— Так вы согласны?
— А если нет?
Напарник Паолины одобрительно захихикал. Ему нравилось, что Паолина не пасует перед полицейским.
— Это портрет человека, которого нашли за городом в понедельник. Я уверен, что вы уже знаете о случившемся. Нам нужно идентифицировать его, чтобы найти убийцу. Я думаю, вы понимаете, как это важно.
Брунетти обратил внимание, что Паолина с приятелем одеты почти одинаково: узкие обтягивающие топы и мини-юбки, из-под которых росли стройные мускулистые ноги. Оба были в туфлях с высокими шпильками. В таких, если что, далеко не убежишь.
Приятель, в пышном бледно-желтом парике, ниспадающем на плечи, протянул руку:
— Дайте посмотреть.
Если его мужские ступни с грехом пополам скрывались туфлями, то больших и грубых рук ему было не спрятать.
— Благодарю вас, синьор. — С этими словами Брунетти вытащил из кармана рисунок и протянул ему.
Во взгляде у того отразилось непонимание, будто Брунетти заговорил на иностранном языке.
Оба мужчины склонились над рисунком и стали его разглядывать, переговариваясь между собой. Судя по выговору, они были уроженцами Сардинии. Потом обладатель желтого парика протянул рисунок обратно:
— Нет, мы его не знаем. У вас нет других портретов?
— Нет, — ответил Брунетти. — Вы не могли бы показать это своим друзьям? — Он кивнул в сторону остальных, которые по-прежнему отирались у парапета, изредка отпуская замечания по поводу проезжавших машин и не спуская глаз с их троицы.
— Конечно. Почему бы и нет?
Напарник Паолины с рисунком вернулся к своей компании. Паолина пошел следом. Ему, наверное, было боязно оставаться одному в обществе полицейского. Вдруг первый, которому Брунетти отдал рисунок, споткнулся, едва не упал и грязно выругался.
Их окружили, листок пошел по рукам. Один высокий долговязый парень в рыжем парике, взглянув, передал рисунок дальше, но потом выхватил его у соседа и опять стал вглядываться. Толкнув стоявшего слева, он сказал что-то и ткнул пальцем в портрет. Тот покачал головой, но рыжий был настойчив. Второй все не соглашался, ив конце концов рыжий махнул рукой. Когда все посмотрели, друг Паолины подошел к Брунетти и отдал ему рисунок обратно. С ним был рыжий.
— Buona sera [17], — поздоровался Брунетти, протягивая рыжему руку. — Гвидо Брунетти.
Они на мгновение замерли, будто каблучищами вросли в асфальт. Друг Паолины, потупившись, нервно оправил юбку. Рыжий потянул себя за нижнюю губу, а потом решился и неожиданно крепко пожал протянутую руку комиссара:
— Роберто Канале. Приятно познакомиться.
Брунетти протянул руку и второму. Тот трусливо оглянулся на своих, ожидая насмешек, но они молчали. Тогда он тоже обменялся с Брунетти рукопожатием и представился:
— Паоло Мацца.
Брунетти обратился к рыжему:
— Вы узнали человека на рисунке, синьор Канале?
Парень будто не слышал, стоял и смотрел в сторону, пока не вмешался Мацца:
— Ты никак оглохла, Роберта? Или забыла уже, как тебя зовут?
— Да помню я, — огрызнулся рыжий, а потом обратился к Брунетти: — Лицо вроде знакомое. Да, я видел его где-то. Но кто он — не помню. Просто похож на кого-то знакомого.
Понимая, что Брунетти вряд ли будет удовлетворен подобным ответом, он пояснил:
— Знаете, как бывает, когда встречаешь на улице булочника? Он идет по дороге, без фартука, а не торгует в своей лавке, ты его вроде знаешь и не знаешь. Ты не помнишь ни кто он такой, ни где видел его раньше. Вот так и у меня с этим человеком на портрете. Он для меня вроде булочника, которого я узнаю только за прилавком.
— А вы помните, здесь ли вы его встречали или в каком-нибудь другом месте?
— Нет-нет, не здесь. И это самое странное. Где угодно, только не здесь. К нам он не имеет отношения. Это все равно как если бы сюда пришел кто-нибудь из моих школьных учителей. Он точно не отсюда. Или врач, например. Я встречал его в другом месте, это совершенно точно. Я хоть и не могу объяснить, но уверен. Вы понимаете?
Он неуверенно взмахнул рукой, как бы ища поддержки у собеседника.
— Да, я очень хорошо вас понимаю. Однажды я шел по улице в Риме и со мной поздоровался прохожий. Я помнил, что мы, кажется, где-то встречались, и больше ничего. — Помолчав, Брунетти все же отважился на продолжение: — Оказалось, что за два года до того я арестовал его в Неаполе.
К счастью, оба слушателя рассмеялись. Канале спросил:
— Можно я оставлю себе рисуночек? Если я иногда буду смотреть на него, то, возможно, я что-нибудь да вспомню.
— Разумеется. Я очень признателен вам за помощь.
Мацца, помявшись, поинтересовался:
— А как он выглядел, когда вы его нашли? Ну… сильно он был на себя непохож?
Брунетти кивнул.
— Неужели им мало? — вмешался Канале. — Для чего им еще и убивать нас?
И хоть этот вопрос был выше компетенции тех сил, которым служил Брунетти, он ответил:
— Понятия не имею.
Глава одиннадцатая
Назавтра была пятница. Брунетти решил, что стоит наведаться в квестуру Венеции и разобрать всякие бумажки и почту, что поступила на его имя за неделю. За утренним кофе он признался Паоле, что ему не терпится узнать, что новенького в «Il Caso Patta» [18].
— Ни «Дженте», ни «Оджи» ничего не сообщают, — доложила Паола, ссылаясь на два самых популярных «желтых» журнала. — Хотя, скорее всего, синьора Патта не настолько знаменита, чтобы о ней писали «Дженте» или «Оджи».
— О да! Только ей об этом не говори, — засмеялся Брунетти.
— Я очень надеюсь, что синьора Патти никогда не услышит от меня ни слова, — сухо заметила Паола. Впрочем, ради продолжения разговора она тут же смягчилась и спросила: — Как ты считаешь, что станет делать Патта?
Брунетти ответил не прежде, чем допил кофе и аккуратно поставил чашку на стол:
— Ждать, пока она надоест Бурраске или пока Бурраска ей надоест и она приползет обратно. Что же ему еще остается?
— А что за человек этот Бурраска?
Спрашивать, есть ли в полиции на него досье, было излишне, и Паола не спрашивала, зная, что на любого богатого итальянца в полиции имеется досье.
— Насколько я слышал, это редкий мерзавец. В Милане он держит наркоторговлю, разъезжает на шикарных авто с шикарными безмозглыми девицами.
— Что ж, на этот раз ему пришлось довольствоваться половиной того, к чему он привык.
— Как это?
— Синьора Патта. Она хоть и не девица, но зато безмозглая.
— А ты хорошо ее знаешь? — Брунетти давно перестал удивлялся тому, что Паола всех знает. И все.
— Нет. Но я знаю, что она вышла замуж за Патту и до сих пор не развелась. Чтобы уживаться с таким надутым индюком, надо быть ему под стать.
— Как же ты уживаешься со мной? — Брунетти улыбнулся, напрашиваясь на комплимент.
Она глянула на него в упор:
— Ты не индюк, Гвидо. Иногда с тобой трудно, иногда ты просто невыносим, но самодовольства в тебе нет.
Так, пятница не день комплиментов, заключил про себя Брунетти, вылезая из-за стола.
На работе его ожидала гора корреспонденции. Просмотрев все, он, к своей досаде, не обнаружил известий из Местре. В дверь постучали. «Avanti!» [19] — крикнул он, думая, что это Вьянелло. Но вместо сержанта он увидел молодую темноволосую женщину с папкой в руке. Она улыбнулась, подошла к его столу и спросила, раскрывая свою папку:
— Комиссар Брунетти?
— Да.
Она вынула несколько листков бумаги и положила их на стол:
— Какой-то человек оставил это для вас у дежурного, Dottore.
— Спасибо, синьорина, — поблагодарил Брунетти, пододвигая себе бумаги.
Она не уходила, ожидая, наверное, что он поинтересуется ее персоной. Представиться самой ей, очевидно, мешала застенчивость. У нее были большие карие глаза, круглое лицо и ярко накрашенный рот.
— Как вас зовут? — спросил Брунетти с улыбкой.
— Элеттра Дзорци. Я новый секретарь вице-квесторе Патты.
Так вот для чего Патте понадобился стол. Уже не первый месяц он ныл и сетовал на писанину, которой якобы становилось слишком много. С упорством свиньи, учуявшей трюфель, он вдоль и поперек изрыл весь бюджет, пока наконец не отрыл денег для ставки секретаря.
— Очень приятно, синьорина Дзорци, — сказал Брунетти и подумал: распространенная фамилия.
— Я буду и вашим секретарем, комиссар.
Ну уж этому не бывать, или он плохо знает Патту.
— Чудесно, синьорина.
После этого Элеттра Дзорци решила, что ей пора. Брунетти не удержался от того, чтобы проводить ее взглядом. Юбка, не короткая и не длинная, и красивые ноги. Очень красивые. В дверях она обернулась и, заметив, что он смотрит на нее, снова улыбнулась. Брунетти уткнулся в бумаги.
Элеттра… Ну и имечко. Кто же так ее назвал? И когда это было? Лет двадцать пять назад? Брунетти знал немало людей по фамилии Дзорци, но никто из них не стал бы давать дочери имя Элеттра. Когда за ней закрылась дверь, его мысли снова вернулись к документам. Скукотища. Все преступники Венеции взяли отпуска и разъехались кто куда.
