Например, он помог разобраться с генератором, который мне подарили вместе с электрическим проектором. Генератор оказался очень старым и слабым, Я часто подумывал, не присвоили ли британские деятели генератор, предназначавшийся для меня, а свой старый отдали мне!
Большой энтузиазм в то время вызывали у меня и три автомобиля, которые Тринадцатый Далай-лама импортировал в Тибет. Хотя настоящих дорог не было, он иногда использовал их как транспорт в самой Лхасе и ее окрестностях вплоть до самой своей смерти. После они не использовались и пришли в негодность. Теперь машины стояли в каком-то из помещений Норбулингки. Одна из них была американским "доджем", а две другие — марки "бэби остин", все выпуска конца двадцатых годов. Был еще джип — "виллис", приобретенный тибетской торговой миссией во время поездки в Америку в 1948 году, но он использовался редко.
Как и в случае с проектором, прошло немало времени, прежде чем я нашел кого-нибудь, кто понимал бы в автомобилях. Но я решил, что их нужно починить во что бы то ни стало. Наконец нашли водителя Таши Церинга, очень вспыльчивого человека, он был родом из Калимпонга, расположенного к югу от границы с Индией. Мы вместе трудились над этими автомобилями и, наконец, разобрав один из "остинов" на части, заставили работать второй. "Додж" и джип были в лучшем состоянии, их надо было только немного подправить.
Конечно же, как только автомобили были починены, мне не разрешили даже подходить к ним. Но это было уж слишком, и однажды, узнав, что моего водителя нет поблизости, я решил взять одну из машин покататься. У "доджа" и джипа были ключи зажигания, которые находились у водителя. Но в "бэби остине" зажигание производилось при помощи магнето, и его можно было завести поворотом ручки.
Я осторожно вывел этот автомобиль из гаража и поехал вокруг сада. К несчастью, парк в Норбулингке полон деревьев, и спустя совсем немного времени я столкнулся с одним из них. К ужасу своему, я увидел, что фара разбита. Если не починить до завтра, водитель разоблачит меня как угонщика, и тогда мне достанется.
Я сумел, не сломав ничего больше, поставить автомобиль обратно и сразу же стал пытаться восстановить разбитое стекло. Но тут — и это повергло меня в смятение — я обнаружил, что это было не обычное стекло, а цветное. Так что хотя и удалось найти кусок, которому я смог придать нужную форму, передо мной встала задача: как сделать, чтобы это стекло не отличалось от старого? В конце концов я добился хорошего результата, намазав его сахарным сиропом. Закончив свое рукоделие, я был вполне удовлетворен им. Но несмотря на это, когда на следующий день я увиделся со своим водителем, мне было очень стыдно. Я был уверен, что он наверняка знает или потом обнаружит, что произошло. Но он никогда не сказал мне ни слова об этом. Никогда не забуду Таши Церинга. Он еще жив и живет теперь в Индии, и хотя я редко с ним вижусь, продолжаю все же считать его своим добрым другом.
Тибетский календарь довольно сложен. Он базируется на лунном месяце. Кроме того, вместо столетий мы придерживаемся шестидесятилетнего цикла, каждый год цикла обозначен одним из пяти элементов в таком порядке: земля, воздух, огонь, вода и железо, а также одним из двенадцати животных: мышь, бык, тигр, заяц, дракон, змея, лошадь, овца, обезьяна, птица, собака и свинья. Каждый из элементов повторяется два раза подряд: сначала идет его мужской аспект, затем женский. Таким образом, они кончаются за десять лет. Затем первый элемент присоединяется к одиннадцатому и двенадцатому животному знаку, второй к тринадцатому и четырнадцатому и так далее. Например, 2000 год н. э. будет годом Железа-дракона.
В течение столетий, предшествовавших вооруженному вторжению Китая в Тибет, наступление сезонов отмечалось многочисленными праздниками. Обычно они имели религиозное значение, но праздновались одинаково монахами и мирянами. Последние во время праздников ели, пили, пели, танцевали и участвовали в играх, и все это перемежалось молитвами.
Одним из наиболее важных событий такого рода был праздник Нового года (или Лосар), который приходится на февраль — март по западному календарю. Для меня особенное значение этого праздника состояло в моей ежегодной публичной встрече с Нэйчунгом, государственным оракулом. Об этом я расскажу в следующей главе, но главное, мне и правительству представлялась возможность получить через медиума (или "кутэна"), советы от Дорже Дракдэна, божества-покровителя Тибета, по поводу наступающего года.
Был один праздник, который вызывал у меня самые разноречивые чувства. Это был "Монлам" — Праздник Большой Молитвы, начинавшийся сразу же после "Лосара". Причина моего двойственного отношения состояла в том, что как Далай-лама я должен был, несмотря на свой юный возраст, участвовать в самой главной церемонии. Кроме того, во время Монлама я неизбежно испытывал еще и сильный приступ инфлюэнцы, что и сейчас случается со мной каждый раз, когда приезжаю в Бодхгайю, — из-за пыли. Тогда это происходило потому, что моей резиденцией в это время являлись комнаты в храме Джокханг, которые были даже еще более запущенными, чем моя комната в Потале.
Эта церемония (или "пуджа"), которой я так страшился, происходила в послеполуденное время в конце первой из двух недель, посвященных Монламу. Она следовала после длинной лекции Регента о жизни Будды Шакьямуни. Сама пуджа длилась более четырех часов, а после этого я должен был читать наизусть длинный и трудный отрывок из Канона. Я так волновался, что не понимал ни слова из того, что говорилось до этого. Мой Старший Наставник — Регент, Младший Наставник и Мастера Ритуала, Одежд и Кухни — все были взволнованы в равной степени. Главная причина их тревоги заключалась в том, что во время церемонии я сидел высоко на троне и никто не мог подсказать мне, если я вдруг запнусь.
Но вспомнить свой текст было только половиной дела. Эта процедура длилась так долго, что у меня появлялся еще один повод для страха: я боялся, что мочевой пузырь может не выдержать. В конце концов все проходило благополучно, даже в самый первый раз, когда я был совсем юн. Но помню, что был ни жив ни мертв от страха. Мои чувства были скованы до такой степени, что я не замечал ничего из происходящего вокруг. Я не замечал даже голубей, которые воровали подношения с блюд. Начинал замечать их я только на второй половине своей речи.
Когда все это оставалось позади, я бывал безумно счастлив. И не только потому, что следующие двенадцать месяцев оказывались свободными от этого страшного дела, но еще и потому, что затем следовал один из наилучших моментов жизни Далай-ламы в течение года. После этой церемонии мне разрешалось ходить по улицам, чтобы я мог увидеть "торма", огромные, ярко раскрашенные скульптуры из масла, которые по традиции в этот день подносились Буддам. Разыгрывались кукольные представления, военные оркестры играли музыку, и повсюду люди были совершенно счастливы.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
