— Нет, простое любопытство.
— Ладно. Передай Ангеле, что свое обещание я помню. Никто ее неволить не будет. За кого хочет, за того и выйдет.
— Сам ей это скажешь. Когда я еще увижу принцессу?
— Сегодня. Найдешь ее в покоях наследника. Она хотела тебя видеть.
— Зачем? — удивился я.
— Узнаешь, когда встретишься. Если не ошибаюсь, что-то связанное с этим скандалом, тобой и Изабеллой Клосто.
Покои принца располагались в противоположном крыле дворца. Войдя в комнату для занятий, я стал свидетелем умилительной картины. Ангела читала вместе с принцем сказки.
— Хорхе, не упрямься. Прочитай еще две страницы — и можешь идти играть.
— Не хочу! — противился наследник. — Мне эта книжка не нравится. Скучная.
— Хорошо. Давай возьмем другую книжку. Какую ты хочешь? Может быть, «Сказание о Храбром Фернандо» или «Дракон Гаанады»? — предложила принцесса.
Его Высочеству, будущему Хорхе Четвертому — надеюсь, это произойдет не скоро, — недавно исполнилось пять лет. Ужасный возраст. Да и вообще с детьми, особенно с маленькими, очень трудно. Но Ангела прекрасно справлялась.
Мать наследника отравили вскоре после его рождения, на следующий день после коронации Хорхе. Женщина по ошибке выпила вина из стакана супруга.
Ангеле тогда исполнилось тринадцать, она сама недавно стала сиротой. Трагически погиб ее отец, брат Хорхе. Юная принцесса приняла активное участие в воспитании наследника. Отчасти заменила ему мать.
При моем появлении учебный процесс остановился. Принц тут же потерял всякое желание учиться. Я не стал обманывать его ожидания, показал маленький фокус: модель парусного корабля, висевшая на стене, внезапно поплыла по воздуху, прямо в руки восторженного малыша.
— Гийом, вы нам мешаете, — строго сказала принцесса. Потом посмотрела на принца. — Ладно, Хорхе, можешь идти играть. Продолжим вечером.
Принц радостно улыбнулся и выбежал из комнаты.
— Нелегко воспитывать детей. А уж наследника тем более, — посочувствовал я.
— Глупости. Для меня он в первую очередь младший брат. Вы так говорите, у вас были дети? — спросила она.
— Нет.
— Простите, — она почему-то извинилась, взглянула в окно. По стеклу ударили первые капли намечающегося дождя. — Отнес октябрь в давильни виноград, и ливни пали с высоты, жестоки, — продекламировала принцесса и предложила: — Пройдемте в мои покои, Гийом. Сейчас как раз время выпить чашечку кофе.
— С удовольствием.
Мы с принцессой пили кофе за маленьким столиком в ее покоях. Хороший кофе — алькасарский. Чудесный аромат.
Фрейлины, сидевшие в противоположном углу комнаты, гадали на картах. Или делали вид, что гадают, тщетно пытаясь подслушать наш разговор. Специально для таких случаев скрытные маги давным-давно придумали одно хитрое заклинание.
Нет, не заглушающее звук, это вызвало бы подозрение. До уха постороннего долетали лишь случайные, ничего не говорящие фразы, вырванные из контекста или создающие впечатление светской беседы. Вот мы с принцессой, к примеру, рассуждали о погоде. Так, во всяком случае, думали фрейлины.
— Знаете, Гийом, — сказала Ангела, собственноручно наливая мне вторую чашку — большая честь, кстати, — я много думала над вашими словами, пыталась проанализировать сложившуюся ситуацию, говорила с дядей. Вы напрасно отказались от любви. Струсили, бежали. И теперь завидуете тем, кто любит. Считая, что вам это уже недоступно. Этот запретный плод — вы сами себе его запретили — вас манит. Но вы его боитесь, боитесь нарушить данное самому себе обязательство. Боитесь вновь полюбить. Скинуть броню равнодушия, холода, презрения и безразличия. Опять испытать те полузабытые чувства…
Я не удержался и вставил:
Терять рассудок, делаться Живым и мертвым, стать одновременно Хмельным и трезвым, кротким и надменным, Скупым и щедрым, лживым и прямым; Все позабыв, жить именем одним, Быть нежным, грубым, яростным, смиренным, Веселым, грустным, скрытным, откровенным, Ревнивым, безучастным, добрым, злым; В обман поверив, истины страшиться, Пить горький яд, приняв его за мед, Несчастья ради счастьем поступиться, Считать блаженством рая тяжкий гнет Все это значит: в женщину влюбиться; Кто испытал любовь, меня поймет.
— Вы это имели в виду? Извините, что перебил. Мне все это знакомо, даже слишком хорошо знакомо, — сказал я, закончив читать стихотворение. — Зависть здесь ни при чем. Как можно завидовать тому, что приносит боль, горе и разочарование? Я долго шел к тому, чтобы убить любовь. Отказаться от нее навсегда. Закрыть сердце. Мне это удалось. Не сразу, но удалось. И еще, Ангела, если мы не хотим поссориться, никогда не называйте меня трусом, даже образно. Я никогда ни от чего не бежал, всегда шел навстречу. Поэтому и выжил там, где другие умирали. Стал тем, кто я есть сейчас. Эта «броня», как вы сказали, — единственное, что спасает, когда любовь начинает убивать. И, примерив ее один раз, убеждаешься в том, что она необходима, и больше не снимаешь.
— Вы прочитали мне прекрасные строки. — Ангела выслушала меня, не перебивая. — Теперь прошу, задумайтесь над этими:
Меня сочли погибшим, наблюдая, Как тягостно владеет горе мною, Как меж людей бреду я стороною И как чужда мне суета людская. Я погибал. Но мир пройдя до края, Не изменил возвышенному строю Среди сердец, что обросли корою, Страданий очистительных не зная. Иной во имя золота и славы Обрыщет землю, возмутит державы, Зажмет весь мир в железное кольцо. А я иду тропой любви неторной. В моей душе — кумир нерукотворный — Изваяно прекрасное лицо.
— Хорошие стихи, — похвалил я. — Надеюсь, не Луис де Кордова?
— Нет, Гуттьерье де Сетина. Известнейший рыцарь-поэт. Умер незадолго до моего рождения.
— Я плохо знаю вашу литературу.
— Речь сейчас не об этом, — напомнила мне принцесса.
— Да, — согласился я. — Наши пути с героем вашего сонета разошлись. Он был благородным рыцарем, человеком слова и чести, а не странствующим магом. Ему не приходилось убивать друзей и любимых. Мое же сердце не выдержало «очистительных страданий» и обросло — не корой, а железом. Отринув любовь, я «обрыскал землю, возмущал державы», причем весьма успешно, вот только «весь мир зажать в железное кольцо» не получилось. В моей душе один кумир — я сам. Гийом Бледный. Играющий со смертью. Игрок. Смерть. Главное — я.
— Человеку не дано понять себя до конца. Вы не можете утверждать, что вам известны все закоулки вашей души, — не сдавалась Ангела.
— Да, я знаю замечательные строки на эту тему, — вновь согласился с ней я.
Я знаю, как на мед садятся мухи, Я знаю смерть, что рыщет, все губя, Я знаю книги, истины и слухи, Я знаю все, но только не себя.
— Эти строчки, бесспорно, верны. Но верны они только для обычных людей, — подытожил я прочитанные мною строки.
— А вы считаете себя не обычным человеком? Может быть, полубогом, ибо так легко рассуждаете на темы жизни и смерти, отвергаете вечные истины, любите играть судьбами людей? — язвительно спросила принцесса.
