В начале октября в Дармштадте Аликс получила телеграмму, срочно вызывавшую ее в Крым: Александр умирал. В Берлине на вокзале ее провожал император Вильгельм (какие у него были надежды!). Он знает твердый, неумолимый характер прелестной Аликс и мягкость милого Ники. Он не сомневается, кто будет руководить в этом союзе. И верит: она не забудет свою родину.
Но он плохо знает гессенскую принцессу.
«Мой народ стал твоим народом, и мой Бог стал твоим Богом». Так ее учило прошлое гессенских принцесс, уезжавших в далекие земли.
Император умирал. В спальню к умирающему медленно идет знаменитый доктор Захарьин. Доктор страдает одышкой, он не может пройти и нескольких шагов, чтобы не присесть, поэтому вся зала по пути в спальню уставлена креслами.
В спальне императора – священник Иоанн Кронштадтский и духовник царя отец Иоанн Янышев. И доктора. Они встретились около умирающего: бессильная медицина и всесильная молитва, облегчившая ему последние страдания.
Все кончено. Двери спальни отворились. В огромном вольтеровском кресле тонет тело мертвого императора. Императрица обнимает его. Чуть поодаль стоит бледный Ники. Император скончался, сидя в кресле.
Глава 3
«Голова кругом, верить не хочется…»
(Дневник молодого царя)
«20 октября 1894 года. Боже мой! Боже мой! Что за день! Господь отозвал к себе нашего обожаемого, дорогого, горячо любимого папа. Голова кругом, верить не хочется, кажется до того неправдоподобно, ужасная действительность! Все утро мы провели около него. Около половины третьего он причастился Святых Тайн. О, Господь! Больше часа стоял у его изголовья и держал за голову. Это была смерть святого…»
«21 октября. И в глубокой печали Господь дает нам радость тихую и светлую. В десять часов моя Аликс была миропомазана. Была отслужена панихида, потом другая… Выражение лица у дорогого папа чудное, будто хочет засмеяться. Было холодно, и ревело море.
Было брожение: где устроить мою свадьбу, – мама и я, что все-таки лучше это сделать здесь, пока дорогой папа под крышей дома, а все дяди против, говорят, что мне надо сделать это в Питере».
И дяди победили. Как только умер Александр – сразу становится слышен их голос.
Как всегда, восшествию на престол сопутствовали слухи. По одной версии, вдовствующая императрица хотела заменить Николая своим любимым сыном Михаилом и пыталась заставить Николая отречься.
Но это лишь слухи. Знаменитый министр ее мужа и сына – С. Ю. Витте в своих «Воспоминаниях» привел свою беседу с императрицей о Николае:
«– Вы хотите сказать, что Государь не имеет характера императора?
– Это верно, – отвечает Мария Федоровна, – но ведь в случае чего его должен заменить Миша, а он имеет еще меньше воли и характера».
Так что скорее справедлив другой слух, также вышедший из стен дворца. Александру не было и 50 лет, когда он умер. Этот гигант казался вечен, и когда Николай вдруг узнал о смертельной болезни отца, им овладел страх. Панические его восклицания приводит в своих мемуарах и его друг Сандро… Николай умолял позволить ему отречься от престола. Но Александр был непреклонен: закон о престолонаследии обязан соблюдаться – Николай должен принять трон. И в ответ на покорное согласие Николая ему и разрешили взять в жены гессенскую принцессу.
А потом был Петербург, хмурый осенний день. На перрон Николаевского вокзала прибыл траурный поезд. Среди встречавших гроб Александра – все тот же Витте.
«Новый император прибыл в Петербург со своей невестой, будущей императрицей, в которую, как говорят, он влюблен», – записал Витте.
Предчувствия Аликс начали сбываться: она въехала в Петербург вслед за гробом.
Похороны продолжались долго. Когда митрополит говорил свою очередную длинную речь, вдовствующая императрица не выдержала: с ней начался истерический припадок, и она все кричала: «Довольно! Довольно! Довольно!»
Императора похоронили в Петропавловском соборе. В стране был объявлен годичный траур. Но их свадьба должна была состояться через неделю – в день рождения его матери. До свадьбы они жили раздельно: она у сестры Эллы, во дворце великого князя Сергея Александровича, а он – «в милом Аничковом» вместе с матерью.
«Моя свадьба была продолжением похорон, только меня одели в белое», – скажет потом Аликс своей подруге Вырубовой.
«13 ноября 1894 года. Аничков. В одиннадцать пошли к обедне в нашу милую церковь. Грустно и больно было стоять… зная, что одно место останется навсегда пустое. Словами не выразить, как тяжело, как жаль дорогую мама́!.. Виделся с милой Аликс за чаем. Затем простился с ней в восемь часов, больше нельзя видеться! До свадьбы! Мне все кажется, что дело идет к чужой свадьбе, странно при таких обстоятельствах думать о своей собственной женитьбе…»
Но почему так торопились со свадьбой? Почему не подождали положенных сорока дней после смерти отца?
14 ноября был последний день перед началом поста. Пост должен продлиться до начала января. Так что надолго пришлось бы отложить эту свадьбу…
«14 ноября. День моей свадьбы. После общего кофе пошел одеваться. Я надел гусарскую форму и в одиннадцать с половиной поехал с Мишей в Зимний. По всему Невскому войска. Мама с Аликс. Пока совершали туалет в Малахитовой зале, мы все ждали…»
И, наконец, она появилась: серебряное платье с бриллиантовым ожерельем, сверху наброшена золотая парчовая мантия, подбитая горностаем, с длинным шлейфом. И на голове – в огне бриллиантов сквозная корона. Новая императрица.
«В десять минут первого начался выход в Большую церковь, откуда я вернулся женатым человеком… Нам поднесли громадного серебряного лебедя от семейства. Переодевшись, Аликс села со мной в карету с русской упряжью, и мы поехали в Казанский собор. Народу на улицах было пропасть… По приезде в Аничков во дворе почетный караул от лейб-гвардии уланского полка. Мама ждала нас хлебом-солью… Весь вечер отвечали на телеграммы… Завалились спать рано, так как у нее разболелась голова».
Это грубоватое гвардейское «завалились спать» скрывало его смущение, страх перед таинством девства. А она? Он не зря отмечает ее головную боль. Ее фрейлина скажет: «Она бледна и грустна…» В брачную ночь Аликс решает написать в его дневник о своем счастье. Но появляются странные слова: «…когда эта жизнь закончится, мы встретимся вновь в другом мире и останемся вместе навечно…» Ее мучила та же тоска и странный ужас.
