– Представляешь, Ильнур, трети то и дело стараются выпасть у меня из рук! Сколько я их ни считаю, они постоянно так и норовят просочиться сквозь пальцы и смешаться с остальными. И я готова поклясться, что их с каждым разом становится все больше!
Золотые монеты из мешка были для девушки настоящей головной болью. Никто не знал, где Алаида нашла этот мешок, но оказался он поистине бездонным. Помимо нескольких волшебных предметов (просто так попробуй достать их в миру!), которые сами подворачивались под руку, даже когда были абсолютно не нужны, мешок был до половины наполнен золотыми монетами разного достоинства. Самое интересное – сколько бы кто ни брал из него золотых, количество денег не уменьшалось. Проверив это однажды на опыте (и зачем ей понадобилось покупать целый батальон отборных головорезов-наемников?), Алаида заразилась навязчивой идеей во что бы то ни стало подсчитать реальное количество имеющихся у нее денег. И с тех пор даже самые трезвые рассуждения на тот счет, что денег там попросту бесконечно много, не могли ее остановить. В определенные дни на Алаиду что-то находило, и она, спрятавшись в уединенном местечке, начинала лихорадочно считать монетки. Досчитать до конца ей пока ни разу не удалось.
Ильнур крепко завязал мешок и передал его Алаиде, девушка крепко прижала его к груди (совсем не маленькой груди – заметил Юсуп сквозь полудрему).
– Все же я их досчитаю когда-нибудь! Они у меня получат, проклятые! – выкрикнула она в пустоту, и взгляд ее, полный чисто женской злобы (такой рождается, когда женщине вдруг что-то становится неподвластно), устремился на Юсупа.
– А ты чей-то разлегся, оглоед?! Думаешь, для тебя стелили?! Для тебя, что ль, подушки взбивали?! А?!
– А для кого? – удивился Юсуп, садясь. Голые кончики пальцев едва коснулись холодного, покрытого пылью пола.
– Уж не для тебя! – уперла руки в бока Алаида.
– И не стелила, – тихо добавил старик.
Юсуп тоже знал, что Алаида и пальцем никогда не пошевелит, чтобы что-нибудь сделать. Она и к их отряду примкнула только из-за того, что страсть как любила приключения. Но не работу.
– Ну и не стелила, – теперь гневный взгляд обратился в сторону Ильнура. Алаида была рассержена, и ей хотелось излить на ком-нибудь злость. – А вам-то что?! Я, может быть, не обязана кровати стелить! Я делаю черную работу за вас всех! Снабжаю вас, в конце концов, деньгами! Вещи полезные выдаю!
– Успокойся! – замахал четками Ильнур. – Откуда у тебя такой скверный характер?
– От мамочки! – выдохнула Алаида, поправляя сбившуюся на лоб челку. – Ну, Юсуп, рассказывай, чего добился? Золотые все потратил?
– Все, – честно сознался Юсуп, умолчав о том, что после того, как он купил лошадей и много никому не нужного тряпья, золотые еще оставались, и он потратил их на пиво (как турки ни были плохи, но пиво варить они умели!). А потом пересказал Алаиде все, что уже не так давно рассказывал Ильнуру.
Алаида за весь рассказ успела три раза вставить слово «болван», сходить в другую комнатку, спрятать мешок и несколько раз влезть в разговор со своими собственными новостями. В общем, когда Юсуп закончил, он так и не мог понять, дошел ли смысл рассказанного до прекрасной головки барышни.
Когда Юсуп переключился на разговор охранников, ему вспомнился сон с борловым, и он не преминул упомянуть о немецком после Гиберте, который тоже каким-нибудь образом может быть замешан в этом деле.
– Не забывай, Юсуп: мы до сих пор не уверены, действительно ли Аиша и есть та самая, которую мы ищем, – заметил Ильнур, поглаживая бороду, – а твой немецкий посол может быть просто ее любовником. Она же, стервеза, кого хошь своей красотой зачаровать может.
– Так уж и всех? – презрительно фыркнула Алаида, как и всякая представительница слабого пола, считавшая, что никто на свете не может быть прекрасней ее самой.
Ильнур промолчал, оставив мнение на этот счет при себе.
– Но Гиберта проверить надо, – продолжил Юсуп. – Первым делом – кто он такой есть и что делает в Назараде? А еще – почему так резво принялся ухаживать за Аишей?
– Эт я беру на себя, – оживился старик, – дайте только в город переехать, я вам такие слежки устрою – любой сыскной воевода позавидует!!
Юсуп припомнил свой недавний сон, но отмахнулся от него: борлов никогда не умел проникать в сны. Скорее всего, небольшая переделка, в которую Юсуп попал, да еще неудача с монеткой смешались в его голове и вылились вот в такое видение. Хотя кто его знает?
– А монетку свою использовал? – к месту вспомнил Ильнур.
Юсуп рассказал и о монетке.
– Да, дела с борловым у тебя неважные – Ильнур молча осмотрел Юсупа с Алаидой, стуча костяшками пальцев по потрескавшейся поверхности стола.
Алаида была занята тем, что тонкой металлической стружкой полировала свои ногти, сдувая с них пыль. Юсуп же выковыривал из ноздрей остатки сухой крови.
– Ну? – тихо и с присвистом вопросил Ильнур, продолжая мерить обоих хмурым взглядом.
– Что – ну? – спросил Юсуп, чуть шепелявя. Разговаривать с пальцем в носу было не очень удобно.
Старик сделал торжественную паузу, постукивая пальцами по столу, но, видя, что его никто не понял, раздраженно пояснил: – «Ну» означает, что мне не терпелось услышать от вас вопрос. «Ну, Ильнурчик, что ты там говорил насчет своего блестящего плана по поимке Упыря?» Разве не ясно, деревянные ваши головы!
– Я никогда не разбирался в тонких намеках, – смутился Юсуп, – ну, скажи нам, Ильнур.
– Да, скажи нам, Ильнур, – подхватила Алаида, которая так и продолжала полировать ногти.
Старик скрипнул зубами, но сдержался от слишком гневного и не очень культурного заклятия. Он не знал точно, что оно производит, только поэтому и сдержался.
– План таков, – произнес старик спустя пару секунд, когда гнев его немного утих, а пытающееся вырваться заклятие ушло в глубину сознания. – Когда мы поселимся в Назараде, нужно будет войти в доверие к Аише и определить: есть ли она Упырь на самом деле, или же это только наши с вами догадки, верно?
Юсуп утвердительно крякнул.
– С учетом того, что ты рассказал, я предлагаю еще выйти на связь с этим самым Гибертом, разузнать, что ему ведомо об Аише, и действовать согласно обстоятельствам! А еще нужно будет найти гроб!
Гроб был неотъемлемой частью каждого могущественного упыря, умевшего превращаться хотя бы в шесть видов животных. Гроб нужен был прежде всего для того, чтобы спокойно пережидать в нем солнечные дни, проще говоря – спать. Обычно упыри отдыхали в гробах после удачной охоты, дабы древние его стенки наполняли упыря силой и улучшали пищеварение. Поговаривали, что у главного Упыря гроб был сделан из цельной кости какого-то древнего существа. Оно было столь велико, что собственный вес во много раз превышал тот, который могли бы выдержать его ноги. Голова его покоилась на длинной шее, чтобы оно могло свободно есть листья с верхушек деревьев. На крышке гроба Упыря был вырезан древний символ всех кровососущих – клык, но так как он был одним из самых могущественных, то и символ несколько отличался: клык покрывала тонкая багровая сетка – словно сплетение кровяных сосудов. Ходило поверье, что взглянувшему на крышку гроба Упыря оставалось жить не больше трех суток, что за ним с тех самых пор неотступно следует тень последней забитой Упырем жертвы, а еще – что смельчак мог напиваться сколько угодно пивом и ни капли не пьянел. Он же все равно уже почти мертв, что ему сделается? Правда, охотников проверить подобное не находилось.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
