К ночи я вернулся в Кампаменто и при свете мерцающей свечки стал возиться с гамаком под оглушительный вопль тысяч лягушек внутри и вокруг дома. Забравшись в гамак, я уже не смел шевельнуться. Ночь была для меня нелегкой. Из гамака я, правда, не вывалился, но и уснуть не мог. Все долгие ночные часы я лежал без сна под тонкой противомоскитной сеткой и тихонько покачивался в гамаке. Мысли мои перенеслись к далеким временам древних майя, когда вот такое же кваканье лягушек нарушало тишину ночи, сменившей длинный знойный день кровавых жертв у священного колодца. Потом я вспомнил молодого немца, убитого вблизи сенота, и даже привскочил в гамаке, представив вдруг, что уже завтра я буду в Кинтана-Роо и, может быть, тоже во власти безжалостного проводника.
За час до рассвета я вылез из гамака, думая о нем в ту минуту не очень лестно, вышел на улицу и забрался на вершину самой высокой пирамиды Кукулькан. Отсюда можно было увидеть первые лучи восходящего солнца, осветившего верхушки деревьев в бесконечном лесном океане. Я знал, что на востоке расстилаются джунгли Кинтана-Роо и лежит тот неизвестный берег, который мне предстояло вскоре увидеть. Внизу, у основания пирамиды, находился Храм Воинов, к югу от него — необычная для архитектуры майя круглая башня обсерватории, а кругом над деревьями возвышались огромные постройки Чичен-Ицы. Майялуум, земля майя, лежала у моих ног, и я представил, как в эти храмы входят индейцы майя, разговаривая на своем странном языке, а себя самого я вообразил верховным жрецом.
Солнце медленно вышло из-за горизонта, и вдруг верховный жрец опрометью сбежал по крутым каменным ступеням пирамиды — в эту минуту хлынул сильный тропический ливень, который земля впитывала с явным наслаждением. Я стоял и слушал, как барабанит дождь по железной крыше Кампаменто. Мне было грустно. Казалось, что этот дождь послан как проклятие ужасных Чаков, живущих на дне колодца.
Будь я образованным майя, мне бы не пришли на ум такие мысли, потому что дождь, начавшийся на другой день после моего приезда в Чичен-Ицу, вполне согласовался с календарем майя. Не старым календарем, а современным, где применялись методы предсказания погоды древних майя. Календарь печатался в замечательном ежегоднике Юкатана «Альманак эспиносо»[15].
Я помчался к домику сторожа, чтобы посетовать на погоду, но не успел раскрыть рта, как его жена с восторгом воскликнула:
— «Эспиносо» опять не ошибся!
Проклятый «Эспиносо», ведь у меня даже не было с собой плаща! Я вышел и сквозь струи дождя в последний раз оглядел развалины, в особенности высокую пирамиду, удивительным образом построенную поверх другой пирамиды. Внутри у нее есть тайный ход, ведущий в маленькую комнату. Там возвышается трон с изображением красного пятнистого ягуара.
Вскоре подошел автобус, и я уехал в Вальядолид, где рассчитывал приобрести какую-нибудь обувь.
Как только автобус остановился на площади Вальядолида, ко мне с хохотом и криками подбежала целая орава мальчишек, а потом к ним присоединились и взрослые мужчины. Очевидно, причиной такого шумного веселья была моя борода. И в самом деле, короткая щетина, отросшая на моей физиономии за несколько дней, придавала мне довольно смешной и нелепый вид. Однако меня вовсе не радовало все это оживление. Наоборот, я был напуган и опасался, как бы у меня не стащили вещи. Бегая по городу в поисках обуви, я таскал за собой весь свой багаж. Но, как я уже говорил, ноги мои, вполне нормального для европейца размера, для майя были просто чудовищными, и вскоре не только моя борода, но и мои злосчастные конечности стали объектом всеобщих насмешек.
Смех этот просто вымел меня из Вальядолида. По крайней мере мне так казалось, и потом я еще очень долго вспоминал об этом случае с неприятным чувством.
К Пуэрто-Хуаресу вела довольно узкая грунтовая дорога. С каждой остановкой пассажиров в автобусе оставалось все меньше, джунгли становились все выше, а селения попадались реже и реже. Это были уже маленькие деревушки без церквей, всего лишь горстка убогих, обветшалых хижин майя на расчищенных у дороги полянках, наполовину вновь отвоеванных джунглями. Здесь мне впервые пришлось узнать, что солнце может так же угнетать человека, как и дождь. Это был настоящий тропический лес, мокрый от утреннего ливня и прогретый полуденным солнцем. Даже под деревьями нельзя было найти прохлады, а все вокруг казалось сплошной гниющей массой листвы, пальм и лиан.
Теперь в автобусе мы оставались только вдвоем с шофером и целый час катили без остановок. Дорога бесконечной лентой тянулась между двумя стенами густой зелени.
Внезапно этот узкий коридор оборвался, и автобус выехал на большой расчищенный участок, застроенный бараками. Над их железными крышами поднимались стены огромного унылого склада. Эти безобразные постройки, появившиеся так неожиданно, производили гнетущее впечатление.
— Леона-Викарьо, — сказал шофер, будто догадываясь о моих чувствах.
Когда он остановил автобус, к нам подошли три человека, похожие на бандитов. Поляну пересекала ржавая узкоколейка, и повсюду валялись перевернутые вагонетки.
Леона-Викарьо, расположенная на границе штата Юкатан и Федеральной территории и называвшаяся прежде Трес-Мариас, была самым крупным поселением чиклеро. Однако за последние годы она потеряла свое былое значение. Сейчас в поселке никого не было, кроме нескольких сторожей-мексиканцев, так как в апреле сбор чикле еще не начинался.
Тогда я не знал, что этот безлюдный поселок славился во всей Мексике как место, самых страшных убийств, драк и других жутких преступлений. Сюда со всех сторон раз в неделю стекались тысячи чиклеро с хорошей выручкой после продажи чикле. Ром лился рекой, а чиклеро предавались своему излюбленному развлечению — резали друг друга мачете. В Леона-Викарьо устраивались даже балы, привлекавшие со всей Мексики проституток, всегда готовых избавить этих парней от их большого заработка. Мужчины и во время танцев не расставались со своими пистолетами, ружьями и мачете. Позднее, когда мне пришлось столкнуться с чиклеро, я узнал много страшных подробностей о Леона-Викарьо, где убийства были такой же насущной потребностью, как вода и воздух.
Узкоколейка была проложена прямо через густые джунгли и доходила до местечка Пуэрто-Морелос на побережье Кинтана-Роо, в восьмидесяти милях к северу от Тулума. Вагонетки на узкоколейке тянули мулы. Сейчас дорога бездействовала и успела уже сильно зарасти. Перед началом сезона ее расчищают. Добраться по узкоколейке от Леона-Викарьо до побережья можно за полтора дня. Совсем недавно, всего за год до моей экспедиции, эта дорога была единственной на побережье.
