Было над чем подумать. Было.
Я – не мелочная и не жадная, но я – за справедливость, чтобы все было по-честному, а вот у Маринки, как я подозревала, на всякую ерунду была своя особая точка зрения.
Виктор, после того как затушил костер, распахнул палатку и занес туда жестянку с дымящейся травой, выгоняя комаров. Всегда приятно, когда кто-то заботится о том, чтобы тебе спокойно спалось.
– Хозяйственный парнишка, – полусонно пробормотала Маринка.
Мы только что с нею решили один важный вопрос – отложили первое купание на завтра – и теперь продолжали болтать ногами, держась за ветки толстенной ольхи. До воды было всего-то полметра, но падать даже с такой высоты не хотелось. Наступала расслабуха.
Виктор молча подошел и сел с нами рядом.
Взошла луна, ее рассеянный свет не делал предметы более видимыми, а наоборот, делал их какими-то необычными, неузнаваемыми. Если бы настроение шатнулось, то запросто можно было бы разглядеть среди деревьев леших, а на воде и следы от хвостов русалок. Однако мучиться такой дурью ни у кого настроения не было, все разговоры постепенно угасли сами собою, и мы просто сидели и смотрели на противоположный берег, думая, что там, среди освещенных окошек деревни, суетится какая-то жизнь с оскорбляющей бытовухой, а здесь тихо и спокойно.
Одним словом, романтика и кайф, жаль только, что все это ненадолго, да и само ощущение кайфа тоже ненадолго. Завтра уже, не обнаружив горячей воды в Волге и возмутившись естественным неудобством присутствия чужого мужчины, мне захочется обратно.
Маринке захочется обратно в запыленный город еще раньше, как только она обнаружит, что некуда подключать ее кофейник, который она, кстати, и не захватила с собою.
Мы посидели еще немного, дружно обзевались и уже все втроем поняли, что пора идти спать, как тут внезапно послышался негромкий плеск. Вот как раз такой, что можно ожидать от русалки, захотевшей приглядеться к новым гостям на берегу ее реки.
– Рыба? – почему-то шепотом спросила меня Маринка, схватив за руку.
– Крокодилы, – таким же страшным шепотом ответила я.
Маринка недовольно ругнулась и прижалась к Виктору. Я уже хотела ей сказать, что метод мести выбран неудачно, но тут же насторожилась и наклонилась вперед: слева из воды и как будто совсем рядом с нами послушался негромкий мужской голос:
– Тихо, Колян, ты слышал?
Маринка замерла, у меня мурашки по коже пробежали, а Виктор перестал флегматично грызть травинку.
Мы стали прислушиваться, но уже было ясно: это не массовый глюк, а хамское нарушение нашей робинзоновской эпопеи.
Тишина вроде вернулась, и даже плески русалкиных хвостов не нарушали ее. Потом снова послышался плеск воды. Сперва, кроме тихого шуршания, ничего не было слышно, потом второй мужской голос так же тихо произнес:
– Показалось, наверное. Ничего не слышу.
– Сейчас посмотрим.
Первый мужчина был уверен, что ему-то точно не показалось, что он слышал Маринкин голос, и он был, конечно, прав, а Маринка – швабра после этого и больше никто. Ее вовсе не просили верещать на все окрестности, как милицейская сирена, могла бы и сдержаться, крокодилов она испугалась, подумаешь…
Недолго я гадала, где находятся совершенно не нужные нам чужие мужики, буквально сразу же после слов «сейчас посмотрим» мы их и увидели.
Слева, из-за низко склонившейся над водой сосны, закрывавшей нам обзор с этой стороны, показался нос небольшой яхты.
Не знаю, как Маринка, а я практически перестала дышать, и вовсе не из-за того, что сильно испугалась, хотя и это имело место, а потому, что в увеличении компании я лично не нуждалась. Мне и так было хорошо.
Пусть в этой яхте хоть сам Сильвестр Сталлоне плывет вместе с Рутгером Хауэром. Хотя нет, насчет Рутгера я, наверное, погорячилась, но он все равно не приплывает, как ни горячись, поэтому я и затаилась.
Яхта медленно проплывала мимо нас, и я, приглядевшись, различила на ее борту двух мужчин, полулежавших на корме и куривших в кулак, чтобы огонек сигарет не был издали виден. Уже один этот момент мне не понравился, и я, нащупав руку Маринки, со значением постучала по ней пальцем.
Маринка нервно отдернула руку, да еще и толкнула меня. Это нужно было понимать следующим образом: и без сопливых знаю!
Я не обиделась: пусть дергается сколько влезет, лишь бы молчала.
Яхта ровным ходом медленно-медленно проплывала мимо нас, влекомая течением, и первый мужчина спросил с сомнением в голосе:
– Ты думаешь, что они где-то здесь, а не дальше? Я бы посмотрел еще и на островах.
– Не ссы, Колян, если их машина у Федотыча на приколе, значит, они где-то на берегу прохлаждаются кверху жопами, а лодку в поселке никто из чужих не брал. Ты смотри внимательно и ищи костер. Здесь они, точно здесь.
– Не видно ничего! – почти в полный голос пожаловался названный Коляном мужчина, и я вздрогнула от этого голоса.
– И я не вижу, – сказал второй.
Мне показалось, что одного из этих ночных яхтсменов я узнала: это был Коля Пузанов, но до конца я не была уверена: опять же пожалуюсь на слабоватое лунное освещение. Луна – это вам не уличные фонари, под которыми иной раз тоже шиш что увидишь.
Яхта проплыла, ее корма качнулась еще несколько раз и исчезла справа, как призрак, словно ее и не было вовсе, как сказал бы Булгаков. Однако, в отличие от древнего Иерусалима, яхта точно была. А по поводу древнего Иерусалима можно еще поспорить: у академика Фоменко и его школы новой математической хронологии есть особая точка зрения, но это к разговору пока не относится.
Итак, яхта проплыла, и плеск волн от ее обводов затих.
Маринка первой нарушила молчание, как оно, впрочем, и должно было быть.
– Это был он? – Она наклонилась к самому моему уху и продышала этот вопрос, одновременно стараясь не упустить из виду и всю водную перспективу перед нами, надо думать, чтобы возвращение яхты не застало ее врасплох. От этого упражнения Маринка стало выглядеть настолько забавно, что я криво улыбнулась в сторону, чтобы она не заметила, и честно сказала:
– Не знаю, мне показалось, что да. А тебе?
– Мне, тоже показалось, – зло произнесла Маринка. – Вот ведь сволочь какая. Оля, да он маньяк, точно маньяк! Другой бы на его месте давно успокоился, а этот прямо вбил себе в голову дурацкую идею и никак очухаться не хочет!
– Идею убить меня? – очень тихим шепотом спросила я, больше для себя стараясь привыкнуть к этой мысли, чтобы не пугаться ее.
Ну хочет убить, ну и черт с ним. Подумаешь: убить хочет! А я, может быть, в Париже хочу жить и заниматься живописью! Вот это идея! А этот кретин: убить хочет какую-то тарасовскую журналистку! Мелко плавает, малыш, хоть и на яхте.
Да и яхта тоже не фонтан – в три корыта длиной, в два шириной и с командой из двух идиотов под миниатюрным парусом. То же мне викинги, маму их за ногу.
Маринка, что-то промурзив нечленораздельное, отвернулась к Виктору. Я не перенесла такого пренебрежения к моей персоне. Дернув ее за руку, я спросила еще раз:
– Идею убить меня?
– Ну да! – повысила голос Маринка и тут же испуганно прикрыла рот ладонью.
Мы прислушались.
Ничего не было слышно, кроме шевеления веток в лесу легким ветерком, и даже всплески воды затихли вдали.
– Ночью звуки по воде разносятся далеко, – умно сказала я, – смотри, накличешь на свою шею приключений, потом не оклемаешься.
– Сперва на твою, – вздохнула Маринка, – а на мою в самую последнюю очередь.
Меня задело это уточнение. Я повернулась к своей подруге, рассуждающей, как наглая швабра, и четко продекламировала предсказание:
– Не беспокойся, мать, и тебе тоже достанется. За компанию.
Маринка что-то хотела сказать, глупость наверняка очередную, но почему-то передумала, встала и молча ушла.
Мы с Виктором остались сидеть вдвоем. Вот странность: после ухода Маринки у меня и настроение улучшилось. Я снова заболтала ногами и постаралась выкинуть из памяти и яхту, и двух хануриков, неизвестно кого искавших в темноте. Говорят же, что ночью все кошки серы, к мужикам эта примета тоже запросто подходит: ночью они все на один голос, да и на одно личико тоже. Простейшие же. Амебы.
На всякий случай, ну для того только, чтобы убедиться в глупости своих собственных страхов, я беззаботно спросила у Виктора:
– Это был Пузанов?
Виктор пожал плечами. Это лучше, чем прямое подтверждение. Лучше бы, если бы он опроверг мои подозрения однозначно. Но даже Виктор при всей его потрясающей чуткости иногда допускает такие досадные промахи. А ведь бывают случаи, когда и соврать можно. Вот как сейчас, например.
Неизвестность – довольно-таки подлая штука.
Может, и ерунда все это, и не касался нас совершенно разговор двух мужчин на яхте, но ведь запомнился же и не идет теперь из головы. А как спать с такими навязчивыми идеями? Вот и я не знаю.
Так сама незаметно и маньячкой станешь. И будешь от людей шарахаться по углам. Надо же, даже за городом достали!
