звук, чувствовала каждый запах, как никогда. Она провела пальцами по оконной раме и ощутила каждую шероховатость, буквально до мельчайшей впивающейся деревянной занозы… Однако ее восторг быстро испарился: очарование первых открытий прошло, когда Элизабет поняла, что ей теперь придется как-то привыкать к новым чувствам, чтобы уснуть или даже подумать. Кроме того, ей несколько раз показалось, что откуда-то доносится запах гнили. Запах смерти.
Ее смерти – который, как по крайней мере надеялась Элизабет, могла различать только она сама. Ей потребуется явно больше одной ночи, чтобы научиться справляться с новыми ощущениями.
На следующий день Элизабет приготовилась к визиту одного из членов Ордена: она предположила, что Изольда пошлет кого-нибудь нарушить затянувшееся одиночество девушки. Может, и сам Тёрнер к ней заглянет? Он уже вытащил однажды ее из могилы, неужели не спасет от одиночества?
Но никто не пришел.
Ни на второй день. Ни на третий. Элизабет ходила кругами по квартире, пытаясь, насколько это возможно, овладеть своими новыми чувствами. Время от времени девушка задавалась вопросом, какой может быть у нее обол, но эти размышления всегда прерывались каким-нибудь далеким звуком, который, казалось, раздавался у самого уха. Она отваживалась покинуть квартирку только для того, чтобы сбегать за продуктами в ближайшие магазины. Однако Элизабет совсем не хотелось пропустить визит кого-нибудь из Ордена, поэтому она быстро возвращалась обратно.
Четвертый день оказался решающим.
Одиночество стало наваждением и сводило с ума. Элизабет чувствовала, как время от времени наворачиваются слезы: из-за траура по собственной жизни или от боли утраты семьи. Она больше не могла ждать, ей необходимо было встретиться с Тёрнером или Изольдой и спросить у них, что делать дальше. Но каждый раз одна и та же мысль вертелась у нее в голове: зачем искать встречи с ними, когда можно просто сесть на поезд и отправиться к родителям? Элизабет увидит их, крепко обнимет, заплачет от радости. Наконец, просто скажет им, чтобы они не беспокоились, что ничего не изменилось, что у нее всё хорошо, но она не может им рассказать больше. Что они могут ей верить. Девушка там переночует, а на следующее утро уедет в Лондон с первым же поездом. И никто ничего не узнает! А если Орден хочет помешать, пусть отправляется за ней! Игра стоит свеч.
Элизабет спустилась по лестнице, ощущая одновременно страх и решимость. В пропахшем табаком магазинчике она купила плащ, который приметила, бегая за провизией, поймала кэб и отправилась на вокзал. Мысль о нарушении правил опьяняла ее, равно как и необыкновенная острота ощущений. Добравшись до вокзала Ватерлоо, вокруг которого непрерывным потоком суетились пассажиры с чемоданами, она решительно нырнула в толпу. Войдя в гигантское здание, Элизабет направилась прямо к кассе, впервые улыбнувшись при мысли о родителях. Завидев издалека девушку, служащий в униформе железнодорожной компании расплылся в улыбке. Элизабет уже находилась от него всего в нескольких метрах, как вдруг кто-то положил руку ей на плечо.
Она подпрыгнула, придя в ужас от мысли, что ее нашел кто-то из Ордена, обернулась и увидела высокую женщину в траурной одежде, с вуалью на лице.
– Вам не следует ехать в Саутгемптон, – удивительно мягким тоном произнесла дама.
Элизабет ничего не ответила, буквально парализованная страхом. Эта женщина знала. Она работает на Орден – иного и быть не могло. Элизабет нарушила правило. Ее убьют. Но, к большому удивлению испуганной девушки, дама нежно погладила Элизабет по щеке.
– Вам нечего бояться. Я вас ждала.
– Вы меня ждали? – удивилась Элизабет.
– А по какой еще причине я тут оказалась? Вы не против, если мы вернемся к вам и побеседуем?
– Подождите… Кто вы? – перебила ее Элизабет.
Женщина не ответила. Кончиками пальцев она слегка приподняла край вуали, закрывавшей ее лицо.
И Элизабет увидела голубые губы. Она тут же вспомнила женщину, присутствовавшую на церемонии перехода. Дитя Харона. Сомнений больше не было. Элизабет не посмела возразить. Однако женщина не выглядела враждебно. Более того, она казалась даже дружелюбной.
Незнакомка коснулась рукой спины Элизабет, призывая ее развернуться. Девушка бросила прощальный взгляд на кассира, который явно был разочарован, что покупательница так и не дошла до его окошка.
Вдвоем они снова нырнули в толпу, покинув ее уже на выходе из вокзала Ватерлоо, и наняли экипаж, который отвез их обратно к Баттерси-парку. Элизабет молчала, сгорая от стыда, что попалась.
Наконец они добрались до дома. Элизабет прошла вперед удивительной незнакомки, чтобы отпереть квартиру. Едва только дверь за ними закрылась, Элизабет заметила, что женщина внимательно осматривает ее мансарду, и тут же пожалела, что не купила никакой мебели.
– Я думала, вы уже приобрели кое-что… Ладно. Пожалуй, мне стоит представиться. Меня зовут Беатрикс Мак-Миллер, – произнесла она успокаивающим тоном. – Мне не довелось познакомиться с вами на церемонии перехода. Теперь с формальностями покончено. Что же касается вас, вы – Элизабет Блэк, и вы собирались уехать в Саутгемптон навестить родителей, не так ли?
Хотя Беатрикс обо всём догадалась, в ее голосе не прозвучало угрозы. Наверно, поэтому Элизабет не особенно переживала, открыв правду.
– Да, – сказала она с грустью. – Как вы узнали, что я собиралась повидаться с семьей?
К ее большому удивлению, женщина мелодично рассмеялась и, по-прежнему улыбаясь, ответила.
– Потому что все мы через это прошли, – заметила она, словно это было само собой разумеющимся. – Всё, что вы пережили за эти четыре дня, – испытание. И вы с блеском его выдержали, – воодушевленно добавила Беатрикс.
Глава одиннадцатая
Беатрикс
– Испытание? – недоверчиво проговорила Элизабет.
– Испытание, – повторила Беатрикс, усаживаясь на железную кровать. Она продолжила более серьезным тоном: – Жестоко, я согласна. После церемонии перехода Орден предоставляет нас самим себе, чтобы проверить на психологическую устойчивость. Обычное дело в секретных службах.
– Вы хотите сказать, что всё, через что я прошла, все эти часы бесконечных терзаний, крайнего отчаяния, – воскликнула Элизабет в ярости, – это… это проверка?
– Я не одобряю, – успокоила ее Беатрикс. – Но так надо: испытание нашей психологической выдержки на прочность. Ведь физические ограничения больше не представляют проблем, как, скажем, раньше. В этом испытании есть три ключевых момента. Во-первых, как вы поступите с доверенной вам суммой? Если начнете тратить направо и налево, то привлечете внимание. Во-вторых, расскажете ли смертным о своем положении? Если вы разболтаете нашу тайну при первой же возможности, то… это проблема. И наконец: сколько времени выдержите, прежде чем попытаетесь встретиться с близкими? Последнее неизбежно. Никто из Ордена еще ни разу не отказался от этой мысли. Это лишь вопрос времени. Вы продержались четыре дня. Дольше, чем многие из нас. Что же касается ваших расходов и контактов со смертными, вы свели их к минимуму. Словом, вы умеете хранить тайны и обладаете выдержкой. Таким образом, испытание успешно пройдено.
– Как вы узнали о том, чем я занималась? Говорила ли я со… смертными? – поинтересовалась Элизабет, еще не привыкнув называть других людей «смертными».
– Изольда говорила вам, что обол Хэнка позволяет ему ненадолго стать невидимкой, не так ли? Паренек всё время был где-то рядом с вами. Именно он предупредил меня, что вы сдаетесь. Скажем… мальчишка не из тех, кто может помешать измученному новобранцу или успокоить его. Поэтому именно я оказалась на вокзале. Что же касается Хэнка, он вернулся к Изольде. В его присутствии здесь больше нет необходимости.
Элизабет показалось, что ее предали. Хэнк. Робкий юноша, которого она сама пыталась ободрить, следил за ней все эти дни. Беатрикс склонила голову, заметив в глазах Элизабет разочарование.
– Элизабет, у него не было выбора. Хэнк провалил это испытание.
– То есть?
– Хэнк попал в Орден несколько десятков лет назад. При жизни он был юнгой. Собственный экипаж жестоко с ним обращался и презирал за робость. Однажды их корабль возвращался из Индии, а Хэнк заболел. Никто не занялся его лечением, поэтому он умер, как только корабль добрался до Лондона. Его подвергли тому же испытанию, что
