ГУГШ сумело убедить внешнеполитическое ведомство в целесообразности своих требований относительно иностранных офицеров, как наиболее квалифицированных соглядатаев. Что же касается организации контроля за соблюдением запрета, то жандармам и военным всякий раз приходилось вести "гласное постоянное" наблюдение за иностранцами в течение всего времени их пребывания в приграничной полосе, а в отдельных случаях - и в период всего их путешествия по России.
На практике, конечно же, очень часто этого контроля не было и столь мучительно всякий раз рождавшийся в верхах запрет на деле превращался в обычную формальность. Например, полковник Андерсен и майор Перейра отправились из Зайсана в Шарасумэ через русско-китайскую границу, имея 14 верблюдов, 30 слуг и только одного русского сопровождающего - рядового казака Зиновьева. Англичанам и не нужно было право охоты. Свою работу они выполнили без традиционных уловок, Зиновьев, вернувшись, доложил начальству, что полковник постоянно отъезжал от каравана с компасом в руке и "что-то записывал", майор вел съемки местности, и даже к колесу одной из телег "был привязан шагомер"{127}.
Иностранцам вообще проще было обойти запреты, чем спорить с властями. Летом 1911 года английские туристы майор Рендель К. Эдвард Скэффингтон-Омайс и капитан Ричард Даусон официально заявили, что не собираются вести охоту в пределах России, однако, очень ловко избавились от постоянного надзора, отправившись в 250-километровый поход из Бийска к границе с Китаем по реке Катунь{128}.
Пожалуй, можно сказать, что военные вообще опоздали с введением запретов и на посещение приграничной полосы юга Сибири, и на охоту там. Англичане уже в 1908-1909 гг. успели составить собственные карты этих районов. В процессе наблюдения за британскими офицерами выяснилось, что они прекрасно осведомлены о географии приграничных участков Алтая и Семипалатинской области. Сотник Дорофеев докладывал в штаб округа, что, по его наблюдениям, полковник Андерсен и майор Перейра пользуются изданными в Англии картами Сибири, Алтая и Западного Китая{129}.
Между тем политика европейского балансирования русскому внешнеполитическому ведомству явно не удавалась. Первая часть "нового курса" Извольского - соглашения с Японией, Англией и Германией - была реализована успешно, а вот остаться вне англо-германского конфликта России не смогла.
В октябре 1910 года состоялась встреча Николая II и Вильгельма в Потсдаме. Императоры договорились о взаимной сдержанности в случае англо-германского и русско-австрийского конфликтов. Затем к диалогу подключились внешнеполитические ведомства Германии и России, которые завели переговоры в тупик. В итоге Россия уклонилась от заключения письменного договора с Германией о координации внешнеполитических действий. Эти переговоры стали последней попыткой Германии оторвать Россию от Антанты. Берлинский кабинет, по мнению историка И.И. Астафьева, стремился предотвратить складывание русско-англо-французского блока "методами военной угрозы и политического шантажа", что привело к обратному результату - к укреплению антигерманской группировки"{130}. А внутри России - к усилению проанглийской группировкой и росту враждебных Германии настроений.
К 1910 году правящие круги Великобритании окончательно склонились в пользу сухопутного варианта войны с Германией. Теперь Россия с ее многомиллионной армией становилась крайне ценным союзником для англичан. Газета "Таймс" писала: "Германия может в один прекрасный день превзойти Россию лучшим качеством своих войск или лучшим командованием; она может даже добиться успехов на начальной стадии благодаря большей подготовленности к войне. Все это возможно, ибо на войне нет ничего невозможного, но что если невозможно, то во всяком случае маловероятно, так это то, что Германия сможет когда-либо противостоять давлению массы войск, которые, в конечном счете, выставит Россия"{131}.
Британская разведка продолжала пристально следить за состоянием вооруженных сил России, но уже с позиции привередливого партнера. Англичане опасались, что русской армии потребуется слишком много времени сосредоточения и развертывания у западных границ в случае войны с Германией и последняя к моменту русского наступления успеет расправиться с англо-французскими войсками. Поэтому британский Генштаб собирал информацию о пропускной способности железных дорог России и местах дислокации ее войск. Кроме того, британский кабинет был озабочен возросшей политической активностью России в Китае, так как не хотел допустить ослабления ее военной мощи в Европе за счет азиатских фронтов.
Выяснить планы Петербурга британские правительственные круги пытались опять же с помощью командированных в Россию офицеров. Так, в марте 1911 г. ГУГШ стало известно, что Петербург должен посетить военный корреспондент полковник Редингтон. Он был известен как человек, неформально выполнявший важные политические задания английского правительства под видом журналиста. Полковник откровенно сообщил русскому военному агенту в Лондоне, что на этот раз его задача состояла в том, чтобы выяснить у военного министра и начальника русского Генштаба, "насколько военные круги Российской империи сочувственно относятся к идее более тесного сближения с Англией и заключения с ней военной конвенции"{132}.
Более конкретное задачи, вероятно, были поставлены британским офицерам, оказавшимся в 1910-1911 гг. "под благовидными" предлогами на территории Сибири и Туркестана. Интересы большой политики вновь пришли в противоречие с практическими требованиями обеспечения южных границ России.
Весной 1910 года русский посол в Лондоне А.К. Бенкендорф просил МИД и ГУГШ разрешить его доброму знакомому, британскому майору Алану Гардину проехать из Индии в Англию через Россию. Майор выбрал не совсем обычный маршрут. Он вознамерился проехать не кратчайшим путем через Туркестан в Европейскую Россию и далее за границу, а в противоположном направлении: через южные районы Туркестана на восток, затем по Алтаю и Сибири до Иркутска и уже оттуда по железной дороге в Петербург. На этот раз ГУГШ согласилось пропустить англичанина без традиционных споров с дипломатами, оговорив одно условие: в пути за майором должны наблюдать местные власти, чтобы "предупредить возможные попытки к выполнению рекогносцировочных работ в пограничных районах"{133}. Но тут вмешался штаб Туркестанского военного округа, хотя его мнения, кстати, никто не спрашивал; его просто поставили в известность о планируемой поездке. Туркестанцы обратили внимание генерал-квартирмейстера ГУГШ на то обстоятельство, что майор Гардин числится переводчиком в Гордонском Гайландском полку, следовательно, "причастен к разведке". И второе, от города Ош в направлении к городу Барнаулу и на Алтай ведет лишь одна дорога через перевал Кугарт. Путь этот до сих пор тщательно оберегался от проезда иностранных офицеров. Все остальные пути "препятствуют негласному наблюдению за майором", так как пролегают по пустынной местности с редкими населенными пунктами. Штаб округа просил не делать для майора исключения.
ГУГШ при поддержке МВД сумело убедить МИД, что в данном случае ущерб "военным интересам может намного превзойти ожидаемый политический выигрыш от радушия российского посла в Лондоне. В итоге майор Гардин избрал другой, но, видимо, также интересовавший британский Генштаб, маршрут вдоль русской границы по Китаю, затем по Ceмипалатинской и Акмолинской областям в Омск{134}.
Развивая сотрудничество с Россией, Англия не забывала о возможной смене внешнеполитических ориентиров, когда вчерашний союзник вдруг становится противником. Британская разведка продолжала тайком составлять военно-географические описания приграничной полосы Туркестана и Сибири, вела интенсивное изучение военно-политической ситуации по обе стороны русской границы. Обращает на себя внимание то обстоятельство, что зона повышенной активности британской разведки на азиатских границах России в 1909-1912 гг. медленно смещалась из южных районов Туркестана на восток - в приграничные районы Степного края и Томской губернии.
