В общем, девчонка была ещё той занозой в заднице. Но недавно всё почему-то резко изменилось. Теперь при виде этой Леночки у него возникало желание не отвесить ей щелбан или подзатыльник, а какая-то нездоровая необходимость прикоснуться или даже обнять. Еще хотелось смотреть на неё хотя бы часовшестнадцать в сутки. А еще лучше — все двадцать четыре. Поэтому всё то время, пока девчонка находилась вне поля его зрения, Саймон томился и страдал, прокручивая в голове различные варианты завоевания возлюбленной. К примеру, защитить её от хулиганов, спасти из охваченного огнём дома или хотя бы просто подойти, небрежно бросив: «Привет. Как дела?».
К сожалению, все его фантазии так и оставались фантазиями. Хулиганы на Леночку не нападали, квартира не загоралась, а просто подойти банально не хватало духа. Главным образом потому, что незаметно для него девушка изменилась не только фигурой, но и характером. Внешне изменения смотрелись очень даже. Угловатая детская фигурка округлилась, значительно прибавив в груди и чуть меньше — ниже талии. Сама талия стала может и не осиной, но близкой к этому, выгодно подчёркивая достоинства выше и ниже. Огромные, чуть раскосые глаза, пухлые губы, которые она так очаровательно прикусывала, пышные тёмные волосы, развевающиеся от малейшего ветерка. Вкупе с её новой манерой одеваться, всё это привлекало внимание не только сверстников, но и мужчин постарше.
А вот внутренние изменения у Леночки были гораздо хуже. Во-первых, к Саймону она все еще обращалась детским прозвищем «Горилла». Это в тех редких случаях, когда она вообще теперь к нему обращалась. Потому что сама она переключила внимание на более зрелых и опытных представителей мужского пола, лет, эдак, от шестнадцати и выше. Во-вторых, что ещё хуже, эти самые представители тоже стали обращать на неё внимание. Причём это были ребята не самого высокого морального облика, а проще говоря — «плохие парни». Те, что курят, пьют, носят в кармане ножик и готовы накостылять любому, кто не так посмотрит в их сторону.
После долгих размышлений, Саймон принял волевое решение доказать Леночке, что тоже повзрослел. Физическими данными природа не обделила, спасибо папе, так что вопрос «накостылять» отпадал сам собой. Ножик у него был, и не один даже. Красиво крутить его в руке и с крутым видом подрезать ногти умел вообще любой подросток в городе. Оставались пункты «курить» и «пить». С «пить» юный мутант решил пока повременить — тема была весьма опасная и щекотливая. Мало того, что можно огрести на орехи от предков, так еще вместо повышения собственной крутости можно легко добиться обратного результата. К примеру, их общий одноклассник Васька стащил как-то у родаков бутылку водки и на спор употребил её в одно лицо. Картины того, что он вытворял после этого, до сих пор вызывали у Саймона чувство испанского стыда — заснувший в луже собственной блевотины парень была самой приличной из них.
Поэтому для начала было решено научиться курить. В качестве средства куплено две пачки сигарет, в качестве места выбран чердак дома. Здесь редко кто бывал, а вентиляционные окошки позволяли быстро избавиться от улик, в отличие от того же подвала. И что немаловажно, здесь можно было отрабатывать крутые позы без риска, что тебя засмеют.
В данный момент Саймон отрабатывал позу «я подпираю стену и мне начхать на всех». Достав сигарету из пачки, он зажал её в уголке рта и небрежным жестом прикурил от цилиндрика электроприкуривателя. Конечно, для полного шика нужна была газовая, а еще лучше — бензиновая зажигалка, но это было недешёвое удовольствие. Первая затяжка! Голова закружилась от прилетевшего невидимого удара, горло сдавило спазмом, но в этот раз кашель удалось сдержать. Это была несомненная победа!
— Предки тебя убьют.
Чисто на рефлексах подросток скинул сигарету, успев на развороте наступить на неё ногой, и встретился глазами с младшим братом, который умудрился подкрасться совершенно бесшумно. Что было немного удивительно, Дэвид хоть и был младше на два года, но по габаритам Саймону почти не уступал.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— А ты меня сдай! — огрызнулся старший брат.
— Да я вообще могила! — хмыкнул Дэвид. — А вот насчет неё — не уверен.
Из-за спины мальчика выступил маленький белокурый ангел, разве что без крыльев.
— Килограмм конфет! — звонко заявила она, а потом, на мгновенье задумавшись, добавила: — Шоколадных. В неделю.
— Что? — ошалело моргнул Саймон.
— Килограмм конфет и я никому не скажу, что ты куришь, пьёшь и ругаешься плохими словами.
— А если я тебе сейчас по жопе настучу? — буркнул подросток, угрожающе глядя на младшую сестру.
— Тогда я скажу родителям, что ты еще и дерешься, — дерзко ответила та, даже не пытаясь спрятаться за спину Дэвида. — И тебя выпорют! И оставят дома на месяц. Или два!
Глядя на сестренку, Саймон обреченно понял, что договариваться таки придётся. С неё станется! Учитывая, что Наталья у матери ходила в любимицах, неприятности ему будут обеспечены по полной программе. После непродолжительной, но ожесточённой торговли, стороны пришли к компромиссу — килограмм леденцов и плитка синтетического шоколада в месяц.
— И в кого ты такая уродилась? — вздохнул парень, понимая, что попал.
— В маму!
— Глядя на неё, мне иногда кажется, что родители нам что-то не договаривают по поводу своего знакомства и свадьбы, — задумчиво протянул Дэвид и ехидно поинтересовался: — Ну что, стоит того твоя Ленка?
Саймон опять ошалело моргнул. Так уж сложилось, что по мужской линии семейство Грэев имело вполне устоявшийся фенотип[1]. Поэтому малознакомые с ними люди изрядно удивлялись, когда за внешностью неандертальца обнаруживались мудрость, смекалка и рассудительность. Однако Дэвид удивлял не только окружающих. Если от отца он получил физическую силу и габариты, то от матери — острый ум и аналитические способности. Хотя, стоит признать, скорее от бабушки — Анны Васильевны Сотник, более двадцати лет занимавшей пост главного врача городского госпиталя. Так что не стоило удивляться, что младший братец умудрился вычислить секрет старшего, но Саймон всё равно это сделал — он то считал, что предпринял все необходимые меры для сохранности своей тайны.
— Ленка — шалава! — заявила Нат, один в один повторяя слова матери.
— Вот сейчас точно настучу! — мрачно произнёс Саймон, протягивая руки к сестре.
Почувствовав, что в этот раз брат точно осуществит свою угрозу, девочка пискнула и всё-таки спряталась за спину Дэвида.
— Наташа! Я вот сам расскажу, что ты ругаешься плохими словами и плакали твои леденцы! — строго произнёс тот, гася назревающий конфликт. — И вообще, Сай, ужин на столе. Если опоздаем, мать будет ругаться.
Поставив брата перед фактами, Дэвид развернулся и, подхватив сестру на руки, направился к выходу. Нат немедленно воспользовалась случаем и показала Саймону язык.
— Засранка мелкая, — буркнул тот и уныло поплелся следом.
С шантажом он мириться не собирался, но предварительно следовало всё тщательно обдумать. Панацея Николаевна (спасибо Анна Васильевна за выбор имени для дочери) любила всех своих детей, но маленькой девочке с ангельским личиком позволялось многое, что не позволялось её братьям.
***
Спускаясь с чердака, Саймон срочно запихнул в рот пару медово-мятных леденцов, предусмотрительно купленных в маленькой аптеке на углу. Леденцы были главным средством лечения и профилактики больного горла в городе, а потому ненавидимы каждым ребенком. Впрочем, благодаря своему ядрёному вкусу и дешевизне, они активно закупались подростками, считавшими, что два леденца способны отбить запах табака и алкоголя, пять дают способность замораживать дыханием, а от десяти мозг превращается в ледышку, приводя к быстрой, но мучительной смерти.
Почуяв запах леденцов, Дэвид только фыркнул, но развивать дискуссию не стал. Поэтому дети молча зашли в квартиру, разулись и замерли, услышав с кухни громкий голос матери. Она что-то эмоционально рассказывала мужу, периодически сопровождая рассказ ругательствами. Учитывая, что ругалась Панацея Николаевна крайне редко, дети тут же навострили уши, старательно скрывая свое присутствие дома.
