Арк сердечно благодарит тебя за апельсинчик, и Боб тоже, и оба сына твоих тебя крепко целуют и обнимают, и скоро опять будут с тобой. Не обижайся, что мало пишем, ведь писать, собственно, не о чем, время проходит за столом, и мы редко-редко ходим обедать в город, а так все больше дома, голубцы, сардельки, яйца, кефир и прочее такое, в основном колбаска. Нынче вот приехала Катерина Евгеньевна с Ильей Михайловичем — у него трехдневная конференция — так вот сегодня и щец с чесночком вдоволь похлебаем для разнообразия.
Из Хосты Ленка пишет, что устроились там хорошо, еды много, но море еще холодноватое, купаются осторожно и понемногу. Но солнца много и загорают вовсю. Переписка тоже идет не шибко, так, здоровы, любим, твои жена и дети, знаешь, что с дачи обычно написать можно. Только чтобы не беспокоиться друг о друге.
Вот все наши новости.
Крепко тебя целуем, твои верные
Арк и Боб.
Вторую половину июня АБС работали в Ленинграде. На этот раз правили первый черновик ТББ. Сохранились хронология правки и подсчеты объема рукописи. Ежедневно с 20 по 27 июня перебелялась одна глава, с первой по восьмую. В чистовом же тексте ТББ — 10 глав. Тогда рукопись составляла 7,5 авторских листов. В окончательном варианте — на 1 лист больше.
ПИСЬМО АРКАДИЯ БРАТУ, 8 ИЮЛЯ 1963, М. — Л.
Дорогой Боб. Имею сообщить:
1. Ленка прочитала ТББ и очень ругалась. В конечном счете выяснилось, что внушает отвращение Румата как личность, а также глупость авторов, их идеализм. Видимо, не совсем удалось нам показать, что Румата — человек, которого обстоятельства сломали, и что Эксперимент по сути не является средством переделки общества, а только разведкой. Еще Ленку возмущали ссылки — очень открытые — на нынешние обстоятельства.
2. Сдаю сегодня рукопись на машинку.
3. Звонила Малинина, очень возмущалась Травинским. Не может сдать третий номер из-за него. Сообщи, как там дела, либо попроси, чтобы Володька сам написал в «Знание».
4. Вчера Илья Михайлович был на совещании по идеологическим вопросам в АН СССР, делал доклад заместитель президента. Было сказано, чтобы обратили особое внимание на научно-популярную литературу, особенно на некоторых писателей, которые распространяют антинаучные знания, как, например, историю с Тунгусским метеоритом. Имен названо не было, но все поняли, кто имеется в виду.
5. Погода в Москве ужасная, боимся выезжать в Ригу, однако надо, поедем числа восьмого-десятого.
6. Прочел и я ТББ, надо сказать, мне очень понравилось. Но Рэбию придется заменить и кое-что добавить для ясности. Но это ужо.
Пока всё. Привет Адке.
Целую, твой Арк.
Напиши, успеешь застать.
О вынужденной замене Рэбии на Рэбу вспоминает БН:
БНС. ОФЛАЙН-ИНТЕРВЬЮ 27.05.99
…в самом первом варианте ТББ он назывался «дон РЭБИЯ». Но Иван Антонович Ефремов, прочитав, сказал: «Эт-то уже с-слишком! Т-такую анаграмму только ленивый не р-разгадает…» Редакторы приняли его сторону, и авторам пришлось пойти на попятный.
Традиционно Авторы давали рукописи только что законченных книг друзьям — своей «референтной группе». БН кратко резюмирует для брата мнения ленинградцев, прочитавших рукопись ТББ.
ИЗ АРХИВА. ЗАМЕЧАНИЯ ЧИТАТЕЛЕЙ РУКОПИСИ ТББ
1. Калецкая:
A. Фашизм изображен поверхностно и нестрашно.
Б. Неясно, сколько времени прошло от пролога до романа. Ссылки в прологе на Вагу и Румату создают ложные впечатления.
B. Сцена с Оканой очень неаппетитна. Вызывает удивление то, что в дальнейшем Румата больше об Окане не думает.
2. Брускин:
A. Как всемогущие земляне за двадцать лет не могут разобраться в обстановке и найти радикальный выход?
Б. Если не могут, пусть убираются к чертям.
B. Почему земляне не стреляют? Почему Румата не перебил Рэбу и его сообщников?
Г. Неужели это так трудно: разобраться в феодальном об-ве?
3. Травинский:
A. Повесть рафинированная, для избранных.
Б. Рэба воспринимается не как агент Ордена, а как кровавый запутавшийся дурак.
B. Удар копьем противоречит намерению властей взять Румату живым.
ПИСЬМО АРКАДИЯ БРАТУ, 17 АВГУСТА 1963, М. — Л.
Здравствуй века, любезный брат наш!
Очень рад и доволен, что лето кончается, снова налаживается между нами нормальная связь, и вообще можно счастливо жить и работать по-прежнему, не стесняясь жарой, комарами и скверной с тобой разлукой. Описывать мой отдых не буду, потом при встрече. Я здоров, похудел и черен, как немытый мунгал.[48] Имел интересные знакомства с рижским литературным полусветом. Всё об этом.
В отношении ТББ согласен с тобой полностью. Травинский — балда, если ничего там не увидел, кроме пустенького исторического романа. Или врет, дразнит. Поделать там кое-что надо, и именно то, что ты пишешь: дать за спиной Руматы гигантскую массу коммунистической Земли да вдохнуть в Румату его биографию, объяснить, как и почему стал он разведчиком, что это был совершенно живой человек, а не безликий сафроновский коммунар, а также выявить могущество коммунизма через размах Эксперимента. Для всего этого прежде всего следует выявить целевую установку: я хочу показать, что для Эксперимента нужны люди, менее эмоциональные, чем Румата, крушение Руматы, как разведчика, но тем самым показать, что идея Эксперимента неправильна! Т. е. что Эксперимент — антигуманистичен по отношению к самим разведчикам. Вот так. Подумай над этой идеей. Мне она представляется плодотворной, ибо вскрывает невероятную сложность и противоречивость задач, кои коммунистическое человечество ставит перед собой, а вот сейчас я понял, что имел в виду Травинский: просто идея коммунаров в Эксперименте потонула у нас в достаточно ярком и пестром обилии средневековых потребностей. След., мы правы: яркость линии Эксперимента нуждается в большом усилении.
Читали: Юра Абызов (прелесть что за человек, по духу похож на Севера, по эрудиции — на Манина в математике, что ли…) — сказал, что очень хорошо, но выпирают руссицизмы, подумать над передачей мещанского лексикона. Тут я, между прочим, с ним не согласен. Читала его жена, пришла в восторг, но это не важно. Первую главу я читал Джереми, Войскунскому, Олежке Соколову, Ариадне.[49] Все рады, всем нравится, а Женька Войскунский сразу же с пол-оборота завелся и стал рассуждать о нужности книги в защиту интеллигенции против серости. Идея серого слова и серого дела ему страшно нравится, и вообще всем нравится. Читала Нина Матвеевна,[50] она в восторге, но сразу сказала, что о Детгизе и речи быть не может. На днях даю повесть Ефремову и Ариадне для прочтения насквозь.
О практике переделки. Настоятельно прошу и предлагаю явиться 28 августа на мой день рождения и пробыть до 1 сентября включительно, чтобы нам обсудить всё и распланировать. Очень прошу. Ты мне сейчас страшно нужен. Там обо всем договоримся.
Теперь о других делах.
1. Детгиз требует возмещения лит. убытков в связи с потерей ТББ. Требуют — и Калакуцкая, и Нина — небольшую веселую и легкую вещь для «Альманаха» (Мир Приключений) к концу ноября. Пусть два-три листа. Это придется выполнить. Видишь, опять нужен разговор.
2. Дела с альманахом «Мечта и наука» — дрянь. Строго конфиденциально. Идиоты настояли на том, чтобы верстку послали академику Семенову. Семенов сам читать не стал, а дал Арцимовичу, которому он совершенно доверяет. Арцимович прочел, пожал плечами и сказал: а при чем здесь наука? И — всё. Альманах как альманах зарубили на корню. Будет он выходить только со следующего года. В редколлегию введен Арцимович. А уже почти готовые четыре номера спешно переделываются в рядовые сборники. Мы-то ничего не теряем. «ДР» идет в первом сборнике целиком. Идут также критические статьи. Но всё равно — обидно. И большая задержка. Теперь сигнал ждать не раньше октября.
3. ССП остался как был. Сливать его не будут. Ариадна уверена, что в октябре-ноябре нас примут.
Вот и всё пока. Я бешено работаю над переводом «Пионового фонаря», сдать нужно к первому октября, выжимая до пяти страниц в день.
Целую, всем привет, твой Арк.
Да, никому про альманах пока не говори. Рассказы Варшавского по-прежнему идут в первом сборнике. А наш молодогвардейский сборник будем устраивать, когда приедет из отпуска Бела.
Всё.
«Первую главу я читал Джереми, Войскунскому, Олежке Соколову, Ариадне», — пишет АН. Вероятно, читал он на встрече неформального кружка, сформировавшегося в те годы из единомышленников — любителей фантастики.
Об этом объединении (группе, кружке и т. п.) вспоминают по-разному:
ИЗ: НУДЕЛЬМАН Р. ВСТРЕЧИ И РАССТАВАНИЯ
Как и все в нашей группе, я называл его Аркадием — это соответствовало возрасту и отношениям. То была, действительно, группа — небольшой коллектив единомышленников, сложившийся на базе общего понимания фантастики, да и общественной ситуации вообще. Таких неформальных групп в 60-е было много. Просуществовали они недолго — до чешских событий 68-го года. Наша тоже распалась тогда же. А возникла она еще до моего появления в Москве — я застал ее уже сформировавшейся, с неким планом действий. Я приехал в Москву из Ленинграда, где учился в аспирантуре, усердно читал фантастику, особенно Лема и начинающих Стругацких, и пробовал силы в переводе. Один из переводов взяла для публикации редактор тогдашнего отдела научной фантастики в издательстве «Молодая гвардия» Бела Клюева, и по приезде в Москву я отправился первым делом к ней. Выпал именно тот день, когда, как оказалось, в редакции проходил семинар фантастов, и на нем-то я впервые увидел Аркадия. Выступал Полещук, прочно забытый сегодня автор, присутствовали Гансовский, Ариадна Громова, кажется, Емцев с Парновым, кто-то еще; мне, новичку, каждый был по-своему интересен, но Аркадий оказался интересным вдвойне — как живая половинка самого интересного, как мне тогда казалось (и думается сейчас), автора, — и как человек. Он был каким-то большим, по-доброму шумным и по-доброму насмешливым, очень приятельским и очень ярким. В нем чувствовалось что-то крупное и значительное; проще говоря, в нем чувствовался талант. По-моему, Полещука ругали: рассказ, который он читал, был скучный и затянутый, — но ругали как-то по-деловому, без злости, слегка подсмеиваясь. Аркадий же, энергично обхватывая руками воздух и жмурясь улыбкой, рассказчика защищал, упирая, в основном, на его искреннюю преданность жанру. Потом Клюева заговорила о делах, и тут-то я понял, что существует некая группа и даже какие-то планы — создать издание «Библиотеки всемирной фантастики», протолкнуть через злобно-настороженное молодогвардейское начальство «своих», сделать семинары при редакции регулярными и многое другое.
