Мартышка. Сколько угодно! Разрешите, теперь я прочту. Вот тут Бурундук жалуется на...
Удильщик. Опять на людей? Это уже становится однообразным.
Мартышка. Нет, на Медведя — он разрыл кладовую Бурундука и съел припасенные на зиму восемь килограммов кедровых орехов.
Гепард. Ммда, боюсь, что после всех этих жалоб мы можем растерять здоровый оптимизм и веру в животных.
Мартышка. Наверняка растеряем, Гепард, — вот, послушайте-ка заявление от Полевой Мыши: «Из моей норки, которой я больше не пользуюсь в связи с переселением в новую, прошу выселить Зеленую Жабу, которая самовольно заняла вышеуказанную норку»...
Удильщик. Которую...
Мартышка. Правильно, Удильщик, как вы угадали? «...которую означенная Зеленая Жаба собирается использовать для проживания в зимний период, который...»
Кашалот. Хватит, Мартышка! Я ничего не понял, кроме «которого».
Прочтите-ка еще раз, помедленнее, это заявление, которое...
Сова (перебивает). Да чего тут понимать-то, Кашалот! Сутяга она, Полевая Мышь, и все тут. Норка-то старая ей не нужна, давно она сама ее бросила, а все жалко. Зеленые жабы в старых норках грызунов и вправду часто зимуют — не выгонять же их на мороз.
Кашалот. Разумеется, — об этом не может быть и речи, но... но надо как-то все это оформить. Ну, скажем, Полевую Мышь из старой норы выписать, добиться разрешения на временную прописку там Зеленой Жабы, — словом...
Удильщик. Словом, как-то отреагировать. Сутяга-то она, конечно, сутяга, эта Полевая Мышь, но заявление прислано — никуда не денешься. Если мы его не рассмотрим, она на нас накапает — напишет куда-нибудь повыше...
Стрекоза. Нет, это ужасно! Если мы станем разбирать все эти жалобы, нам придется зазимовать на этой поляне, а я... я так мечтала поскорее слетать в Италию, чтобы вернуться к новому году!
Рак. «К новому году»... Да нам тут до весны не управиться... Все приуныли.
Удильщик (размышляя). Подождите, подождите... О, блестящая идея! Видите вон ту лесную Улитку? Давайте передадим ей все эти жалобы — пусть разбирает потихоньку.
Гепард. Прекрасная мысль... Только одно маленькое затруднение: вход в домик Улитки закрыт крышечкой, а на ней написано: «Прием прекращен до весны».
Стрекоза. Ну и что? Лесные улитки всегда закрываются на зиму известковыми крышечками. Надо положить все эти кляузы перед входом в домик — пусть дожидаются, пока она откроет. (Кладет пачку заявлений перед Улиткой.)
Коапповцы вздыхают с облегчением.
Рак. Правильно, Стрекоза, жалобы посторонних могут полежать и до весны, а вот мое заявление, надеюсь, будет рассмотрено немедленно.
Кашалот (изумленно). Ваше заявление, Рак? На кого?
Рак. На лягушек и некоторых мелких рыб. Зимой они пассивны и нелюбознательны. Стыдно, горько и обидно, что в наших реках есть еще...
Сова (перебивает). Да что ты заладил, Рак, — «стыдно, обидно!»... Ну, спят иные рыбы да лягушки всю зиму — а тебе-то что?
Удильщик. Простите, уважаемая Сова, у меня на эту тему есть... ну, очерк не очерк, а так — маленькая зарисовка. Разрешите, я вам ее прочту, и все сразу станет ясно. (Достает блокнот.)
Сова. Ну, коли ясно станет, тогда читай, Удильщик.
Кашалот. Да, да, читайте... если, конечно, это связано с проблемой подготовки животных к зиме.
Удильщик. Связано, мой проницательнейший из председателей, притом самым непосредственным образом. Итак, слушайте. (Читает нараспев.) «Запорошило землю белоснежной порошей, заиндевели ветви склоненных по-над рекою ив, да и сама река начинает покрываться у берегов первым тоненьким еще и прозрачным ледком».
Мартышка. Каков стиль! Совсем как заметки фенолога в газете.
Удильщик. Спасибо, Мартышка, — для меня очень дорого мнение коллеги по перу. Я продолжаю: «Опустела река. Зарылись в ил до весны лягушки — они сидят, оцепеневшие, поджав задние лапки и прикрыв голову передними — словно защищая ее от ударов суровой зимы. Неподвижны забравшиеся в тину сомы, карпы, караси и даже юркие угри. Опустились на дно стерляди, осетры, белуги. Эти благородные рыбы лежат в придонных ямах. Казалось бы, совсем вымерла река... Но чу...»
Стрекоза. Ах, какое чарующее слово: «чу»!
Удильщик. Да, да, именно чу — лучше не скажешь. «Но чу... Кто-то плывет. Да это налим! Нипочем ему зима, он словно вызов ей бросает и даже нерестится в самые холода — в январе или феврале. А вот и плотвичка-невеличка — не сидится ей на месте, что-то ищет она у берега...»
Сова. Известное дело что — ищет, где бы поесть!
Удильщик. Сова, ну разве так можно! Своим грубым реализмом вы нарушили романтический настрой моего рассказа. Почему бы не сказать, что плотвичка исследует берег... Ну, скажем, в поисках разгадки извечной тайны: где раки зимуют. Слушайте дальше. «Вот она подплыла к торчащему из берега странному предмету. Ба!..»
Стрекоза. Слово «ба» мне тоже ужасно нравится.
Удильщик. Да, необыкновенно выразительное слово. Итак: «Ба! Да это гостеприимно раскрытая клешня! Мгновенный радушный жест — клешня нежно, но твердо сжимает плотвичку и втягивает ее в норку, где зимует обладатель клешни, наш старый знакомый — Рак! Он как бы дружески приглашает любознательную рыбешку осмотреть свое жилище...»
Гепард. И там гостеприимно съедает ее, не так ли?
Удильщик. Ах, Гепард, вы все опошлили!
Человек. Зато теперь, дорогой Удильщик, всем понятно, почему уважаемый Рак заинтересован в том, чтобы рыбы и лягушки были зимой активны и любознательны. Но надо вам сказать, друзья, что даже та рыба, что зимой активна, может уснуть вечным сном, если река или озеро покрыты сплошным льдом. В воде тогда не хватает кислорода, и рыба может попросту задохнуться. Поэтому мы, люди, делаем во льду проруби. Как видите, по крайней мере зимой рыба не может на нас пожаловаться.
Удильщик. А вот мне вдруг неудержимо захотелось жаловаться! Нет, не на вас, уважаемый Человек, а на рыбу. Вот, например, сельдь — вместо того чтобы опуститься ко мне на большие глубины и посмотреть, как я ловлю рыбу удочкой, она собирается осенью на мелководьях и заливах побережья Ледовитого океана и всю зиму проводит в праздности и неподвижности — сама не ест и другим не дает. Собираются ее там сотни тысяч! А в Японском море, в заливе Петра Великого, зимует камбала — она ложится на дно тесными рядами и лежит так всю зиму. Это безобразие надо прекратить. Рыба должна плавать и... ловиться на удочку!
Мартышка. А я... а я тоже хочу подать жалобу на... на,., сейчас придумаю, минуточку...
Гепард (вполголоса). КОАПП в опасности, дорогой Кашалот, — на нас перекинулась эпидемия сутяжничества!
Кашалот (тихо). Вы правы, Гепард. Я должен был это предвидеть и своевременно отдать распоряжение, чтобы все, кто прикасался к этим заявлениям, прошли дезинфекцию... Придется подать на себя жалобу — я сяду писать ее сию же секунду! (Громко.) Экстренно закрываю заседание КОАППа!
Птица-Секретарь. Коапп, коапп, коапп!
ФОССА!!!
Поляна КОАППа преобразилась до неузнаваемости. Огромная разлапистая ель, что растет неподалеку от озера, в новогоднем убранстве. Украшены и несколько других деревьев, в том числе высаженные рядом с елью пальма, персиковое дерево, пихта, бамбук... Странный контраст со всем этим великолепием являет большая осина, на ветвях которой устроено нечто вроде склада утильсырья.
Коапповцы заняты предпраздничными приготовлениями: одни лихорадочно плетут из прутьев сиденья и столики, другие тут же расставляют их, Мартышка с величайшей осторожностью вешает что-то на елку, а председатель Кашалот склонился над расчерченным на графы громадным листом бумаги и водит ластом по колонкам цифр, словно подводя итоги минувшего года...
Каталог. Глубоководных кальмаров Тауматолампас Диадема, именуемых также «Чудесными лампами»... Стрекоза, сколько? Посмотрите в графе «количество».
Стрекоза. Две тысячи триста семнадцать.
Кашалот. Кажется, хватит... Мартышка, расставьте Чудесные лампы по столикам!
Удильщик. И проследите, чтобы они оставили только голубые огоньки — вокруг глаз, на спине и на ловчих щупальцах, а рубиновые и жемчужные пусть погасят — у них для этого есть специальные шторки из черных клеток.
