Рейтинговые книги
Читем онлайн Одинокий голос в звездную ночь - Виктор Мануйлов

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19

Ну, всего хорошего и жму Вашу руку.

Ваш И. Сталин.

6.5.33 г.»

Шолохов еще и еще раз перечитал письмо Сталина. В голове бились мысли одна за другой при чтении письма, точно птицы, только что посаженные в клетку. Ну да, и саботаж был, и много чего было, но весь вопрос в том, что вызвало «итальянку», саботаж, воровство, и многое другое. Уж точно не потому, что казаки такие испорченные люди, что их хлебом не корми, а дай посаботировать и поиграть в «итальянку». Вся штука в том, что люди перестали верить, что их труд будет оценен должным образом. Ведь человек идет работать не потому, что не может жить без работы. Он идет работать, чтобы не умереть с голоду и не дать умереть своей семье. Более того, он хочет, чтобы его труд обеспечил достаток его семье, нормальное существование, и только в этом случае он будет стараться, лезть, что называется, вон из кожи. А когда у него отбирают все, обрекая на голодную смерть, то никакими уговорами и никакими силами хорошо трудиться его не заставишь. Так что, товарищ Сталин, с одной стороны, да с другой стороны, а с третьей — беда идет сверху, а не снизу. В этом все дело. И это как бы повторение пройденного: в девятнадцатом Верхнедонье восстало против расказачивания, а в начале тридцатых оно повторилось, только в другом обличье, хотя Троцкий и многие его единомышленники от власти устранены, но подход к крестьянству, а к казакам — в особенности, как к мелкобуржуазному элементу, в головах бывших его последователей остались. Но стоит ли затевать со Сталиным дискуссию на эту тему? Нет, не стоит. Слава богу, что хоть помощи удалось добиться. Между тем, по большому счету, это же ужасная дикость, когда при нормальных урожаях надо идти на поклон к власти, чтобы она накормила хлебороба. Если Сталин этого не понимает, что весьма сомнительно, то переубеждать его нет ни малейшего смысла. А еще подумалось, что надо будет все-таки написать наркому внутренних дел Ежову, чтобы разобрался во всех этих действительных и мнимых дрязгах.

Глава 13

Миновало четыре года. За это время поднялась промышленность, она потянула за собой колхозы, которые постепенно окрепли стараниями властей всех уровней, и не только на Дону, но и по всей стране, сдача сельхозпродукции государству приняла более-менее организованный и планомерный характер, при этом вознаграждение колхозников за их труд вошло в приемлемую для обеих сторон норму, так что все зависело от того, кто руководит областью, районом и непосредственно колхозом. Был принят устав сельхозартели, брошен лозунг: «Обогащайтесь!», который еще недавно считался контрреволюционным и вредительским, но речь на этот раз велась не о личном обогащении, а о коллективном. Кое-кто из особенно ретивых руководителей пострадал за свою ретивость, но вместе с ними и ни в чем не повинные люди.

Письмо Ежову Шолохов все-таки написал. И комиссия ЦК ВКП(б) в Вешенскую приезжала, составила доклад товарищу Сталину и товарищу Ежову, в котором кое-какие отклонения от партийных и советских норм в отношении некоторых товарищей были признаны, но с политической точки зрения общее руководство сельским хозяйством со стороны крайкома были оправданы и даже одобрены. Кое-что изменилось, кое-кто из особо ретивых руководителей исчез, вместо них появились другие. Но и при них не все шло так гладко, как предполагалось. По-прежнему план сдачи сельхозпродукции преобладал над всеми прочими показателями, независимо от урожайности и природных условий, по-прежнему ценились те руководители, которые выполняли и даже перевыполняли планы любой ценой, так что писателю-коммунисту Михаилу Шолохову забот хватало, и его статьи с критикой особенно ретивых партийных и советских чиновников время от времени появлялись в местных и центральных газетах. А тут началось всесоюзная чистка партийных и всяких иных кадров, отголоски которой до Вешенской доходили по большей части газетными статьями, репортажами о судебных заседаниях и повальными поисками врагов народа. Бывая в Москве наездами, Шолохов ни во что не вмешивался, продолжая бороться за тех, кого знал хорошо и в кого верил. Ко всему прочему примешалось обвинение его в плагиате — будто бы «Тихий Дон» написан другим человеком, а Шолохов лишь воспользовался чужой рукописью. Ни дома, ни в Москве спать спокойно ему не давали. Похоже своим заступничеством и критикой недостатков он надоел ни только местной власти, но и центральной. Сталин отвечал далеко не на все его письма, просьбы Шолохова о личной встрече чаще всего повисали в воздухе.

* * *

Телефонограмма о том, что в станицу Вешенскую ожидается приезд генерального секретаря правления Союза писателей СССР, пришла глубокой ночью на адрес райсовета. Телефонограмму приняли, растолкали мальчишку-посыльного, спавшего на лавке под стареньким полушубком. Мальчишка, зевая, сунул ноги в сапоги, вышел из здания Совета на скрипучее крыльцо и крепко зажмурил глаза, привыкая к темноте. Затем сбежал по ступенькам вниз, доводя до остервенения станичных собак своим топотом, и потрусил на окраину станицы, к массивному, похожему на крепость, двухэтажному дому, который совсем недавно вырос на обрывистом берегу Дона; в нем с некоторых пор проживала семья писателя Шолохова.

Калитка была закрыта, мальчишка, бывавший здесь ни раз, легко с калиткой управился, взошел на крыльцо, подергал за кольцо — внутри раздался глухой звон колокольца.

Открыли не сразу.

Заспанная молодая женщина в длинной исподней рубахе, в накинутой на плечи черной шали с красными розами по всему полю и длинными кистями, показалась в дверях, светя керосиновым фонарем.

— Ну чего там опять стряслось? — спросила недовольно, подняв фонарь и разглядывая парнишку.

— Дяде Мише телеграмма аж из самой Москвы! Распишитесь.

— Не дают человеку спокою ни днем ни ночью, — проворчала женщина, зевая. Она поставила фонарь на широкую доску барьера открытой веранды, склонилась над книгой, выводя длинную роспись на серой строке в неровном свете фонаря, и, возвращая мальчишке карандаш, проворчала: — Иди уж, да не топоти шибко-то.

— Не-а. Велено спросить у дяди Миши, что делать. Может, пролетку послать в Миллерово? Али что?

— Ладно, жди, — и женщина скрылась за дверью, оставив ее полураскрытой.

Из двери тянуло застоявшимся теплом.

Вскоре послышались шаги и перхающий кашель заядлого курильщика. В дверях посветлело. Из них вышел Шолохов, повзрослевший, заматеревший, высокий лоб его казался еще выше от той всемирной славы, которую он снискал себе первыми книгами романа «Тихий Дон». На нем белая нижняя рубаха, штаны на подтяжках, пиджак в накидку, на ногах шлепанцы на босу ногу.

— Здоровенько живешь, дядь Миш, — приветствовал писателя паренек, протягивая руку.

— Здорово, казак, — произнес Шолохов хриплым спросонья голосом, пожимая руку мальчишке. — Так что от меня требуется? Сами там, что ли, решить не могут?

— Поезд будет в шешнадцать часов, дядь Миш. Дядька Ульян спрашивает, запрягать али нет? Али ты пошлешь свой автомобиль? Али сам поедешь встречать?

— Пусть запрягают и гонят в Миллерово, а то опоздают. Сто шестьдесят с лишком километров — не шутка. А мой автомобиль и пяти километров не проедет: застрянет в каком-нибудь просове. Дорога-то еще не просохла.

— Вот и я про то же самое говорю дядьке Ульяну. Автомобиль — он же только по сухому приспособлен ездить. Это тебе не трактор. А дядька Ульян сумлевается… А скажи, дядь Миш, что, Сталин-то, уже не генеральный секретарь?

— Кто тебе сказал?

— Как же! В телеграмме прописано, что едет генеральный секретарь товарищ Ставский. Може, фамилию неправильно прописали? Може, сам товарищ Сталин к тебе в гости наладился? Или как?

— А-а, вон ты о чем. Нет, парень, это совсем другой генеральный секретарь. Сталин — во! — вскинул Шолохов руку над головой, а Ставский — вот, — опустил он ладонь ниже бедра. — Зато гонору — выше облаков… Ну, беги, а то не успеют.

— Бегу, дядь Миш. Успеют. Поезда-то завсегда опаздывают.

— Ладно, беги. Калитку я сам закрою.

И Шолохов, спустившись с крыльца, подошел к калитке, светя фонарем, прислушиваясь, как посыльный, проскользнув в калитку, топотит по дороге большими, не по росту, сапогами. Вскоре опять возник собачий лай, и долго было слышно, как этот лай катится по станице, все удаляясь и удаляясь.

Закрыв калитку, Шолохов присел на лавочку и, достав из кармана кисет с трубкой, принялся набивать ее табаком, думая о том, зачем Ставский направляется к нему, и почему именно Ставский, а не кто-то другой, если иметь в виду письмо, посланное Сталину с просьбой разобраться с неправыми арестами вешенских коммунистов, с пытками арестованных и прочими безобразиями?

И тут он впервые обратил внимание на это созвучие: Ста-лин и Ста-вский. И представил себе, как некий Кирпичников когда-то ломал себе голову над псевдонимом, как хотелось ему выбрать что-нибудь вроде Стальский или даже Сталинский, но он испугался слишком откровенного намека и остановился на нынешнем: Ставский. Боже мой, до чего же иногда люди низко падают, желая возвыситься!

1 ... 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Одинокий голос в звездную ночь - Виктор Мануйлов бесплатно.

Оставить комментарий