- Дюжину принесли. Да двое сами доковыляли. Как видите, у всех обычные раны от присосок. Одного змееголов кусил несильно. А вот этих двоих, - Гаврила Петрович указал на трупы, - никто уже не спасет. Нерадивый помощник мне достался! Ох, нерадивый! Не слушая моих указаний, смазал их раны жиром капоглава.
- Как!? - охнул бас.
- Говорил я ему, - напевно, продолжал лейб-медик, - мажь вокруг. Но зело упрям.
Всяко норовит, сделать по-своему. Теперь мертвы други наши, исправлявшие вину на очистных работах.
Горимысл, кликнув факельщика, пошел смотреть.
- Да, дела! А ты чего скажешь, Илюшка?
- Так велел старший лекарь, - коротко и зло отозвался Донкович.
- Я говорил, вокруг мазать! Вокруг! - опечалился Гаврила Петрович.
- Врет, - рявкнул Илья.
Горимысл осматривал пострадавших. Гавриил Петрович скорбно стоял рядом, сложив руки на животе. Илье светило, в следующую очистку идти на свидание к монстрице.
- Ну, эти двое и так бы преставились, - заключил Горимысл свой осмотр.
Окружающие не спорили. На лице Гаврилы Петровича отразилось глубокое сожаление.
Сегодня комиссия обошлась без Хвостова. Тот бы…
- Как же, как же. А может, Бог дал, и выжили бы, - зачастил лекарь скороговоркой, спасая интригу от развала.
- Что!!! - взревел бас.
- Ой! - медикус прикрыл рот ладошкой и присел даже. - Не подумал. По привычке вырвалось! Больше не п-п-овторится.
- Смотри, еще раз услышу, под трибунал пойдешь! - от басовитого напора дрожали стены.
Похоже, упоминание Высших Сил и спасло Илью от скорого наказания.
На спрос позвали Егорку. Тот, разумеется, подтвердил, что новый медикус по самодурству людей извел. Другого и не ждали.
- Сколько ден ты тут? - спросил Горимысл Илью.
- Три недели.
- Седьмицы?
- Да.
- Твое везение! - И, к лейб-коновалу: - Что же ты, учитель нерадивый, не обсказал за те дни ученику про лекарства твои да про яды?
- Говорил, Горимысл Васильевич, говорил. Каженный день твердил. И про травы и про декохты, и про мази. Про ту, что в корчаге, особо пояснял. Не слушает. Все норовит по-своему сладить. Взялся без дозволения увечья лечить. Едва потом человека отходили.
- Кого? Обзови.
- Запамятовал. Егорка, не помнишь?
- Неа. Ушел тот парень и сгинул. Убег, от нового медикуса спасаясь.
- Правду речет сирота, - опять сбился на блеяние Гаврила.
- А ты что скажешь в свое очищение, Илюшка Николаев сын Донков?
Мураш не ошибся: Горимысл был памятлив, умен и не склонен к поспешным решениям.
- Коллега, вероятно, вспомнил больного по имени Руслан. - Илья успел несколько успокоиться. Руки уже не так чесались, свернуть лейб-душегубу шею.
- Из татаровей? - мимоходом спросил Горимысл.
- Не знаю. Не спрашивал.
- Много иноплеменных прозвищ у нас в слободе. Ладно. Говори дальше.
- Так складывать кости, как делает ваш медикус нельзя, - Илья начал с самого на его взгляд важного. - Кости сначала надо вправлять, только потом одевать лубки.
Иначе человек останется калекой.
- Говорил я тебе! - взревел бас на медикуса. - Продолжай, Илюшка.
- Тот парень полностью поправился. Если его разыскать, думаю, он подтвердит. Да и сами все увидите.
- Где ж его сыщешь? - плаксиво запричитал Гаврила Петрович, - Бежал больной от дохтура сего страхолюдного, только пятки сверкали.
- Бежал?
- Улепетывал.
- Значит, ногу ему правильно твой помощник сложил, - неожиданно припечатал Горимысл.
Гавриле Петровичу осталось, прикусить язык.
- Приговариваю: Илюшку из лекарни забрать. Друг дружку потравите - ладно. Людей последних ведь изведете. Знамо, медикус за свою правоту ни здорового, ни больного не пожалеет. Ни старого, ни…
Малого, - закончил про себя Илья. И домыслил фразу: по тому что не было детей в благословенном городе Дите. Отсутствовали. Если и проявлялись, исчезали тотчас.
А свои? Женщины не родют, - поведал, забежавший в гости Мураш. И дальше на расспросы любопытного проявленца отвечать не стал. Не знает в чем дело, или не велено говорить? Разносить, так сказать, вредные слухи? Низь-зь-зья!
Все как дома. Там тоже долго было низь-зья. А когда стало зя, голодный желудок и больная совесть заставляли пахать, а не заниматься трепом. Общественную нишу заняли те, кто или имел много денег, - они покупали телеканалы и вещали на миллионную аудиторию - или много свободного времени для брехливых выступлений на митингах.
Навалилась каменная усталость. Илья стоял, глядя в одну точку, и тупо мыслил: жизнь в городе Дите и не жизнь вовсе. Сбил его тогда пьяный грузовик. И попал таки грешный доктор в Ад, где нудно, пыльно, волгло, муторно… и вечно. Однако вон же - умирают. Ну, это те, кому особо повезло.
- Очнись, Илюшка, - прогремело над ухом. - Ступай за мной.
А на улице, когда выбрались из влажной духоты:
- Пондравился ты мне. Будешь при комиссии сидеть, хвори определять.
Душа, ловившего каждое слово лейб-медикуса, явственно поползла в пятки, по пути освобождая от себя организм. Личико на глазах сморщилось, будто шарик сдули.
Руки повисли. А там и весь он отстал.
В гору поднимались неспешно. Впереди, естественно, Горимысл. За ним - свита, в хвосте которой терялся Илья. Он быстро устал. Стало жарко. Пришлось снять куртку и нести в руках. Тошнило. Мысли объявлялись отрывочные и не вполне логически безупречные. Пондравился? - это как? Это что? Горимысл свет Васильевич, так, укрепляет свои позиции против Хвостова? Или честно болеет за дело? Правдоподобно и от того опаска пробирает. Видели, знаем, плавали. Как выручил-поднял проявленца, так и скормит его при случае. Не жалко. Кто Горимысл и кто Илья? А если "пондравился" и есть главный аргумент, от которого все танцуется в городе Дите?
Ну, попросят тебя: присмотри за Хвостовым: что сказал, что сделал; компромата накопать… Какая же, хрень в голову лезет! Это - инхфекция, не иначе. Должно, от лейб-коновала заразился - подлючесть кудрявая, передается при словесном контакте, распространяется на не привитых. Привитые переносят в легкой форме, исключительно молча.
Так, о чем я думаю? О человеческих ценностях? Браво! Тащусь в мэрию города Дита, находящегося, согласно описаниям где-то в шестом круге Ада, и размышляю о подлости. Вы, г-н Донкович, рехнувшись? Или все же не Ад? Значит - выжить!
Зубами прогрызть дорогу назад. А если придется - по трупам?
Илья остановился. Комиссия уходила. Следовало отдышаться. Предыдущая мысль канула.
Он не стал ее догонять. Не захотел?
Или время не пришло?
Мэрия располагалась в здании из трех этажей - поверхов - как отрекомендовал Гороимысл. Против опасения, что тотчас потянут на в присутствие, новому эксперту показали его комнату. Казематик с узким оконцем под потолком даже умилил. Три недели в людной палате под стоны увечных и храп Гаврилы научили ценить одиночество.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
