Я попросила ее объяснить, для чего я сначала наговаривала на вербу обучательную молитву, а затем мы трижды над этой вербой шептали заговоры.
— То верба не простая, а свяченая, с Вербного воскресенья. Она для ума прибавления, для учебы имеет силу особую. Молитву над ней прочитаешь, верба расти будет — и знания твои расти вместе с ней. Она корни пустила, ты над ней слова заговорные, что выучить хочешь, нашептала, теперь она как примется — слова в тебе прорастать будут. Верба укоренится — и слова урочные в тебе укоренятся. Расцветет кустом — и у тебя слово заговорное крепко будет.
— А если не примется?
— Корешки пустила, значит, примется.
Вечером, когда мы снова собрались у нее в кабинете, я спросила ее:
— Тетя Домна, почему молитвам вы меня учили просто так, без всякого рода ритуалов и походов в степь, а для заговоров все это понадобилось?
— Оттого, что молитва — слово Божие, при ее посредстве ты со Спасом говоришь во всякое время, когда ты к этому разговору готова. А заговор — слово урочное.
— Что значит «урочное»?
— Урочное — от слова «урок». Только не тот, что в школе. «Урок» — слово древнее, означает оно «лихой час». Оттого заговор можно только в час лих произносить, это словеса не на всякий момент жизни.
— В лих час?
— Ну да, ежели беда стрясется.
— Разве молитва в беде помочь не может?
— Может, еще как. Потому я и лечу молитвами.
— Зачем же тогда заговоры, если молитвы есть?
— Потому что заговор тогда применять надо, когда беда не по судьбе пришла, а сделана.
— Вы про порчу и сглаз говорите?
— И про это тоже. А пуще того — про черные слова, вслед брошенные или в дурную минуту реченные.
— И чем же эта сделанная беда отличается от той, что по судьбе?
— Которое по судьбе лихо, ты его сама себе заслужила — мыслями неправедными, словами да делами. А сделанное — то, что тебе другой человек навязал, сознательно или неосознанно.
— И как же можно навязать лихо?
Знахарка вздохнула.
— Проще простого, донюшка. Ежели ворота лиху открыть, оно и привяжется.
— А где они, эти ворота?
— Рядом с тобой.
Я оглянулась (это вышло как-то машинально). Знахарка рассмеялась:
— Ни, доня, так ты ворота эти не увидишь. Человеческими глазами их узреть не можно.
— А какими можно?
— Зрением духовным некоторые видят. Но оно ни тебе, ни мне ни к чему. Просто знай: рядом с тобой двери есть в иной мир, где духи стихий обитают.
— Домна Федоровна… Это уже язычество какое-то! — развела руками я.
— И что? — голос ее был абсолютно спокойным.
— Ну как — что?! Вы ведь Спасу меня учите, православному духовному Пути. А тут — духи стихий… Как это вместе сочетаться-то может?
— В Божьем Миру, Дарья, многое есть из того, что на первый взгляд сочетаться не может никак. А существует, живет и сочетается. То эгоизм людской человека над всей тварью Божьей поставил, и поспешил все остальное объявить нечистым. Сама подумай-то: что же, предки наши до того как Христа приняли, неразумные да недуховные были? Вовсе нет. Знали они и про Слово, и про Господа-Творца, и про духов стихийных. И всему в этом мире свое место находилось.
— А что же это за духи стихий такие? Чем они от прочих духов отличаются — ангелов и небесных всех сил?
— Тем и отличаются, что роду они земного. Это вроде как силы, энергии земные. Когда заговор произносишь, ты к ним обращаешься да помочь приказываешь, работу им даешь в своем мире, в пространстве явленном. Тем слова заговорные от молитвы и отличаются: молитвой ты Спаса просишь, а заговором — духам приказываешь.
— А если они меня не послушаются?
— А многих и не слушаются. Потому заговор только от того человека действен, который его от учителя духовного получил. Учитель ведь не только словесам тебя учит, он тебе силу дает, власть над стихиями. Власть эта — штука опасная. Чуть не удержишь, и вот уже не ты стихиями владеть будешь, а они тобой.
— Как же их удержать мне тогда?
— Тут несколько правил есть, кои соблюдать всегда должно. Во-первых, без причины слова урочные не пользуй. Только ежели уверена, что сглазили тебя, али кого другого, чи испортили. Еще при сполохах да испугах слова те говорить можно. Тогда духам работа есть. А коли просто так, от баловства, от забавы, от гордыни альбо от неразумения заговор речется, духи на волю выходят и, работы не найдя, безобразничают много. Слава Богу, что не всяк их выпустить может.
— А человек может силу заговора получить, если ему учитель не передаст ее? Допустим, прочитал где-то в книге и понравилось ему?
— Может. Так же, на вербу пасхальную наговорив. Но тут уже надо не трижды наговаривать, а все время, пока верба принимается и растет. Все это время каждое воскресенье к литургии ходить надобно, посты соблюдать, молитвы читать. Около года такое учение занимает. Только мало кто выдерживает это. Изматывает очень, и душу, и тело. Но уж ежели кто вытерпит, да до конца доведет, тот силу от стихий прямо в руки получит. И тогда сам уж сможет слова заговорные составлять.
— Разве их составлять можно самому?
— Почему нет? Главное знать, как и к кому обращаться, сколько раз повторить, чем закрепить. Ежели хочешь, научу тебя.
— Не знаю, не уверена… А что, научиться самостоятельно можно, только вербу наговоренную вырастив?
Знахарка помрачнела.
— Не только. Есть и другой способ.
— Какой?
— Жертва духам.
— Жертва? Это как?
— Когда человек существо живое жизни лишает, в дар духам приносит со словами особыми. Таких способов много в учебниках чернокнижных описано. Змейки, лягушки, мыши полевые и летучие, кошки, собаки — вот обычная жертва. И убивают-то их не просто так, а по-особому, издеваясь длительно, чтобы жизнь по капле из них вытекала.
— Ужас… Какую же силу после этого приобрести можно?
— А сама не смекаешь? Силу злую, силу черную. Убивая душу живую, даже лягушечью, благодать нипочем не стяжаешь. После жертвы такой духи служить тебе, конечно, будут — до самой смерти, но уж на смертном пороге они над тобой наиздеваются вволю, намучаешься, как то животное от рук твоих мучалось.
— Неужели те, кто все это совершает, не знают, что их ждет?
— Почему не знают. Знают. Но люди за власть да силу про все забыть готовы… Что там слово заговорное? Про него немногие думают. А власть мирская — разве лучше она? И разве добиться ее другой способ есть кроме как по головам жертв своих шагая? Только расплата за то не сразу, не вдруг приходит, потому как закон людской слеп, преступлений не видит, а коли и видит, то ради власть имущего глаза на то закрывает. В природе же все по-иному: все она видит и за всякий грех преступника найдет и накажет.
— Домна Федоровна. А вот колдуны и маги, которые салоны открывают, в газетах объявления дают — приворожу, исцелю, исправлю карму, — они как заговорами владеют: от учителей или посредством жертвенных действий?
Знахарка усмехнулась.
— Никак не владеют, доня.
— То есть как — никак? Многим же помогает?
— Многим не заговоры помогают, и не сила стихийная, а простой разговор такого вот «мага». Людям порой надо лишь, чтобы кто-то с ними поговорил по душам… Этим и пользуются мошенники газетные.
— И что, все они так уж и мошенники?
— Все до единого, доня. Те, кто дар свой богоданный на деньги обменивает, все мошенники.
— А как же врачи? Они ведь за свой труд тоже деньги получают?
— Ты тут, доня, не сравнивай. На врачах ответственность лежит, даже на самых плохоньких. А волшебник газетный ни за что не отвечает. Да и труд их трудом не назовешь. Но хватит об этом. Мы сейчас не про то говорим, как народ обманывать, а про слово заговорное. Я вот тебе заговоров передала двенадцать штук, на всякую беду. Мы давай-ка теперь с тобой разберем, какой из них когда пользовать и каким побытом. Раскрывай тетрадку свою.
Толстая тетрадь на пружине, половину которой я уже исписала, давно была раскрыта на чистой странице. Я превратилась в слух и стала записывать.
— Ты вот, доня, думаешь, что только лих человек может тебя сглазить от зависти. Ан нет: и сама себя точно также сглазить можешь, ежели хвастаться без меры.
Я улыбнулась:
— Знаю. Да так, наверное, и любой человек. Я вот, например, вообще стараюсь своих планов никому не сообщать. А если и говорю, то про себя добавлю всегда «тьфу-тьфу». А Володя мой вообще такой суеверный! Они, ученые, хоть и материалисты до мозга костей, а сглаза боятся побольше всех остальных. Как проект начинать, так ходят скрытные, загадочные, даже смешно.
— И правильно делают. Это люди по древней памяти еще сохранили, то вроде как инстинкт охранительный. Потому что начало дела любого, ровно младенец новорожденный, слабенькое, всем опасностям подверженное. Как младенца от чужого глазу берегут, так и дело новое надо скрывать и защищать. Вот на то заговор специальный и есть:
