегда видела тебя на службе. Это единственная причина, почему ты ходишь в церковь?
Стригои не могут ступать на освященную землю. Еще одно следствие их тяжкого греха.
— Конечно, ответил он. — А зачем еще туда ходить? Ради души, что ли?
— Не важно. — Лисса явно придерживалась другого мнения, но не хотела спорить. Тогда я уйду и оставлю тебя в покое.
— Постой, — снова сказал он, казалось, ему не хочется, чтобы она уходила. — Давай заключим сделку. Можешь тоже приходить сюда, если расскажешь мне одну вещь.
— Что еще?
Она оглянулась на него через плечо.
Он наклонился вперед.
— Среди всех этих разговоров, которые я слышал о тебе сегодня, — и, поверь, я слышал немало, даже если никто ничего непосредственно мне не рассказывал, — одна тема совсем не возникала. Они разбирали все остальное: почему ты ушла, что там делала, почему вернулась, история со специализацией, что Роза сказала Мие, ля-ля-ля. И притом никто, ни один, ни разу не поставил под сомнение идиотский рассказ Розы о людях из низших слоев общества, которые якобы давали тебе свою кровь.
Она отвернулась, и я почувствовала, как щеки у нее вспыхнули.
— Тут нет ничего идиотского.
Он негромко рассмеялся.
— Я жил среди людей. Моя тетя и я держались особняком после того, как родители… умерли. Найти кровь совсем нелегко.
Она ничего не ответила, и он снова засмеялся.
— Это Роза? Она «кормила» тебя.
Возродившийся страх пронзил и ее, и меня. Никто в школе не мог знать об этом. Кирова и присутствовавшие при нашем с ней разговоре стражи знали, но они, конечно, держат язык за зубами.
— Ну, если это не дружба, тогда уж и не знаю, какое слово употребить.
— Не рассказывай никому! — выпалила она.
Для нас это было совершенно необходимо. Как я уже говорила, у «кормильцев» развивается эффект привыкания к укусам вампиров. Мы принимали это как часть жизни, но все равно смотрели на них сверху вниз. Для любого другого — в особенности дампира — давать свою кровь морою считалось… ну, почти непристойным. Фактически это рассматривалось как сексуальное извращение, почти порнография — если дампир во время секса позволял морою пить свою кровь.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
