…Он ясно видит чье-то лицо. Огромное, довольное, улыбающееся. Каждая ресница на веке этого лица – толщиной с его ногу, морщины – как громадные каналы, следы от вырванных волосков похожи па кратеры от падения метеоритов. Гигант игриво пересыпает песчинки из ладони в ладонь и пристально рассматривает их, словно любуясь зернистым песком. Поднеся руку к огромному смеющемуся рту, великан начинает дуть: поднимается невообразимой силы ветер – сильнее любого земного урагана. Его втягивает вместе с братьями-песчинками в большую, быстро завинчивающуюся воронку, мерно дышащую черными жабрами. Шар рассыпается на крохотные кусочки, монотонное гудение исчезает: лица перед ним больше нет. Все улетучивается, пропадает, стирается прочь из закоулков разума. Он все забыл – не помнит скулящую гиенами карусель, толстые губы великана и то, как превращался в песчинку. Все вокруг плывет, вспыхивает, меркнет. В мозгу ничего не остается.
НИЧЕГО. НИЧЕГО. НИЧЕГО.
Волна из искрящихся точек снова накрывает с головой. Он чувствует удар огромной силы, словно тело с размаху бросили об асфальт. Боль. Страшная, чудовищная боль, от которой хочется безумно орать.
АААААААААААААААААААААА!
…Он открывает глаза. Он лежит спиной на земле, над ним – голубое небо, без единого облачка. Он кашляет, тягуче сплевывая кровавую слюну. Щека прислонилась к чему-то горячему. Приподнимается. Кругом – выжженная, безводная земля, прорезанная приземистыми горами. Желтая, пыльная и бездушная. Сердце наливается страхом. Ведь это не город, который ему был нужен! Ничуть, ничуть, ничуть.
…Да, черт возьми… НО КУДА ЖЕ ТОГДА ОН ПОПАЛ?
Глава 9
Черная молитва
(Священная Римская империя, маркграфство Майссен – Эрфуртский университет, 1482 года спустя)
Стоя в середине пурпурной пентаграммы, доктор полоснул лезвием десертного ножа по большому пальцу. Заточенный металл без труда вспорол изнеженную кожу врача, темно-красная кровь не брызнула, а жеманно выступила наружу – так, как из спальни по утрам выходит проснувшаяся королева. Капля задержалась на ногте, дрогнула, сорвалась и упала в круг, где вниз головой на черном конском волосе покачивалось распятие. Боль, хотя и несильная, заставила скривиться. Массируя крохотную ранку, лекарь прочел завывающее, грозное заклинание на латыни… Он умолк, слыша стук собственного сердца… Прошла минута… за ней вторая и третья… потом седьмая и десятая…
…Ничего. Опять ничего. Вот же проклятие! На большом пальце левой руки виднелись пять зарубцевавшихся порезов: все прошлые попытки тоже не принесли успеха. Низенький, пухлощекий, тучный мужчина, с растрепанными волосами и лицом, обрамленным жиденькой бородкой, уныло уткнул подбородок в кружевное жабо. Подумать только – монахи со школы учат, что силы зла сидят за каждым углом. А на деле получается, что продать свою душу не так уж легко. Ровно шесть раз он вызывал властелина тьмы, строго соблюдая все инструкции «черной молитвы» из «Молота ведьм»[13]. Однако тот не торопился являться на зов.
– Ты звал меня, Фауст? – раздался сзади безжизненный голос, и лекарь подпрыгнул от неожиданности. На дубовой скамейке, примостившейся в самом дальнем углу каменной комнаты, сидел белолицый брюнет в черном плаще: седые волосы волной ниспадали на плечи. Заложив ногу за ногу, он достал изо рта продолговатый предмет, извергший тонкую струйку дыма.
– Кто вы такой? – залепетал врач, отступая из пентаграммы.
– Ты клинический идиот, Иоганн, – сочувственно покачал головой Шеф, раскуривая «кохибу». – Извини, были неотложные дела. Я не call-girl и не в состоянии каждые пять минут летать на вызовы. Намного приличнее было бы устроить запись по телефону. Впрочем, пока телефон не изобрели – придется обойтись своими силами. Ты еще не веришь, что это именно я пришел к тебе? Забавно. А тебя разве не шокирует, что таинственный незнакомец вдруг материализовался изнутри помещения, закрытого на замок?
У лекаря голова шла кругом. Неужели это и в самом деле князь тьмы? Сомнительно. Один лишь черный плащ – свидетельство в его пользу. А вдруг бледный брюнет – агент инквизиции, который только и ищет повод, дабы забросить его тельце на сложенные вязанки хвороста и смеяться, слушая, как лопается на пышущих жаром углях обугленная кожа?
– Но… – вяло промямлил врач. – Это непостижимо… а как же рога… запах серы… страшная пасть… я требую от вас минимального соответствия…
Шеф с откровенной ненавистью бросил окурок на холодный пол.
– Я так понимаю, рога теперь для меня – это как официальный костюм, – процедил он. – Между тем, дорогой Фауст, я способен принимать любой облик. Сегодня у меня меланхолическое настроение. А при желании я запросто превращусь хоть в невинную девушку, мне вовсе не сложно. Тебе необходима классика – хвост, козлиная бородка и копыта? Ладно, я уступлю. Копыто появится в тот момент, когда нужно оттиснуть печать на договоре о продаже души. Демонстрировать же его сейчас нецелесообразно. Сера же – элемент тотальной пропаганды, лживая информация из рекламных роликов Небесной Канцелярии. Ангелам, знаешь ли, очень выгодно распространять точку зрения, что мой запах неотличим от дохлого скунса. Уверяю тебя – все гораздо проще. Лично я предпочитаю парфюм от Дольче Габбана.
Доктор Иоганн Фауст мрачно молчал. Повисла неловкая пауза.
– Вот темный народ-то у вас в Средневековье, – злобно сказал Шеф, отворачиваясь от лекаря. – Отлично, будь по-твоему. Сера так сера.
Он извлек из кармана коробок охотничьих спичек, щепотью выгреб оттуда двадцать штук – и разом зажег их, лихо чиркнув об коричневую полоску.
– Ну что? – спросил Шеф с издевкой. – На этот раз сомнения отпали?
По «каменному мешку» пополз сильный запах серы.
– Оооо… – застонал доктор, падая на колени. – Оооо… повелитель зла.
– Дошло, – обрадовался Шеф. – Удивительно, до чего человечество обожает театральные эффекты. И почему народ всегда впадает в экстаз от плохо пахнущей серы, рогов и декоративных полетов голых ведьм на метле? Мы просто посидеть и выпить пива не можем? Фауст, ты какое предпочитаешь?
Фауст тупо мычал, с немым обожанием глядя на Шефа.
– Никакое, – огорчился тот. – Тогда культурная программа закончена, переходим к делу. Чего ты желаешь в обмен на свою бессмертную душу?
Доктор с изяществом ящерицы подполз к шефским ботинкам.
– Значит, так, – сказал он, загибая мизинец. – Хочу денег…
– Эк удивил, – заметил Шеф с некоторой усталостью. – Думаешь, ты один такой? Деньги – понятное дело. Это все?
– Нет-нет, – поспешно завертел головой Фауст. – Мне нужно удивлять людей. Хочу иметь возможность совершать те чудеса, которые творил Кудесник. Ходить по воде, кормить толпу пятью хлебами, воскрешать мертвых.
– Это не ко мне, – отрезал Шеф. – У Кудесника на такие штуки пожизненный копирайт, поэтому извини, он меня засудит за нарушение авторских прав. Давай лучше сделаем по-другому. Ты сможешь с серьезным лицом врать о своей гениальной способности изгонять бесов и улучшать экономику. А люди станут безоговорочно верить в каждое твое слово. Доказывать делами необязательно. Обычно взамен души такую фишку у меня просят видные московские и американские политики. Но для тебя – без проблем.
– Ты употребляешь странные слова, – воззвал с пола очухавшийся Фауст. – «Копирайт», «фишка», «политики»… это особые фразы для вызова демонов?
– В некотором роде, – небрежно согласился Шеф.
Доктор прищурился.
– А тот ли ты, за кого себя выдаешь? – ткнул он крючковатым пальцем в направлении собеседника. – Боишься Кудесника… я-то думал, ты всемогущ.
…Его тело взвилось в воздух, врезавшись затылком в неровный потолок, в лицо дохнуло пламенем – волосы бороды свернулись в колечки от жара. Горло сжала когтистая лапа, глаза лекаря выкатились из орбит: гость, тихо восседавший на скамейке, вдруг обернулся двухметровым монстром.
– Не тебе, смертное ничтожество, сомневаться в моем могуществе! – клыкастая пасть Шефа раскрылась, обдав Фауста смрадом гниющих трупов.
Помещение наполнилось запахом гари, стены, крошась, задрожали.
– Нет, нет, Хозяин! – отчаянно, по-заячьи заверещал Фауст. – Прости меня! Пожалуйста, прости! Ты велик, а я жалок. Пощади своего глупого слугу!
…Шеф разжал когти, и доктор плюхнулся на каменный пол, сотрясаясь в сухом кашле. Вытерев лапу о волчью шерсть на груди, руководитель Города вернулся на прежнее место. Его глаза горели красным огнем, длинные желтые клыки торчали из-под верхней губы, как у дикого кабана. За горбатой спиной полукругом раскрылись перепончатые крылья с острыми шипами.
– Дебилы, – бесился Шеф. – Попсу им подавай – иначе не верят.
Хрестоматийное обличье повелителя зла умиротворило Фауста: он честно полагал, что уверенность стоит и синяков на горле, и жестоких ушибов.
