Глава 4
У меня началась новая жизнь.
Какая-то совсем другая жизнь. С вечера до утра я была примерной девочкой, папиной дочкой. Днем сидела на работе, слушая привычный Светочкин треп. А с работы отправлялась к сестре.
Мы с удовольствием проводили время вместе. И я была благодарна за это Стасе. Я думала – какой ей во мне интерес? У нее такая насыщенная, такая богатая жизнь. Друзья, тусовки, творчество… А у меня – ничего.
Но скоро я поняла, что ошибалась. Сестре моя жизнь была очень интересна. Она много расспрашивала о странах, где я успела побывать, о Ницце и Вене, о Лувре и Галерее Уфицци. С горящими глазами Стася говорла о музее Виктории и Альберта, и я с горечью убеждалась, что, ни разу в жизни не побывав в Лондоне, она знает этот музей куда лучше меня. Небрежный взгляд туристки, видимо, не мог сравниться с пытливым взором художницы, изучавшей музей по Интернету. Мне было стыдно, когда Стася стала расспрашивать меня про Парижский музей моды – а я и не сунулась туда во время поездки. В запланированный для посещения день Аптекарь задержался на переговорах и приказал мне идти одной, а я воспользовалась отсутствием контроля для того, чтобы спуститься в бар и выпить там две порции мартини подряд…
А Стася с огнем в глазах рассказывала про корсет из настоящего китового уса, принадлежавший королеве Марии-Антуанетте. Про платье из белоснежной кисеи, которое надевала императрица Жозефина, встречая возвратившегося из долгого похода Наполеона. Про туалет, затканный белыми лилиями, который носила знаменитая красавица, законодательница парижских мод, графиня Грефул. Про подвенечный наряд Брижит Бардо, сшитый Кристианом Диором, и про маленькое черное платье Коко Шанель, первое в мире маленькое черное платье, которое она сшила в знак траура по своему умершему возлюбленному, Артуру Бойлу… И про женский брючный костюм Ив-Сен Лорана, произведший революцию в мире моды.
Меня не оставляли мысли о несправедливости судьбы. Почему, разделив нас, родители сделали именно такой выбор? Что мешало матери забрать меня, а отцу оставить себе Стасю? Или тогда уже разница в наших характерах проявилась, и Аптекарь предпочел держать в доме бессловесное, бесхребетное создание?
Меня.
А не Стасю, с ее умом, волей и вкусом к жизни. Уж она-то на полную катушку смогла бы использовать этот бонус – родиться дочерью Аптекаря.
Мы рассказали друг другу о нашем детстве.
Стася вспоминала незнакомую мне богемную жизнь.
– У мамы было много друзей, подруг. Часто собирались, пили вино, танцевали. Меня, конечно, укладывали в кровать, но я не спала, а все слушала музыку, смотрела, как они танцуют. Мама меня в детский сад отдала. Но мне там не нравилось. Там было просто ужасно! Воспитательницы все крикуньи, ни почитать, ни порисовать вволю не дают, все время гоняют на прогулки и в групповые игры играть велят. И тогда я стала убегать из детского сада, прямо с прогулки. Они никак не могли догадаться, как, каким образом я убегаю – и калитка, и ворота, все же заперто! А там ограждение сделали из сетки-рабицы, и снизу она прилегала неплотно, а я маленькая была, худенькая. Вот поднырну под сетку и прибегу домой. Постучусь к соседке, у нее запасные ключи были. Она мне откроет дверь, я и сижу дома, жду маму. А она прибегает за мной в сад – а меня там нет, и все уже на ушах стоят! Так она потом и стала меня дома одну оставлять. Я была умненькая и не баловалась, а только картинки рисовала. Нарисую себе на листах бумаги целый дворец – столовая, гостиная, спальня, будуар, библиотека… Мама сразу как увидела, сказала, что у меня задатки дизайнера. Сначала она, правда, думала, что я стану визажистом, потому-то я просто не вылезала из ее косметички! Но была, кстати, очень аккуратной, ничего ни разу не испортила – ну если только так, по мелочи. В шесть лет я уже могла накрасить маму куда лучше, чем она сама! Ей пришлось купить мне мою личную косметику. А в детском саду мне не давали вволю рисовать, не говоря уж о макияже. Ну, а ты? Ты ходила в детский сад? Наверняка уж не в такой паршивый… А косметика у тебя была? Тебе не купили такую огромную палетку детских теней с Белоснежкой на крышке? Я мечтала о такой, но она была ужасно дорогой… А Барби? Какие у тебя куклы были? У меня была просто Барби, а потом еще Барби на вечеринке, Барби-русалка, Барби – рок-звезда, Барби на роликах и самая красивая – Барби-невеста. А домика для Барби не было, и я сделала его сама, но у тебя-то был, наверное?
– Что ты, Стася. Барби у меня не было, и домика не было тоже. В нашем доме водились только фарфоровые старинные куклы или куклы ручной работы, в таких красивых, знаешь, платьях. В них не то что играть – на них и дохнуть было страшно. Они все сидели в моей комнате, в специальном шкафчике. А я играла бутылкой из-под водки…
– Ничего себе игрушечка, – жалобно прошептала Стася, но я только смеялась.
– Понимаешь, на ней была нарисована красавица в голубом платочке, в сарафанчике. Я представляла себе, что это моя дочка, и закутывала ее в платок, и нянчила. Косметики у меня никакой не было. Но и ни в какой детский сад я не ходила. Аптекарь бы такого никогда не позволил. За мной сначала няньки смотрели. Только они менялись часто, потому что ни одна из них не могла Аптекарю угодить. Да и были, правду скажем, непутевые.
Да уж, няньки мне попадались те еще! Первая, девица с румянцем во всю щеку, тугая., как наливное рязанское яблочко, оказалась пьянчугой. Готовя мне кашку, она потихоньку прикладывалась к бутылке с коньяком, которая стояла в кухне для каких-то кулинарных целей. Я помню, как они сидели вместе с поварихой, а я, не достававшая еще до края стола, возилась внизу, строила себе там домик. Нянька с поварихой были из одного села, как объяснили мне потом, а в этом селе все были горькие пьяницы, его так и называли – Хмелевка. Варили самогон, ставили брагу, пили сами и давали детям. Как-то нянька обнаружила бар Аптекаря и напилась так, что заснула головой в камине – хорошо, он не был затоплен. Вторая нянька смотрела больше на Аптекаря, чем на меня. Она явно имела на него серьезные виды, и я долго была уверена, что униформа няни – это юбка, короткая по самое не могу, и прозрачная блузка с огромным декольте…
– Где-то так оно и есть, – захихикала Стаська.
– Она так и выжидала момент, чтобы на Аптекаря наброситься. Он однажды шел из своей ванной в халате, а она купала меня. Так она выскочила, якобы что-то сказать ему, и стала раздевать его прямо в коридоре. Я страшно испугалась, потому что сквозь приоткрытую дверь видела, как нянька кусает папу за ухо! Я подумала, что она взбесилась! Решила вылезти, чтобы заступиться за папочку, но поскользнулась и крепко приложилась лбом о край раковины. Кровь, крики. Няньку выгнали.
